Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики - Александр Никонов

— Надо же, как у меня в общежитии — догадливый стукачок! — подумал я.

— Вот включаю я эту лампу и слушаю его, переспрашивая, чтобы погромче говорил и повторял. Вы позволите поставить бобину с лентой?

Я подготовил магнитофон к работе на воспроизведение на низкой скорости, как и была записана бобина (тогда еще кассетные магнитофоны у нас были в редкость, преобладали магнитофоны с лентой на катушке или бобине, как в фильмах про Штирлица). Поставил бобину и нажал на клавишу. Качество записи было, конечно, не студийное, но все слова были понятны. Несколько мешал сильный кавказский акцент Поносяна, усилившийся, видимо от волнения. Реплики Ильича вообще были слышны отлично. Загробный тембр голоса Поносяна усиливал мрачное впечатление от прослушивания.

Вот, коротко, содержание записи:

«Гулиа пришел ко мне в гости с этой пьяницей Летуновой с химии, видимо она — его любовница. Он сильно выпил, язык его развязался; я же не пил совсем и все запомнил. — Мне, — говорит Гулиа, — не нравится, что здесь в институте еврейский притон. Тебе, как кавказцу, открою мой план, думаю, ты поддержишь меня. Я становлюсь зав. кафедрой, срочно вступаю в партию, защищаю докторскую и получаю профессора. Кроме старого Абрама во всем институте ни одного доктора или профессора. У меня есть рука в министерстве, мы снимаем Абрама, и ректором становлюсь я. Горком партии будет только доволен, что ректором станет не еврей. Ну, а потом мы разгоним весь этот притон, и заменим евреев на кавказцев — грузин, армян, осетин, абхазов, азербайджанцев. Ведь квоты существуют отдельно для евреев, для грузин, армян и так далее! То есть мы можем весь институт сделать нашим! Ну, а прежде всего, надо избавиться от неграмотных неотесанных преподавателей. Когда я стану завом, я тут же заменю их на моих друзей из Грузии — кандидатов наук, не могущих найти достойную работу и квартиру. А первым надо ликвидировать этого Стукачева — он слишком много знает обо всех. Думаю, что он ведет досье на членов кафедры, этого нам не нужно! И давай поливать матом и ректора, и его нацию, и вас, Михаил Ильич!»

«Я считаю», — продолжал гундосить магнитофон — «что я сделал вам устное сообщение и прошу довести содержание моего сообщения до ректора. А через день-два я и сам доложу ему об этом же. Но вы — заведующий, и вы должны первым оградить кафедру от такого проходимца! Когда буду докладывать ректору, я скажу, что сперва доложил вам по субординации и просил вас довести все до руководства. И если вы не сделаете этого, то вы покроете проходимца, значит — и вы с ним заодно! А если ректор не примет мер, то у меня есть хороший компромат и на него!» — пригрозил Поносян.

— Что я пережил тогда, — продолжил Ильич, — но все же решил пойти и доложить ректору. Я ведь только сказал, что был у меня Поносян и рассказал то, что вы слышали, предложив донести это до руководства — ректора.

Ректор во время разговора не поднял глаз от стола. «Спасибо, идите!» — только и сказал он. А уже назавтра Поносян зашел с докладом к ректору сам, и тот рассказал ему, что я был у него.

— Иуда я, предатель, и поделом мне все! — вдруг запричитал Ильич.

— А что это — все? — переспросил я у Ильича.

— А то, что он подал ректору докладную, что я не соответствую своей должности доцента, так как не имею ученой степени, научных трудов и веду занятия на недопустимо низком уровне. Он посещал мои занятия и как завкафедрой сделал такой вывод. Теперь меня не переизберут по конкурсу, а срок избрания — в феврале. А на мое место он уже подготовил кандидата наук из Еревана, по-русски почти не говорит, не преподавал ни дня! Так мне и надо, Иуде Искариоту, предал я вас — и поделом мне! — снова запричитал Ильич и на глазах его показались слезы раскаивающегося Иуды.

— Спасите старика, слугой верным, рабом буду вам! — и Ильич снова решил упасть на колени, но мы коллективно удержали его.

— Вот сволочь! — единодушно высказались все присутствующие в адрес Поносяна.

— Так, — решительно сказал я, — пишем письмо запорожцев султану, то есть присутствующих — Абраму. Снимем гада — Поносяна с должности и посадим туда вашего друга, то есть меня! Все проголосовали «за».

Я достал пишущую машинку «Москва», вставил туда пять закладок бумаги и посадил Лилю печатать.

«Ректору ТПИ тов. Рубинштейну А.С.

копия: в Партком ТПИ копия: в Профком ТПИ Заявление Мы, нижеподписавшиеся, …».

Не буду приводить бюрократических мелочей заявления, скажу только, в чем мы обвиняли Поносяна.

1. Принуждение к ложному доносительству М.И. Стукачева на доц. Н.В.Гулиа с непредоставлением конкретных доказательств обвинения (свидетельские показания, магнитофонные записи и пр.).

2. Разжигание национальной розни и антисемитизма в ТПИ.

3. Сбор компромата на ректора в виде порочащих его фотографий на отдыхе в Кисловодске.

4. Попытка несправедливого увольнения опытного преподавателя М.И. Стукачева, как невыгодного свидетеля.

Резюме: требование разобраться в ситуации и наказать провокатора — доц. Поносяна Г.А.

Подписались все кроме Тамары, которая не присутствовала на собрании, и Лили — она хоть и присутствовала, но была с другой кафедры, и не ее, вроде, это дело.

Наутро Ильич подал в канцелярию заявление и получил расписку на своем экземпляре. Днем я зашел к Жоресу Равве, «по секрету» рассказал об антисемитских выходках Поносяна, о его доносе ректору, о сборе им компромата, и о том, что я не хочу работать с таким гадом, а хочу — с таким справедливым и хорошим человеком, как Жорес.

— Перейду на работу со своей темой и деньгами! — добавил я. — И еще, — после защиты докторской обещаю не подсиживать вас, а претендовать на то место, которое ректор мне и обещал, — на «Теоретической механике».

Жорес матюгнулся в адрес Поносяна, и сказал, чтобы я писал заявление «по системе бикицер», потому что лекции читать некому.

Испорченный Новый Год

Подошел Новый 1969 год. Мы с Лилей и Тамарой решили справить его втроем. Но потом Роман и Галя тоже «напросились» к нам.

— Надо усыпить бдительность Тони, — предложил Роман, — давай возьмем побольше бутылок, зайдем ко мне, напоим Тоню, а сами по-быстрому улизнем.

Я сдуру согласился. Мы взяли водки, пива, портвейна и шампанского. Роман жил от меня километрах в двух. Кроме того, между нами был довольно большой парк, который мы переходили, если шли пешком. Мы сели на транспорт и часам к восьми вечера зашли в квартиру к Роману.

Тоне не понравилось, что пришел я, но она была довольна, что Роман собирается, как он сказал, встречать Новый Год в семье. Детишки — одна школьница, другая — лет пяти, крутились вокруг папы. Роман открыл водку и предложил выпить за старый год. Запили пивом. Еще раз — за старый год, и снова запивка пивом.