Сегодня - позавчера. Трилогия - Храмов В.

  Сели с Громозекой, морячком и врачихой (вот почему моряк безматерно крыл - докторша всё время рядом была) в Единорога с простреленным стволом. Экипаж машины был отправлен в запас, за рычаги сел сам Громозека. Натянули на крышу корпуса ещё одну масксеть и перебазировались на 300 метров вправо. Громозека ловко загнал Единорога в подготовленный капонир.

  И только тут я понял, что накосячил - кто мне будет в стереотрубу смотреть?

  Докторша предложила свои глаза (жаль, что только глаза) к моим услугам. Блин, что со мной? Что в ней такое вызывает во мне такой резонанс? Год я уже тут, на баб не тянуло, не до них как-то было, а тут вдруг... Аж волосы на руках дыбом стоят. Шучу - сгорели они.

  Доложился Мельник. Занял удобную позицию. Засаду огневую будет делать. Благословил.

  - Воздух, - крикнул Громозека.

  - Мимо идут, - сказала докторша, - Восемь штук.

  - Морячок, слышь, это твоих пошли шатать.

  - За... к-хе... заколебаются! - раздался смачный плевок за борт.

  - Ну, ты всё одно, братков предупреди.

  - Будь спок, командир, всё будет в полном штиле.

  - Ну-ну.

  Запад загремел, загрохотал. Воздух наполнился свистом, рёвом.

  - Началось! - закричала докторша, кинувшись на меня, вжимая меня в угол между казёнником орудия и сидением командира самохода.

  Земля вздрогнула, пошла вибрацией, загрохотали разрывы вокруг.

  Но... Её лицо оказалось рядом. Я глубоко вздохнул воздух, надеясь уловить её запах, но в носу была лишь вонь сгоревшего человеческого мяса. Её ушко и прядь каштановых волос были прямо передо мной. Я поцеловал её пониже ушка. Она вдавила мне кулачёк в живот. Я ещё поцеловал. Ещё кулачёк. Её карие глаза, пылая огнём, впились в мой левый глаз. Она оглушительно зашептала:

  - Товарищ майор, как вам не стыдно! Сейчас же прекратите! Как вы можете думать об этом сейчас?! На вас ответственность за тысячи жизней, судьба Воронежа! Не отвлекайтесь!

  - Я не могу. Ты свела меня с ума!

  - Я сейчас же застрелюсь!

  - Ты чё?

  - Если вы не возьмёте себя в руки, я сама избавлю вас от помехи!

  - Не надо, прошу! Я... я... чёрт возьми! Как не вовремя! Будь проклята эта война! Да слезь же с меня, строптивая вредная девчёнка! Совсем затоптала бедного больного недобитого шизофреника!

  Гогот двух мужичьих глоток был ответом. Докторша фыркнула, обиделась.

  - Чё ржёте, мерины стоеросовые? Доклад!

  - КП расхерачили в щепу! Долбят основательно. Мы, пока, целы, что на передке - не видно. - Проорал Громозека, высунув голову из отсека управления к нам в рубку.

  И тут же, как в ответ на его слова, рядом бухнуло, горстью гороха прохрустело по броне Единорога. Каким-то неосознанным действием я схватил женщину, сжал, запихал куда-то под себя, закрывая от угрозы собой. Громыхнуло ещё три раза, ещё 3 раза било картечью осколков по броне, но, хвала уральским сталеварам! - броня выдержала.

  - Отпусти, медведище, совсем сломал! - простонала докторша.

  - Извини, - я тут же ослабил хватку, стал её ощупывать (ох, и фигурочка!), - Цела?

  Ответом была пощёчина по сгоревшей морде. Я взревел от боли, она взвизгнула, стала суетиться, дуть на бинты, махать ладошками, даже поцеловала стрептоцидные бинты на моей щеке.

  - Командир! Немцы!

  - Отставить, товарищ доктор! Музыкальная пауза закончилась. Будьте добры, пересчитайте мне, пожалуйста, немецкие танки. Это такие здоровые квадратные тракторы.

  Она фыркнула, с грацией кошки (гимнастка?) извернулась и прильнула к окулярам стереотрубы, стала крутить регуляторы. Со знанием дела, меж прочим.

  Морячёк встал на одно колено, каской приподнял масксеть, приложил к глазам здоровый, морской, наверное, бинокль и стал диктовать цифры в трубку.

  Резко откинулся полог масксети с кормы, я рефлекторно извернулся на полу, поворачиваясь к корме, хапая забинтованной рукой за пустую кобуру. Но это был командир комендантского взвода.

  - Живы? Все целы?

  - Все. Напугал, морда чекистская! Почему я безоружен?

  - О, очухался! Как ты стрелять собрался?

  - Тебя не икает! Оружие мне!

  Он протянул мне свой ППС.

  - У вас гусеница порвана. - сообщил он.

  - Громозека, слышь?!

  - Уже иду! - донеслось глухо из недр Единорога.

  - О, боженьки! - вскрикнула докторша.

  - Что?

  - Их так много! Что же нам делать!

  - Конкретно - сколько, чего?!

  - Под сотню, - ответил вместо неё Чекист, - одних танков полсотни.

  - Так, залазь, давай! Радистом будешь!

  - Я привел радиста. Иващенко, ходь сюда! Совсем плох, командир?

  - А ты попробуй!

  Чекист сморщился:

  - Не хотелось бы.

  - Мне хотелось?

  Он пожал плечами, потом кивнул мне глазами и побежал дальше.

  С появлением радиста, посыпались доклады. Чувствовалась нервозность командиров. Сто боевых машин на 1 км фронта - это сила! Пусть танки только половина - всё одно - не сдержать! Дивизия! Её, в хвост и гриву!

  Воюю вслепую.

  Про истощение ресурса.

  Надо успокоить людей, что-то придумать. А мне что-то совсем херово стало. В глазах бордовые всполохи, боль накатывает тошнотворными волнами, в ушах набат колокольный. Как всё неудачно складывается! Прохор! Где этот подросток-экстрасенс?!

  Как по волшебству он и появился. Как горный, свежий и холодный, воздух сдул всю эту муть, в глазах (глазе, левом) прояснилось.

  - Сделай что-нибудь, брат! Подними меня на ноги! Хоть на день! Отобьем немца, а там и помереть можно, - прохрипел я.

  Надо мной склонились четыре головы. Холодные стволы глаз Чекиста, огромные от ужаса глаза докторши, красно-чёрное ухо Громозеки, две дорожки слёз из-под крепко зажмуренных глаз Прохора. Я чувствовал горячие утюги его ладоней на своей груди. С каждой секундой мне становилось легче.

  Стволы глаз Чекиста сместились с моего лица на лицо докторши.

  - Сердце не выдержало, - прочёл я по губам.

  Тут Прохор дёрнулся всем телом, вытянулся, рухнул на меня. Его быстро сняли.

  - Как он? - спросил я.

  - Как ты? - спросил Чекист, проигнорировав мой вопрос.

  - Лучше, помогите подняться. И Прохору помогите. Блин, как бы я был без него?

  Меня подняли. Оказалось, я терял сознание. Я не помнил, как меня вытаскивала из Единорога.

  - Связь на общей волне! - Приказал я, хватая Чекиста за руку и выворачивая её, чтобы взглянуть на часы. Мои-то в очередной раз накрылись вчера.

  - Слушаем все Медведя! - сказал я в трубку, - Вот и пришёл час нашего последнего и решительного боя. Я верю в вас, Братья! Верю, что руки ваши тверды, сердца крепки. Мы не сдадимся! Мы не побежим! Бейте фашиста крепко и смело! Стоять на смерть не нужно. Как почуете, что надо отходить - отползите. На запасную позицию, правее, левее. Не стойте на месте! Маневрируйте! Будьте везде и нигде! Пусть у немца земля под ногами загорится. Не лезьте в лоб. Бейте в борт. Ещё раз повторю: огонь и манёвр! Удачной охоты, братья!

  И вдруг на общей волне вклинился незнакомый звонкий девичий голос:

  - Товарищи! Не бойтесь! Сражайтесь! Сталин с нами!

  Голос был настолько силён, а слова так точно попали в цель, что дрожь побежала по спине.

  - Что это было?

  - Кто это? Как? На нашей волне? - сыпались вопросы со всех сторон.

  - Не важно! - закричал я, - Работаем! По машинам!

  Радист протянул мне трубку. Это был мой начштаба. Оказалось, пробомбили мой ремзавод, Гинзбург ранен.

  - Шошь так херово-то всё! - взвыл я. Если потеряю полк - по голове не погладят, а за генерала-конструктора - просто голову открутят, как перегоревшую лампочку. Да не в этом дело! Человек-то неплохой. И нужный. Что делать?

  - Что случилось? - спросил меня голос жены. Меня аж затрясло. Зачем ты говоришь её голосом?

  - Ты! Точно - ты! В тыл! Спаси его, слышишь! Бери Прохора и спаси его! - я схватил её за плечи, затряс так, что голова её стала болтаться, пилотка упала.

  - Кого?

  - Генерала! Еврея! Конструктора! Это тот, что придумал наши самоходки. Спаси его!

  - Я за твою жизнь отвечаю.

  - Пох, слышь, пох на мою жизнь! Генерала спаси! Нам нужна его голова! Нам нужны его изобретения!

  - Нет, у меня другой приказ!

  - Нет, у тебя теперь этот приказ! Я - твой командир! Садись в Единорога!

  - Нет!

  - Гля! Я щас застрелюсь, нах! И не станет твоего приказа, сука! Делай, что сказал, пока в табло не дал!

  Она в ужасе отшатнулась, заревела.

  Чекист осуждающе смотрел на меня.

  - Что вылупился? Сопроводишь! Я вас, сук! Бери этот самоход, Прохора, врачиху и дуй на ремзавод! Она до Прохора отработает. А сам потом паникёров наших разворачивай.

  Взгляд Чекиста изменился.

  - Думаешь, побегут?

  - Ты чё время тянешь? Каждая секунда дорога! Да, сам! Этот щегол сможет остановить панику? Нет? Не её же мне посылать?