Руина, Мазепа, Мазепинцы - Николай Костомаров

служилые с туземцами.

В 1702 году полуполковник Левашов, идучи с отрядом мимо

городка Кишенки, послал туда приказание, чтоб его встречали с

хлебом-солью и с дарами, и он за то не станет трогать их города.

Кишенцы послушались, вышли к нему с возами, наполненными

хлебом, гусьми, курами, напитками и еще поднесли ему <в

почесть> 15 талеров деньгами. Левашов все это принял, но, противно

своему обещанию, вошел в город и расположил там свой отряд: его ратные люди объедали жителей, обожгли у них подворки, овины, разорили огороды. Так прошло несколько дней. Выходя

из Кишенки, Левашов кишенцам <дал руку> (т. е. обещал), что

уже теперь не будет им разорения. Однако, дошедши до Перево-

лочны, он послал назад в Кишенку взять у тамошних жителей

плугов и волов и не прислал их назад, а бедные кишенцы

принуждены были сами ехать за Днепр и выкупать за чистые талеры

своих волов. При этом, когда один кишенец напомнил

полуполковнику, что великий государь так делать не велит, Левашов чуть”

не проколол его копьем и кричал: <Полно вам, б… дети, хохлы

свои вверх поднимать! Уж вы у нас в мешке!> Другой начальник, Скотин, шел через порубежные днепровские города, и бывшие в

его отряде ратные люди в городах и за городами людей били, с

ножами на них бросались, иных, как татары, в неволю брали (в

вязеню держали), а когда козацкие начальные люди пошли к нему

с поклоном, то он велел ударить в барабаны, чтоб их не слышать, и затем приказал прогнать их бердышами. В Кереберде во время

ярмарки в день св. Онуфрия московские служивые люди, плывя

по Днепру, пристали к берегу и стали с своих суден торговать

вином, а так как продажа вина там была на откупе, то жители, по настоянию арендарей, ходили просить <москалей>, чтоб они

перестали торговать и понесли к ним хлеб-соль, но <москали>

бросились на них с дубинами и копьями, а некоторых, схватив, увели к себе на суда, как пленных, и потом пустили, обобрав, чуть не голыми, да еще обрезали им волосы в знак бесчестия. В

том же 1702 году гетман писал в приказ, жалуясь огулом на

ратных людей, которые, проходя через города и села Полтавского

полка, бесчинствовали, забирали в качестве подвод лошадей и не

ворочали иначе, как взявши с хозяев взятку, а становясь во

дворах, совершали над малороссиянами всякие неправды, поругания, 17* 515

грабежи и даже убийства. <Что между нашими людьми и

приезжими москалями драк бывает, того и описать невозможно!> -

выражается в донесении гетману один козацкий чиновник.

Не только в Гетманщине, но и за ее пределами, как уже мы

видели, прорывались такие же грубые выходки великороссиян над

малороссиянами. В Путивльском и Рыльском уездах

великороссийские помещики заманивали на свои земли малороссиян, искавших селитьбы, а потом домогались, чтобы те поступали в число

их крепостных, и <побивали их жестоким мучительством>. По

жалобам, которые беспрестанно присылались от гетмана в приказ, царь в 1701 году дал подтвердительный указ воеводам <с великим

подкреплением, буде вперед малороссийским людям от

кого-нибудь станется обида от воеводского или полковничьего недосмотра

и за то начальным людям быть в казни и в вотчинах отписаны

будут>. Но и после такого строгого царского указа в январе

следующего 1702 года в Комарницкой волости (Орловской губ.) крестьяне били и бесчестили посланца самого гетмана, отправленного

к царю, и ехавших с ним малороссиян: по жалобе на то царь

приказал произвести розыск, и тех, которые признаны будут

виновными, сослать в Сибирь с женами и детьми.

Такие-то явления располагали опасаться народного волнения

в Украине, если запорожцы задумают повторить Петриково дело.

Были признаки, заставлявшие гетмана и старшин полагать, что

теперь посольство отзовется к подобному событию иначе, как было

несколько лет тому назад. В конце 1702 года гетман созвал

полковников и сделал им такой вопрос: следует ли совокуплять полки

с тем, чтобы не допускать запорожцев до вторжения. Все

полковники дали такой ответ: <Если совокуплять полки, то на

оставленных козаками местах скорее могут вспыхнуть бунты между по-

спольством, потому что там не будет начальства. Лучше

расставить на приличных местах два или три полка, а остальные

полковники пусть остаются с своими полковыми старшинами в

своих полках и пусть наблюдают, какое влияние на поспольство

будут производить вести о запорожских злоумышлениях, сам же

гетман с компанейцами и с охотными козаками будет стоять в

Гадяче и смотреть на неприятельские обороты, чтобы чинить

военный промысел по мере надобности>. Гетман побудил и киевского

митрополита с своей стороны послать к запорожцам пастырское

увещание не вступать в связи с неверными и не поднимать

оружия на единоверных братии, жительствующих в Гетманщине и

в слободских полках. Сам гетман отправил запорожцам послание, уверял, что никто не думает нарушать их вольностей, указывал

на печальные последствия междоусобий в Правобережной

Украине, где столько городов, сел обращено в пепел и где столько

жителей погибло от меча или взято в неволю, убеждал запорожцев

516

жить в союзе и дружбе, покоряться властям и обещал

ходатайствовать за них перед царем. На такое послание кошевой Горде-

енко снова отвечал гетману резкою и грубою выходкой.

Нужно было во что бы то ни стало умиротворить Украину, тем более что события на правой стороне Днепра, где русский

народ вступил в открытую борьбу против польского панства, волновали левобережных малороссиян и возбуждали их к побегам за

Днепр с намерением биться там против извечных врагов всего

малороссийского народа. Одобцять такую борьбу не было тогда в

видах русского государя, который с тогдашним польским королем

и с Речью Посполитою вступил в союз против шведов. Нельзя

было притом не иметь в виду и того обстоятельства, что соперник

и враг царя Петра, шведский король, с каждым днем приобретал

успех в Польше, отторгал от польского короля на свою сторону

польских панов, манил их обещаниями усмирить правобережных

украинцев, бунтовавших против панства, перенести войну на

левую сторону Днепра и привести весь малороссийский народ в

прежнюю покорность польской Речи Посполитой. При таких

угрожающих слухах неблагоразумно было оставлять запорожцев в

раздражении против московской власти. Гетман получал сведения

о польских делах уже не от вестовщиков, которые выбирались из

людей всякого звания, а прямо от польского коронного гетмана

через нарочно присланного посланца. Тогда московское

правительство решило отправить в Сечу стольника Протасьева с

выговором запорожцам за их бесчинства, но вместе с тем объявить

им прощение от царя по ходатайству за них гетмана и киевского

митрополита. Задержанных по поводу разбойнического нападения

на греческий караван указано было освободить и отпустить.

Царский посланник Протасьев .прибыл в Батурин в апреле

1703 года, а 1 мая прибыли туда же отпущенные из Москвы

запорожцы, атаман Герасим Крыса с товарищами. Этот Крыса, отбывший несколько лет в заточении за бесчинства с запорожской

братиею, стал тогда в большом уважении у запорожцев, и гетмана

извещали, что Крысу думают избрать кошевым атаманом.

Вместе с Протасьевым отправил гетман в Сечу своего

генерального асаула Скоропадского. Они прибыли в Сечу 5 мая.

Протасьев раздал привезенное обычное царское жалованье.

Запорожцы поблагодарили и назначили раду 7 мая на праздник

Вознесения. Тогда на раде запорожцы объявили, что не хотят

присягать государю, пока не будут снесены городки, построенные

на Самаре и на Днепре. Как ни убеждал их царский посол

<отложить новоизмышленные противные слова> и произнести

присягу, как ни уверял, что городки построены для охранения

малороссийского края и от них Запорожской Сече никакой трудности

не будет, запорожцы твердили все одно и то же: <Когда городки

517

снесут, тогда мы и присягу принесем>. 8 мая послы уехали, не

окончивши дела, а по отъезде их в Сече кричали, что надобно

идти на Украину и убить гетмана.

Но запорожская удаль, так сказать, разменялась на мелочь и

не в силах будучи затевать важное дело - идти в Украину и

поднимать народ против властей - ограничилась частными