Женщины средиземноморского экспресса. Книги 1-3 - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прихватив в России несколько «сувениров», он нанес первый визит в «Клозери де Лила», где надеялся встретить папашу Муано. Но оказалось, что тот уже сутки не появляется, так что даже Люсьен начинал тревожиться: постоянный клиент заведения всегда заранее предупреждал о своем предстоящем отсутствии.
– Схожу к нему, узнаю, не приболел ли, – вызвался Антуан. Уже через несколько минут он шагал по тихой улочке, где на втором этаже зажиточного дома с садом обитал его друг. Оживление этой провинциальной, почти сельской артерии придавал лишь жокей-клуб да каретный двор по соседству, в котором собирались в маленьком кафе кучера. Помимо этой публики, здесь можно было встретить разве что женщин, торопящихся за покупками, да бродячих кошек. Поэтому Антуан удивился, увидев в дверях у старого приятеля расхристанную консьержку, которая, беседуя с полицейским, усердно сморкалась в большой клетчатый платок. Он тем не менее подошел к дверям, уверенный, что сия особа сделалась жертвой ограбления и теперь повествует о своих бедах терпеливому слушателю; однако полицейский вежливо остановил его, когда он собрался перешагнуть через порог, и, прикоснувшись к кепи, сказал:
– Прошу прощения, месье, куда вы направляетесь?
– К приятелю.
– Как его имя?
– А вы любопытны! – Художник был не только удивлен, но и несколько встревожен. Но, собственно, почему бы и не ответить? – Папаша Муано – вам о чем-нибудь говорит это имя?
Он не понял ответа стража порядка, потому что консьержка снова залилась слезами и разразилась невнятными причитаниями; в итоге в окне второго этажа, прямо над дверью, замаячила какая-то физиономия. К великому своему удивлению, Антуан узнал комиссара Ланжевена, с которым ему не раз доводилось сталкиваться.
– Долго еще будет продолжаться этот шум? Ба, да это господин Лоран! Что вы тут делаете?
– Господин пришел к папаше Муано, – доложил подчиненный.
– Вот оно что! Тогда соблаговолите подняться, дружище!
Все это нисколько не развеяло недоумения Антуана; он лишь смекнул, что старый скупщик краденого нарвался на крупные неприятности, в которые лучше не соваться. Его так и подмывало зашагать в противоположном направлении, ибо в карманах у него покоились серьги и ожерелье с рубинами и бриллиантами, только что добытые в России; несмотря на невинное происхождение безделушек, ему было как-то не с руки пускаться в объяснения, почему он явился сюда с ними. Комиссар Ланжевен был последним, с кем ему хотелось встретиться, однако он не видел способа уклониться от разговора.
Собрав волю в кулак, он помчался по свеженачищенной лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Комиссар поджидал его на лестничной площадке.
– Загляните-ка! – пригласил тот.
Художник преодолел следом за ним скромный коридор с вешалкой, медной стойкой для зонтов и цветком в горшке, вошел в столовую и в ужасе застыл, борясь с тошнотой: симпатичная комнатка, памятная мебелью в стиле «Генрих II», люстрой из цветного хрусталя, обложенной плиткой печкой и удобным вольтеровским креслом, обтянутым зеленым бархатом, неизменно пододвинутым к окну, выглядела так, словно по ней промчался паровоз. Среди щепок и перебитой посуды, забрызганной кровью, валялся с широко распахнутыми глазами папаша Муано. Горло его было перерезано от уха до уха. В области сердца зияла еще одна рана.
Антуан отнюдь не впервые в жизни сталкивался с трупом. Ему доводилось наблюдать даже большие жестокости, но он все равно почувствовал, что бледнеет. Одновременно его обуяла холодная ярость, которую он не сумел скрыть от проницательного сыщика.
– Кто это сделал? – прошептал Антуан, обращаясь скорее к самому себе, чем к полицейскому. – Папаша Муано никогда никому не причинял зла…
– Вы с ним знакомы?
– Не слишком близко. Но я искренне его любил. Когда мне приходится бывать в Париже, я часто захожу опрокинуть рюмочку в «Клозери де Лила». Там встречаются поэты, художники, как я… Туда захаживал и папаша Муано. Здесь я нахожусь по той причине, что хозяин бистро сказал мне, что его давно не было видно… Когда это случилось?
– Недавно. Труп только начинает остывать. Сосед, отправившийся за хлебом, увидел, что дверь в квартиру открыта, зашел и поднял тревогу…
– Убивали его наверняка не бесшумно…
– Сосед проживает на шестом этаже и балуется скрипкой. Что до консьержки, то она как раз отлучилась пропустить стаканчик к кучерам. Но вернемся к вашему вопросу. Одно очевидно: убийца – китаец или кто-то в этом роде. – Откуда вы знаете? Убийцу кто-то видел?
– Нет, но ранение в грудь нанесено вот этим…
Ланжевен извлек из бездонного кармана своего неизменного пальто сверток: в носовой платок было завернуто сапожное шило с деревянной рукояткой и дырявый, запачканный кровью кусок пергамента с начертанными красными чернилами двумя китайскими иероглифами.
– Думаю, это подпись убийцы, – проговорил комиссар. – Остается перевести эти каракули.
– Это лишнее: я часто видел такие значки, пока сидел в осажденном посольском квартале в Пекине. Это означает «Цы Си».
– Старая императрица? Неужели вы полагаете, что она в ее возрасте отправилась на край света, чтобы проткнуть старикашку-скупщика краденого?
– Нет, но кто-то совершил убийство ее именем. – Далее Антуан поступил как отъявленный лицемер. Он невинно спросил: – Почему вы называете папашу Муано скупщиком краденого?
– А вот взгляните!
Ланжевен распахнул перед художником еще одну дверь: за ней располагалась спальня, в которой царил не меньший беспорядок. Там его поджидал грандиозный сюрприз: помощник комиссара, присев на край выпотрошенной кровати, составлял опись чудесной коллекции драгоценностей, среди которых были и те, которые крал сам Антуан.
– Убедились?
– Вот это да! – Возглас получился вполне искренним. Он и впрямь терялся в догадках, каким образом старикан, ведший скромный образ жизни, умудрялся скупать ценности, не перепродавая их.
– Возможно, я не совсем верно употребил термин «скупщик краденого», – поправился Ланжевен. – Правильнее было бы назвать его коллекционером. Это может показаться вам удивительным, но если знать, что этот престарелый любитель птичек, типичный французский рантье, на самом деле был русским, отпрыском богатого семейства, и звался в действительности Федором Апраксиным, то многое встанет на свои места. К тому же газетам этот гениальный потрошитель банков хорошо известен как «человек в картузе», и я давно веду его розыск…
Не желая отвечать, Антуан подошел к полицейскому, работающему в спальне над описью драгоценностей. Ему требовалось время, чтобы свыкнуться с мыслью, что добродушный старикашка оказался тем самым Федором Апраксиным,
