Кречет. Книга I - Жюльетта Бенцони

Жюльетта Бенцони

Кречет. Книга I

Часть первая. ВЕТЕР СВОБОДЫ. 1779

«Есть в нас нечто такое, что не зависит от нас и что будет жить после нас, хотя мы, и не ведаем, чем это было раньше и каким образом это проникло в нас…»

СИРЕНА ИЗ УСТЬЯ РЕКИ

Прилив начал уже отступать. Это был большой сентябрьский прилив, мощный и полноводный. Он увлекал с собой в океан голубоватые воды реки Блаве, смешанные с морской водой, торопливые волны которой дважды в день захватывали двойное устье, подгоняли воды маленькой речки, смешиваясь с ними, чтобы далеко проникнуть в глубь бретонской земли, более чем на три лье, до самого Эннебона, гордо неся на себе рыбацкие барки с красными парусами.

Наступил тот час, когда жирное оранжевое солнце начинало таять за мрачной линией горизонта, час, когда цапли медленно кружатся над рекой, ожидая появления илистых отмелей, чтобы опуститься на них. Время от времени искрящиеся круги на поверхности воды указывали на чайку, совершившую стремительный бросок вниз в поисках рыбы. Небо становилось лиловым. Большие пузатые барки торжественно, как во время церковного шествия, тихо спускались по реке к морю на ночную ловлю. Их вела за собой песня, уносимая свежеющим бризом.

Жиль наклонился, чтобы подобрать в траве у своих ног лесу, уложенную ровными кругами. Он проверил, как было привязано свинцовое грузило весом в добрых 10 унций, надел по червяку на оба крючка. Затем он взял лесу обеими руками, широко развел их и, раскрутив ее над головой, забросил грузило в воду так далеко, как только смог.

Свинец просвистел в воздухе и исчез из виду.

Забросив лесу, он натянул ее, держа между двух пальцев, чтобы не пропустить даже легчайшее прикосновение рыбы, уселся на траву и стал ждать, не глядя на лесу и полагаясь лишь на чувствительность своих пальцев, чтобы подсечь рыбу в нужный момент.

Флотилия рыбацких лодок исчезла, поглощенная поворотом реки, оставив за собой лишь эхо песни. Если бы Жиль не слышал ее, то мог бы вообразить себя единственным хозяином земли и воды. Он любил этот меланхолический вечерний час, когда солнце покидает сей мир, с тем чтобы перейти в иной. Воды реки стали как зеркало, а небо разукрасилось фантастическими красками, подобно актеру, надевающему свой самый великолепный костюм для участия в последней картине феерии. Шумы дня умолкали один за другим, оставляя напоследок только лишь отдаленный колокольный звон, призывающий к вечерней молитве… Это был миг нежнейший и драгоценнейший из всех прочих, но сегодня в нем чувствовалось что-то волшебное, необычное, однако юноша не мог определить, что же такое это было. Может быть, это исходило от больших стреловидных облаков, сопровождавших заход солнца, или от травы, к запаху которой примешивался легкий аромат дягиля…

Легкое подрагивание лесы, зажатой между пальцами, привлекло внимание рыбака. Леса едва заметно дернулась, впрочем не настолько, чтобы это означало что-то серьезное, и он собрался было возвратиться к своим мыслям, когда увидел лодку.

Лодка приближалась, она плыла одна посередине реки, увлекаемая течением, уносившим ее в море. Борта ее так низко сидели в воде, что она походила на плот, и она была пуста… совершенно пуста.

«Похоже, кто-то плохо привязал свою лодку и очень огорчится, не увидев ее на своем месте, — подумал Жиль. — Течение нынче вечером быстрое…»

Действительно, маленькая лодка плыла быстро.

Подумав о том, каким уроном будет потеря лодки для ее владельца. Жиль подождал, пока лодка не поравняется с убежищем, которое он устроил в высокой траве, поднялся и привязал свою лесу к ветке куста.

Он собирался уже снять рубашку, как вдруг заметил нечто, плывущее в нескольких саженях за лодкой, и не смог сдержать возглас удивления.

Это был человек, чья голова с волосами явно слишком длинными, чтобы принадлежать мужчине, едва виднелась у поверхности воды, отражая луч умирающего солнца: казалось, что в темной воде отблескивает медь…

Молодому человеку тотчас же представилась картина происшедшего. Лодка не могла отвязаться сама собой, должно быть, ее отвязала эта женщина, но, неопытная или неловкая, упала в воду.

Может быть, она при этом поранилась, так как казалось, что она скользит по течению, не делая ни малейшего движения, словно утопленница. Может, она уже мертва…

Секундой позже Жиль бросился в воду, даже не сняв рубашки. Он нырнул так ловко, что даже не потревожил большую серую цаплю, поглощенную поиском червяков. С силой рассекая воду, он спешил добраться до медно-красного пятна, увлекаемого быстрым течением, и через мгновение настиг его.

Его пальцы ухватились за похожие на водоросли длинные пряди волос. Он потянул к себе. Голова погрузилась в воду с криком, сразу же оборвавшимся. Тогда другой рукой он вцепился вслепую во что-то гладкое и скользкое: в тело, которое стало яростно ему сопротивляться, отчего они стали оба погружаться глубже в воду.

Давно уже привыкший плавать под водой с открытыми глазами, в нескольких сантиметрах от себя Жиль различил искаженное гримасой юное лицо. Он заторопился всплыть на поверхность, приподнять ее голову над водой, чтобы дать ей возможность дышать, но девушка продолжала сопротивляться, как это часто бывает с тонущими. Тогда Жиль подумал, что она утащит его с собой под воду и что нужно сделать так, чтобы она перестала двигаться. Тогда он нанес ей резкий удар в подбородок, оглушив тонущую девушку, чтобы без помех достичь берега. Затем, загребая лишь одной рукой, а другой поддерживая ее над водой, он доплыл до мелкого места и, торопясь уложить спасенную девушку на траву, поволок ее за собой, с некоторым трудом ступая по песку, смешанному с илом.

Тут Жиль чуть было не выпустил ее из рук, заметив, что, кроме длинных волос, облепивших совсем юную девушку, — ей явно было не более пятнадцати лет, — на ней ничего не было, никакой одежды, она была совершенно нагая. Это обстоятельство, которого спаситель девушки вовсе не заметил в пылу своего усердия, немедленно заставило его лицо вспыхнуть огненным румянцем и породило в его сердце чувство тревожного волнения. Тем не менее он взял себя в руки и как мог осторожно уложил незнакомку на траву, а сам опустился на колени, пытаясь уловить ее дыхание и не зная, как ему лучше поступить: бежать или остаться. Внезапно ему показалось, что в вечернем ветре гремит суровый голос аббата Делурма, надзирателя в коллеже Святого Ива Ваннского, где он учился:

«Красота Женщины — это проклятая западня, где гибнут душа и разум Мужчины. Избегайте женщину, вы, кто хочет служить лишь одному Богу!..»