Избранное (СИ) - Измайлова Кира Алиевна

— Его собака покусала, — сказал Тео.

— Дженни? Или Джерри? Не может быть!

И правда что! Во-первых, если отец сказал «нельзя», то на гостей собаки даже не посмотрят. Во-вторых, псы у нас крупные, и Малфою досталось бы куда сильнее, вздумай они погрызть нежные аристократические косточки…

— Не ваши. Шавка какая-то из дома за озером, — пояснил Нотт. — Мы мимо бежали, она и прицепилась…

— Это не шавка, а карликовый шпиц, — машинально сказала я, вспомнив зловредную собачонку. — Уколы от столбняка и прочего сделали?

— А как же. Драко долго ныл, как ему больно… во всех местах.

— Тео, а он что, говорить разучился? Или его еще и за язык тяпнули? — вкрадчиво спросила я. — Почему ты за него отвечаешь?

— Он считает, — ответил Нотт и пояснил: — Твой отец учит нас обходиться без часов. Поэтому Драко сейчас отсчитывает секунды, и если он будет считать не в том темпе или собьется, то кашу нам придется варить заново. Ясно?

— Вполне, — хихикнула я. — Сколько раз уже переделывали?

— Это третий, — сказал он. — Первые две попытки признаны неудачными, результат отправился в собачьи миски… причем первую порцию они еще и жрать не стали.

— Тео, ты, может, не заметил, но ты начал выражаться, как мой папа, — хихикнула я.

— У него очень образная речь, — по-прежнему невозмутимо ответил он, помешивая в кастрюле. — Иногда даже чересчур… Но практика эта хороша. На зельеварении особенно пригодится, песочные часы не всегда надежны. Мистер Оук тут взял и сравнил несколько штук — мои, Драко, Гарри и твои, — время засекал по своему хронометру. Так там разброс в полминуты!

— Ну вот, а мы потом удивляемся, что зелье сварить не можем, — вздохнула я. — Ладно, не буду отвлекать, пойду вещи разберу. А Гарри где, кстати?

— А у него индивидуальная тренировка с твоим отцом, — сказал Тео и искренне добавил: — Ей-ей, лучше уж кашу варить. Драко, передай соль!

Тот сунул ему солонку.

Я хихикнула и пошла к себе. Надо вечером позвонить Гермионе, спросить, не очень ли были ее родители обеспокоены… Тьфу! Так вот научишься манерам!

Я выглянула в окно второго этажа. На заднем дворе папа курил, сидя на перевернутом ведре, а Гарри сосредоточенно дрыгал ногами. Изображал что-то такое из единоборств, судя по всему.

— Па-а-ап! — гаркнула я. — Я дома!

— Привет! — махнул он. — Не отвлекай мне курсанта, скоро закончим! Там эти двое кухню не сожгли?

— Нет, и пахнет очень даже ничего!

— Молодцы, усваивают, — удовлетворенно сказал папа, встал и протянул Гарри очки. — Ладно, хватит с тебя на сегодня. Живо в душ и за стол!

Тот молча кивнул, надел очки и порысил домой.

— А ты спустись, — велел отец и кивнул в сторону гаража. Мы всегда там с ним секретничаем.

— Пап, а что это ты с него окуляры снял? — спросила я любопытно, зайдя внутрь, но ответил он не сразу, сперва повертел меня так и сяк и ухмыльнулся:

— Ты смотри-ка, прямо маленькая принцесса! Я всегда знал, что если тебя отдать в хорошие женские руки, получится чудо что такое!

— Я и так ничего! — фыркнула я.

Да, миссис Малфой много чего интересного рассказала и про прически, и про макияж, и хоть краситься всерьез нам с Гермионой было еще рановато, то привести в порядок кожу, ногти и так далее не возбранялось, а даже наоборот.

И еще я снова подумала: жаль, что для папы не нашлась такая вот… Может, не леди, но хорошая женщина, которая бы его полюбила взаправду. Пусть даже не очень красивая, толстенькая там или косенькая, но…

— Пап, так что с очками? — требовательно спросила я, чтобы отвлечься.

— Да видишь ли, я отвез Гарри в Лондон, там сказали, что со зрением его ничего пока сделать нельзя. Он растет, глаз растет, даже если лазером… как это? Забыл… Ну, неважно, главное, смысла нет. Попозже. А пока линзы посильнее. И, — добавил он без улыбки, — я решил научить его справляться без очков. Видеть хотя бы силуэт…

— Я об этом ему тоже говорила, — вставила я. — Ну, собьют очки, и все, он во врага с пяти шагов не попадет!

— Поучится — попадет, — усмехнулся папа и потрепал меня по затылку. — Умница, дочка… вся в меня. Хм, какие у тебя духи интересные… ландыш?

— Не знаю, — созналась я. — Это миссис Малфой нам дала какое-то средство для волос, оно так пахнет. А что?

— Да так…

— Папа, — произнесла я и на всякий случай отвернулась. — А ты кого-нибудь любил по-настоящему? Только не говори, что меня, я не это имею в виду!

— А зачем тебе? — ответил он после паузы.

— Ну… я подумала и поняла, что кое-чего о тебе не знаю. Нет, не рассказывай, если не хочешь!

— Да нечего там рассказывать, — неохотно произнес отец. — Теперь уж поди пойми, любовь это была или как… Была у меня одноклассница. Честно скажу, ни кожи, ни рожи, да еще толстовата, мягко говоря, одета черт знает как, а вот училась хорошо. Над такими всегда смеются, а над ней — нет.

— Это из-за тебя? — живо спросила я, потому что знала папин норов.

— Нет. Из-за нее. Не знаю, почему, но не выходило смеяться: она либо хихикала со всеми вместе над собой же, либо так отвечала, что самые наши отъявленные язвы затыкались надолго, потому что ржать начинали уже над ними.

Он помолчал.

— Она была добрая. Щенков подбирала, котят, тащила в клинику, в приюты, домой, а жили они небогато, сразу видно. Но там вся семейка такая была — не дом, а зоопарк, то пес слепой, то кот хромой, даже осел был… как-то они их потом пристраивали, а не выходило, так себе оставляли. Она хотела стать ветеринаром. Книжку какую-то прочла, вот после этого… Потому и старалась учиться как следует.

— А ты?..

— А я говорил, что еле-еле из класса в класс переползал.

— Ты же умный, пап, — сказала я и шмыгнула носом.

— Может, и так. Только мне особенно некогда было учиться, — папа приоткрыл дверь гаража и закурил, чиркнул спичкой каким-то незнакомым нервным движением. — Дома жрать нечего, мать болеет постоянно, а отца я сроду не видел. Мать-то в показаниях путалась: то ли помер он, то ли ушел, то ли еще что. Ну, я подрабатывал когда на ферме, когда на фабрике… А потом сдувал на уроках задания, чтоб совсем уж не отстать. У нее и сдувал. Она впереди сидела. И знала, что я списываю. Специально всегда клала тетрадку так, чтоб мне было хорошо видно.

Он раздавил сигарету каблуком и закурил новую, а я уже не рада была, что затеяла этот разговор.

— А еще дрались мы зверски, — сказал папа после паузы. — С пацанами из другой школы. Вроде обычая такого, что ли… И как-то раз меня так отметелили, что я встать не смог, вообще отключился. Да не таращись, я тогда дохлый был и по-настоящему драться не умел! Отоварили чем-то по башке, потом допинывали… Очнулся — она. Говорит, давай в больницу! Я говорю — сдурела, полицию вызовут, начнут расспрашивать, кто да что, а если я кого сдам, мне хана, там такие кадры есть… А она говорит — пойдем тогда к нам. Если, говорит, я осла вылечила, которого чуть не насмерть забили, из передвижного цирка он был, то уж с тобой справлюсь… Кое-как подняла меня, довела до дома…

Я молчала.

— Ну и как-то вот… — неуклюже произнес он. — Если тебе интересно, то она у меня была не первой. А я у нее — первым. И единственным.

Папа прикурил третью сигарету.

— А потом мы закончили школу. Я предлагал пожениться, у меня было, где жить, мать к тому времени уже лежала в хосписе. А она — нет, сперва я выучусь, да и ты давай берись за ум, Энди! Я обозлился и ушел в армию, думал, подзаработаю, вернусь, тогда заживем… Она мне писала. — Он вдруг усмехнулся. — Я ее письма храню в сейфе. Ну, ты знаешь, где ключи.

— Папа, ты что?! — ужаснулась я. — Читать такие письма?!

— Когда умру, можешь прочитать, я тебе разрешаю. Там ничего такого нет, — сказал он. — Ну вот… А потом как-то… нет писем и нет. Долго не было. Наконец пришло. От ее младшей сестры, та разбирала вещи, нашла мои письма и написала. Ну и письма вернула. Хорошая тоже девочка.

— Погоди… зачем разбирать вещи? Она…