Великий магистр - Елена Грушковская

Действительно, шёл дождь со снегом. Ночёвка в какой-нибудь заброшенной медвежьей берлоге представилась мне не слишком приятной перспективой, хоть непогода была мне и не страшна. Но постель с шёлковым бельём лучше берлоги, подумала я. Или эту мысль мне внушил Октавиан? Не знаю.

— Большое спасибо, ваше превосходительство, — пролепетала я.

«Спи, малышка, баю-бай,

Поскорее засыпай…»

Часть 2

Вы, наверно, уже задаётесь вопросом: почему я повторяю слово «судьба»? Погодите немного, доберёмся и до этого. Если я не забуду, конечно. Хе-хе… С моей-то памятью!

А пока моя судьба притаилась за батареей отопления, вооружившись шваброй… Или нет, швабры не было: кажется, это я ей просто посоветовала. Неудачная шутка, но с чувством юмора у меня обстоит так же, как и с памятью. А ещё я ляпнула что-то про «уши — зеркало души». Уфф… Ну, лажа полная, конечно, что тут скажешь. Но если учитывать, что мою грудную клетку ещё жгла, медленно затихая, неведомо откуда возникшая боль, то можно сделать и скидку. Видок у меня был ещё тот, и в её широко распахнутые от ужаса глазищи можно было нырнуть, что я незамедлительно и сделала. И увидела там его, убийцу её сестры.

Нет, это не значит, что Лёля его видела. Но его видела её сестра, а проникнуть в сердце её тени через сердце тени Лёли мне не составило труда. Я не могу толком объяснить это, но могу сказать, что всё на свете связано между собой. И сердца теней — тоже.

Раньше я как-то не интересовалась ловлей маньяков и разного рода извращенцев. С помощью людям я на тот момент давно завязала, так как убедилась в их неблагодарности… Это сейчас я понимаю, что добро надо делать, не ожидая ничего взамен, но тогда я мыслила немного по-другому. Тут надо пояснить один момент… Если вы полагаете, что хищник — существо, не способное изменяться, застывшее в своём развитии, как физическом, так и духовном, то это просто стереотип, не имеющий с реальностью ничего общего. Впрочем, если вы знаете историю Авроры, то не нуждаетесь в таких разъяснениях. Если вы знаете её историю, вы поймёте, о чём я говорю.

Итак, о маньяках. Я не собираюсь здесь рассуждать, почему они такими становятся, и оправдывать их извращения различными бедами, потрясшими их психику в нежном возрасте — пусть об этом рассуждают психологи-криминалисты, это их профиль. Я же предпочитаю, встретив такого гада, просто раздавить его, хотя и сама не претендую на звание святой. Вполне возможно, кто-то захотел бы раздавить такую, как я. Но разница всё же есть: я убивала ради пищи, а он… Не знаю, ради чего.

Жила-была девчонка. Обычная, ничего примечательного. Смеялась, плакала, ходила в школу, ссорилась с соседом по парте. У неё была семья — мать, отец и сестра. Обычная семья, со своими проблемами, но в общем счастливая. И вот, однажды их жизнь пересекла полоса мерзкой слизи, оставленная этим существом — человеком его назвать язык не поворачивается. И семья недосчиталась одного члена.

Нет, вру. Двух. Мать сошла в могилу вскоре после смерти младшей дочери. Какое-то время осиротевшие отец и старшая дочь жили вдвоём, а потом пришла мачеха. Как её звали? Вот чего не помню, того не помню. Да так ли важно имя этой особы? Важнее то, что старшая дочь — та самая, которую я зову судьбой — держала фотографию сестры, и к её сердцу подступал сгусток боли. Она ещё не знала, что мне уже известно, кто это сделал. Я сказала «два дня», но на самом деле мне и не требовалось так много времени, чтобы найти его. Оно мне понадобилось для другой цели — чтобы собраться с мыслями и привести в порядок чувства.

Ведь не каждый день встречаешь свою судьбу, не так ли?

«Спи, малышка, баю-бай,

Поскорее засыпай…»

* * *

Неужели я купилась на всё это? На эту широкую кровать с пышным балдахином, золотыми кистями, резной спинкой из красного дерева и шёлковым бельём? Ведь мне не впервой было ночевать под открытым небом, в любую погоду, и не были мне страшны ни холод, ни жара — отчего же я прельстилась этой никчёмной роскошью? Или я поверила, что обладатель белых крыльев должен спать на мягкой перине, а медвежья берлога — ложе не по его бокам?

Нет, не думаю, что дело было только в перинах. Октавиан знал, в какую точку бить: он подверг сомнению мою избранность, вроде как мои крылья и не белые вовсе. Конечно, я могла бы послать старого хищника подальше с его проверками, но, во-первых, я была задета за живое, а во-вторых…

Этот чёртов Октавиан, гореть ему в аду, заронил мне в душу крупицу сомнения. А вдруг и правда — ошибка?

— Можно войти? — раздался знакомый голос. Обёртка — бархат, а начинка — ледышка.

Лёгок чёрт на помине!.. Хоть я и не была совсем нагой — мне здесь дали красивую (и, несомненно, дорогую) ночную рубашку с кружевом и вышивкой — но, заслышав голос Октавиана, я невольно натянула на себя одеяло. Дверь открылась, и на пороге появилась его фигура в красном кафтане до самого пола, подпоясанном вышитым золотом и бисером кушаком. Неслышно ступая по ковру, Октавиан приблизился к кровати и откинул прозрачную занавесь рукой в богато вышитой манжете. В другой руке у него была чашка с кровью. Я вздрогнула: неужели испытание? Нет, не может быть.

Старший магистр ответил на мою мысль:

— О нет. Ведь мы же условились: испытание — завтра. А это, — он взглянул на чашку, — просто кровь. Чтобы крепче спалось и в животе не урчало.

И со слащаво-клыкастой улыбкой он протянул мне чашку.

— Очень любезно с вашей стороны, ваше превосходительство, — пробормотала я, принимая её обеими руками — осторожно, чтобы не пролить ни капли на шёлковую постель. Кажется, я уже упоминала роскошный маникюр Октавиана? Да… Эти изнеженные руки аристократа, унизанные сверкающими перстнями, составляли резкий контраст с кряжистой мужественной мощью его фигуры и грубовато вылепленными чертами лица.

Я хотела поставить чашку на прикроватный столик, но Октавиан настоял, чтобы я выпила кровь при нём, и не сводил с меня взгляд, пока я пила. Потом, дотронувшись до моих распущенных по плечам волос, проговорил со страстным придыханием:

— Как хороша… Цветок Азии!

Я возмущённо отодвинулась от его руки, а он, прикрыв глаза веками, отступил.

— О нет… Нет, — сказал он, примирительно выставляя вперёд ладони. — Плохо же ты обо мне думаешь, если решила, что я пришёл, чтобы приставать к тебе. Я лишь хотел пожелать спокойной ночи и сладких снов, моя дорогая.

— И вам желаю того же, ваше превосходительство, — торопливо ответила я, давая понять, что пускать его к себе в постель не собираюсь. Ещё не хватало!

Октавиан отошёл ещё на шаг, откровенно любуясь мной.