Фенэтиламины, которые я знал и любил. Часть 1 - Александр Шульгин

Все это время я поддерживала стену, которую возвела между собой и Вещью. В качестве временного названия я решила присвоить ей имя Белый Разум - белый, как туман. И лед. Я знала, что рано или поздно мне придется с ним столкнуться, но сейчас я достаточно контролировала ситуацию, чтобы решать, когда это случится. А случится это лишь после того, как я сделаю всю работу по дому.

Я не потрудилась посмотреть в окно, поскольку знала, что увижу там.

Наконец, посидев несколько минут за чашечкой кофе, я отперла заднюю дверь и вышла из дома. Я пошла на улицу не потому, что Белый Разум находился там; скорее, я выбирала место битвы с ним. Я хотела, чтобы это произошло там, где меня окружали деревья, трава и небо, где я могла двигаться, гулять, чувствовать пространство.

Отойдя на несколько футов от дома, я остановилась и окинула взглядом долину. На этот раз я чувствовала холодное, бесстрастное сознание не только непосредственно вокруг себя. Я стояла, сложив руки в инстинктивном порыве защититься. Рядом со мной была пустая грядка, где по весне мы с Шурой высаживали луковичные - гиацинты и нарциссы. Я знала, что настраиваюсь на безграничное чистое и абсолютно четкое сознание. Это было кристальное сознание, оно было разлито повсюду и наблюдало за всем в мире, никогда не чувствуя ни симпатии, ни неприязни, ни каких-либо других эмоций к чему бы то ни было, что оно видело. Оно наблюдало за любовью и ненавистью и запоминало их; оно наблюдало за атомами и слонами и запоминало их; оно видело смертельную агонию и оргазм - и тоже запоминало. И оно училось на всем увиденном, оно все время училось.

Внезапно я вспомнила, как герой Карлоса Кастанеды, Дон Хуан, описывал явление, которое назвал Орлом, - бесконечную, непреклонную, бесстрастную духовную силу, живущую ради единственной цели - познания. Я читала об Орле с отвращением, и хотя это было давно, я все еще помнила, как внутренне сопротивлялась идее существования такой субстанции на любом уровне реальности.

Я вернулась в дом и нашла отрывок у Кастанеды про Дар Орла:

«Сила, управляющая судьбой всех живых существ, зовется Орлом... потому что она является провидцу в виде громадного абсолютно черного орла... его высота достигает бесконечности.

Этот Орел поглощает сознание всех созданий, которые жили на земле, а теперь умерли. Они плывут к его клюву, подобно нескончаемому рою светлячков, чтобы встретиться со своим владельцем, с причиной, благодаря которой они жили. Орел пожирает их, ибо сознание - это его пища».

Задрожав от сильной злости, я поставила книгу на место и снова вышла на улицу.

Я не стану называть это Орлом. Этот образ придуман Кастанедой, он из его мира, из его вселенной. Я не стану называть это - что бы это ни было - этим вшивым и забытым Богом именем птицы, которым его назвал кто-то другой!

Присутствие этого сознания прижимало меня к земле.

Почему я так злюсь? Это больше, чем просто гнев, я чувствую почти что ярость. Я улавливаю в этой Вещи нечто такое, что нажимает на все мои кнопки, и я должна выяснить, почему так происходит. Ладно, это потому, что для меня нет ничего чудовищней безликого разума, мысли, не связанной с чувствами. Почему это настолько ужасно? Потому что это не свойственно человеку, то есть бесчеловечно. Что плохого в нечеловеческом разуме? Я не питаю враждебности к идее насчет негуманоидных существ, живущих на других планетах и, возможно, посещающих землю. Почему бы и нет? Но я верю - предпочитаю верить - в то, что у них тоже есть чувства.

Впервые за день я улыбнулась. С чего бы это я вообразила себе, что у инопланетян с другого конца галактики обязательно будут какие-то чувства?

Возможно, потому, что сам факт, что они прилетят к нам, будет означать, что им любопытно и они хотят все про нас разузнать, разве не так? Любопытство - это ведь чувство, равно как и умственная деятельность. Камням не присуще любопытство, рекам и деревьям -тоже. Любопытство встречается лишь в мире животных. Поэтому я считаю, что прилетевшие к нам не гуманоиды будут чувствовать то, что мы сможем понять, - желание познать. А если они могут испытывать одну эмоцию, то они должны уметь испытывать и другие, по крайней мере, по логике вещей. И тогда мы сможем войти с ними в контакт, касаться друг друга, взаимодействовать посредством чувств, даже если мы не сумеем заговорить на их языке.

Я посмотрела на туманное ноябрьское небо и подумала, а вдруг это кристально чистое и холодное сознание - это Разум Создателя?

Что бы это ни было, я его ненавижу.

Я вспомнила другой момент в своей жизни, когда давным-давно я узнала, что Бог есть все существующее, хорошее и плохое, и что Он испытывает все эмоции и ощущения, которые чувствует каждая его частичка.

Ну хорошо, это не Божественный Разум. С другой стороны, что если ответ, полученный мною ранее, не правилен и что природа этого управляющего космосом сознания именно божественная? В противном случае, почему я чувствую его универсальность? Почему оно находится повсюду, из-за чего я не могу настроиться ни на что другое? И что тогда мне делать с этим?

Во мне вспыхнула ядовитая ненависть к этой Вещи, к этому Белому Разуму, который наблюдал и запоминал. Я понимала, что ни моя ненависть, ни тот факт, что я сознательно пыталась с ним взаимодействовать, ничуть не заботили его. Он продолжит наблюдать, фиксировать и изучать без предубеждений, пристрастий или эмоций.

Я пошла по узкой тропинке, проскочив мимо молодой травы, которая пробилась из-под земли после первых осенних дождей. Темно-желтые верхушки калифорнийских холмов, высушенных летним солнцем, начинали кое-где покрываться давно забытой зеленью. Я ничего не замечала вокруг себя, пока шла по грязной, едва успевшей высохнуть после последнего дождя тропке; я принимала решение.

Я отвергаю это. Я не приму это как силу, управляющую моей вселенной. Я не согласна с духовным разумом, который ничего не чувствует и ни о ком не заботится.

Тут я обнаружила, что стою перед дорогой моему сердцу старой, облупившейся, грязной дверью в лабораторию. Я дотронулась до одного из окон в двери; когда-то очень давно эти окошки покрасили изнутри белой краской, чтобы непрошеные гости не подсматривали.

Шура. Прекрасный, потрясающий мой мужчина. Как мы только ухитрились найти друг друга? Как он оказался таким душевным и терпеливым, что может мириться со мной?

Я развернулась и, склонив голову, медленно побрела по направлению к дому. Кроме потоков мысли, проходивших сквозь меня, я ничего не осознавала.

Что происходит с нами после смерти? Нас поглощает это незамутненное, непоколебимое сознание, этот нечеловеческий, безразличный Протоколист? Получается, что весь человеческий опыт значит лишь прибавление материала в некий космический информационный банк?