Изгнанники, или Топ и Харри - Лизелотта Вельскопф-Генрих

– А куда ты направляешься? – спросил Бен. – Я имею в виду, что мне сказать Топу? Где он может тебя найти?

– Ты ничего не знаешь, и нечего ему меня искать. Я сам его найду, если будет нужно. Мне надо подыскать парочку надежных парней, с которыми я проверну это дело. Топу об этом знать не обязательно. Надежные парни сейчас на вес золота. Но у меня есть кое-какие мысли…

– Кровавый Билл?

– А где он сейчас?

– В Омахе, в одном кабачке. Могу тебе описать дорогу.

– А Том куда подевался?

– Тот, что без шляпы и сапог? Этот стал солидным господином. Открыл магазин в городе.

– С солидными людьми приятнее всего иметь дело. Но попробуй их заполучи.

– А еще… Томас и Тео.

– У Адамсона? Далековато. Да и болтливы они оба. Правда, у Адамсона есть сын, молодой сорванец… Ладно, посмотрим.

– А как насчет нашего чумазого?

– Чумазого Джозефа? Тоже пойдет. – Рыжий Джим выпил еще один стаканчик. – В общем, до ночи я уберусь отсюда. Вполне возможно, что этот Харри все-таки уцелел. Он живуч как кошка. Лучше мне вовремя смотать удочки. Через год или два я вернусь с надежной шайкой. Можете не сомневаться. Я вам не какой-нибудь клоун! – Он встал. – Бен, дай-ка мне приличную винтовку, из которой можно стрелять!

– Сначала заплати! – потребовала Мэри.

– Топ заплатит! – ответил Рыжий Джим. – До свидания!

Он кулаком оттолкнул Мэри, которая попыталась удержать его, проскочил мимо Бена, нерешительно протянувшего к нему руку, схватил его винтовку, стоявшую у стены, и спокойно покинул блокгауз. Перед дверью он обернулся, послал Дженни воздушный поцелуй, звонко хлопнул себя по ляжке и красноречиво потрогал рукоятку револьвера.

Увидев кисло-сладкую улыбку на губах Бена и убедившись, что тот не собирается протестовать, он спокойно направился к загону с лошадьми, прошел мимо своего полузагнанного мустанга, взял себе молодого гнедого жеребца, принадлежавшего Бену, и галопом проскакал мимо открытой двери блокгауза, положив руку на рукоятку револьвера.

Бен, Мэри и Дженни проводили его взглядом и еще долго слышали стук копыт, удалявшийся в сторону реки.

– Проклятый обманщик! – крикнула наконец Мэри. – Ничего у него нет и не будет! Все эти сказки про золото – блеф! Он просто бессовестно доит нас, как крестьянин свою корову!

– Теперь у тебя прорезался голос! – грубо ответил Бен.

– А ты – тряпка! Каждый раз он тебя обдирает как липку!

– Топ заплатит. Замолчи и займись лучше делом! Ты так и не домела пол.

– Я все расскажу Топу. Всю правду. Все, как было.

– Я тебе расскажу! Только попробуй!

– А вот и расскажу!

Бен ударил Мэри по лицу. У нее сразу вспухла щека, а из носа пошла кровь. Он хотел ударить ее еще раз, но между ними решительно встала Дженни.

– Оставь мать в покое, бандитская рожа, пьяница несчастный! Мы уходим от тебя! Я всегда была на твоей стороне, но с меня хватит! У любого другого хозяина мы заработаем больше, чем у тебя, живодера!

– Ну и убирайтесь! – взревел Бен. – Ишь обнаглели – целыми днями жрут в три горла, да еще огрызаются! Уходите! Я и без вас обойдусь!

Мэри вытерла ладонью кровь с лица, несколько секунд молча смотрела на мужа. Потом решительно повернулась и ушла. Они с дочерью собрали свои пожитки, затянули дорожные мешки, взяли оружие и вывели из загона лошадей.

Бен вышел на двор.

– Эй, кончайте представление, дурехи! – крикнул он им.

Но Мэри даже не повернула головы в его сторону. Дженни уже сидела на лошади.

– Да вы что, спятили? Уйти от мужа из-за какой-то оплеухи! Что это еще за новости?

Мэри повернулась к мужу.

– Я ухожу не только из-за оплеухи, – произнесла она спокойно, и это зловещее спокойствие привело Бена в ужас и убило в нем последние остатки надежды. – Я ухожу из-за всего. Дженни права: мы можем работать и в другом месте. Где Дженни встретит нормального мужчину, такого, каких у тебя здесь не бывает. Бен, чтобы срубить дерево, нужно сто раз ударить по нему топором, но падает оно от последнего удара. Вот в чем дело. Будь здоров! Но боюсь, ты плохо кончишь.

И они с дочерью поскакали прочь. Вскоре топот копыт стих вдали.

– Ведьмы проклятые! – пробурчал Бен. – Бросить меня одного на хозяйстве – посреди зимы!..

Он медленно вернулся в дом, взял веник, оставленный Мэри, и подмел пол в трактире. Потом убрал со стола грязную посуду, вымыл ее и отправился в пристройку, чтобы выбрать из своих запасов подходящую винтовку.

– Эта, пожалуй, подойдет, – произнес он вслух и прибавил для собственного утешения: – Топ заплатит за все. Я расскажу ему такую историю, что он зарыдает от умиления. Я сдам ему жилье на всю зиму, чтобы не торчать здесь одному в этой проклятой дыре. Он стреляет как бог. К тому же пьет за троих. Топ заплатит. Клянусь дьяволом, это тот, кто мне нужен!

Прошел год, с тех пор как Маттотаупа и Рогатый Камень вернулись в прерии дакота. Вновь наступила зима. Она была суровой и долгой. Настала весенняя пора, но Скалистые горы от вершин до предгорий все еще были покрыты снегом. Белые пушистые подушки на еловых лапах днем подтаивали, но ночью капли воды снова превращались в ледяной бисер, искрящийся в лучах раннего солнца.

Поезд, идущий на восток, из Сан-Франциско в Чикаго, миновал последний, построенный на головокружительной высоте виадук в Скалистых горах и, пыхтя и дымя, покатился по лесистым склонам вниз, на голую равнину. Вечерело. Уже осталась позади станция при последнем форте, расположенном в предгорьях. Дальше расстилалась бесконечная, унылая степь. Строительный лагерь, находившийся здесь когда-то, давно прекратил свое существование. До следующей станции было еще далеко. В пассажирском вагоне у окна сидела пожилая дама с густо напудренным лицом, явно очень следившая за своим внешним обликом. Она лениво жевала печенье, устремив скучающий взгляд на монотонный пейзаж за окном. Прерия простиралась до самого горизонта, над которым догорали последние краски заката. На землю медленно опускалась тьма. Загорелись первые звезды.

– Ужасные места, – вздохнула дама. – Совершенно никчемная земля. Здесь даже скот разводить нельзя. Кейт, подай мне, пожалуйста, книгу.

Сидевшая рядом с ней бледная девушка лет семнадцати открыла сумку и протянула ей роман. Дама углубилась в чтение и, казалось, позабыла обо всем на свете. Два господина, расположившихся у противоположной стенки вагона и, судя по всему, спавших, открыли глаза. Одному из них девушка на вид дала лет тридцать. Он был хоть и не элегантно, но хорошо одет. В одежде сквозила нотка нарочитой небрежности.