Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Научные и научно-популярные книги » Политика » Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны) - Борис Фрезинский

Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны) - Борис Фрезинский

Читать онлайн Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны) - Борис Фрезинский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 160 161 162 163 164 165 166 167 168 ... 264
Перейти на страницу:

В рассказах, как и в стихах, Тихонов остается романтиком. Он презирает пропорции и плюет на традиционную благопристойность наших литераторов. Если жизнь кипит новостями, самовары шумят, поют, а возведение гаража описывается с чеховской тоской („мы увидим небо в алмазах“), значит — Тихонов не обманул ожиданий. Он показал, что промозглый ветер и патетика Октября, ночной дым над Варшавой могут быть открыты всюду — в ужимках экзальтированного дервиша, в духоте азиатских базаров, в жалкой страсти старого банковского клерка, в последней позе банкрота небезызвестного Энвер-Паши[1754], даже в кошке, даже в землянике.

Словом, эта мужественная книга о патетичной тяжеловесности нашего времени для читателя — кислородная подушка»[1755].

По-видимому, вместе с «Рискованным человеком» Тихонов прислал и письмо, поскольку 3 февраля 1928 года Эренбург сообщил В. Г. Лидину в Москву: «С моим „Лазиком“ дела плохи. Тихонов пишет, что Главлит не одобряет. Попробую еще прибегнуть к героическим мерам»[1756].

Следующее, короткое послание Эренбурга — несколько строчек в коллективной открытке, отправленной Тихонову. Это произошло 11 августа 1928 года в берлинском винном погребке «Schwenske’s weinstuben», где собрались по случаю приезда Ильи Александровича и Татьяны Кирилловны Груздевых[1757]. Присутствовало 7 человек — помимо самих Груздевых и Эренбургов были: писатель Овадий Савич (путешествуя в то лето вместе со своими друзьями О. Савичем и Р. Якобсоном по Словакии, Эренбурги возвращались в Париж через Берлин), поэтесса Вера Лурье, влюбленная в Л. М. Козинцеву (эмигрировав в 1922 году из Питера, Лурье успела познакомиться на берегах Невы и с молодыми Серапионами, и с Островитянами), а также писатель Роман Гуль[1758]. Груздевы знали, что путешествовавший по югу Тихонов вскоре должен был прибыть в Новороссийск — туда и адресовали коллективное послание.

Открытку с видом кабачка «Schwenske’s weinstuben» (Берлин, Ранкештрассе, 4) первым заполнил Груздев: «Дорогой Коленька! Вот мы собрались, пишем тебе, думаем о тебе, спорим о тебе. Вообще целый акафист. Потрясайся! Твой Илья».

Затем жена Эренбурга (Л. М. вела свою переписку с Тихоновым, а приветы посылала ему, едва покинув Питер в 1924 году — в письме Шкапской: «Если встретите Тихонова, передайте ему привет»; тогда, впервые увидев Л. М., Тихонов испытал душевное волнение — возникшее чувство оказалось сильным и прочным, и об этом здесь еще пойдет речь): «Милый Николай Семенович, тут про Вас рассказывают и мне очень хочется Вас видеть. Спасибо за приветы. Приезжайте в Париж. Обязательно. Ваша Л. Эренбург».

Приглашение в Париж (Тихонову довелось воспользоваться им лишь однажды — в 1935-м) подтверждал и Эренбург: «Вспоминаем Вас с нежностью. Приезжайте в Париж, обещаю экзотику ничуть не меньше туркестанской. Ваш И. Эренбург».

Затем следовало пылкое послание Т. К. Груздевой:

«Коленька, милый мой, вспоминаю тебя здесь часто, часто. Помнишь ли ты обо мне. Это лирическое. Наверное общество Эренбурга. А жена его — ты прав — прелесть. Вкус у тебя верный. Целую твоя (последнее слово подчеркнуто дважды. — Б.Ф.) Татьяна».

Далее приписка:

«2 ч. ночи. Сидим в этом ресторане — вот топография (следует план столика, за которым обозначены места по овалу: „Т. К. Гр-ва, Роман Гуль, Л. М. Эр-бург, Вера Лурье, И. А. Гр-в, Илья Эр-бург, О. Савич“. — Б.Ф.). Марии Константиновне[1759] привет. Надеемся, что она охранит тебя от одичания. Malik хочет печатать твои рассказы „Бирюз<овый> полковник“ и „Английские жены“[1760]. Федин уехал наконец в Норвегию, Никитины — в Париже. Мы уезжаем в Прагу и в Татры. Где вы теперь?»

Следующим письмом Эренбурга стал ответ на послание и книгу Тихонова «Поэмы»[1761] (М.; Л., 1928), надписанную так: «Илье Григорьевичу и Любовь Михайловне Эренбург с неизменной любовью. Н. Тихонов. 1928. Декабрь. В общем, зима 10 число» (была еще и кокетливая приписка под напечатанной на фронтисписе наппельбаумовской фотографией автора: «Это не я. Это для красоты поместили мексикан<ского> генерала Хуэрту — я тут непричем. Возьмите меня под защиту. P. S. За обложку тоже извиняюсь»). В письме Тихонова наверняка, как и раньше, речь шла о современной поэзии и, возможно, негативно упоминался Маяковский. Критическая фраза Эренбурга о последних стихах Маяковского, скорей всего, связана с этим[1762].

«Париж, 5 января <1929>.

Дорогой Тихонов,

спасибо за книгу и за хорошее Ваше письмо. Кроме дружбы радость его редкую вдоволь определяет география отправителя. Не думайте, что Европа легко мне дается. Маяковский пишет теперь плохие стихи. Кажется случайно он написал настоящую строфу и разумеется ее не напечатал. Вот она: „я хочу быть понят родной страной, а не буду понят, что ж, по родной стороне пройду стороной, как проходит косой дождь“[1763]. Ну вот, на „что ж“ не всегда хватает человеческой силы. Я не знаю, выйдет ли мой „Заговор“[1764], прочтете ли Вы его. Я писал эту книгу честно. Что теперь делать, не знаю. Я Вам завидую. Не только молодости, но и тому, что Вы поэт. Это иногда дело возраста, иногда же сверхъестественное дело. Кроме того Вы начинаете писать прозу. Вы пишете ее изумительно. Я чувствую, что натянутость интриги еще не давит Вас. Мне трудно стало жить с вымышленными людьми, других нет, другие газета. Поэтому у меня стопы бумаги, два пера паркера, капризный норов и ни черта не написано. Может быть я весной приеду к Вам[1765]. А Вы молодец. Ваши рассказы великолепны и остается одно: роман. Вы моложе, крепче и как-то органичней нашего собачьего поколения. Может быть, Вы снова в такой то раз докажете, что снашиваются люди, а не формы и что не только вещи — понятья, чувствования куда долговечней нас. Не забывайте обо мне и хоть изредка пишите: большая радость Ваше письмо.

Обнимаю Вас И. Эренбург»[1766].

Этим письмом, по существу, завершается переписка. Во всяком случае, прочитав в 1930 году в «Красной нови» очень понравившиеся ему очерки Тихонова[1767], Эренбург написал не автору, а Елизавете Полонской: «Если видишь Тихонова, скажи ему, что его очерки „Белуджи“ прекрасны. Это единственное значительное из нашей письменности за последние месяцы»[1768]. Передано это было Тихонову наверняка, но никакого письменного отклика от него не последовало.

4. Роковые тридцатые. Литературная окаменелость

Переписка неслучайно оборвалась в пору, когда практически сформировалась сталинская диктатура. В 1929 году Тихонов уже ни в чем не противоречил власти и ничем ее не огорчал (кто бы мог поверить, что в 1922-м он писал о себе: «Сидел в Чека и с комиссарами разными ругался и буду ругаться <…>. Закваска у меня анархистская, и за нее меня когда-нибудь повесят»[1769])… Тихонов до конца дней сохранял запал неутомимого рассказчика, был прост в общении, но уже с той поры, как черт ладана, избегал неправоверных граждан. А Илья Эренбург, лишившись пусть и не всегда срабатывавшей, но несомненно мощной «крыши»[1770], обрел тогда статус, по существу, неправоверного гражданина СССР. Его положение на книжно-журнальном рынке Советского Союза стало никаким: новые книги либо запрещались, либо печатались изуродованными цензурой. Жить приходилось на ненадежные деньги от европейских переводов своих книг (Европа уже вступала в пору жесточайшего международного кризиса). Беда его заключалась в том, что он не мог писать «в стол». Дело не в деньгах, хотя и это важно. Эренбург считал, что пишет сегодня о сегодня и для сегодня и, возможно, не очень-то верил в долговременную прочность написанного. Иначе говоря, ему необходим был читатель, а главный читатель жил в СССР[1771]. Лишиться его — означало литературную смерть, равносильную самоубийству. Эренбург пытался найти выход, энергично искал такие темы, которые позволили бы ему печататься на родине, сохранив в рамках избранных сюжетов определенную внутреннюю свободу (мера этой свободы временами превращалась в фикцию).

К 1929 году сошла на нет почти вся его дружеская переписка с СССР. Разве что московский приятель В. Г. Лидин[1772] оставался надежным адресатом еще несколько лет. Из эренбурговских писем ему: «Дела мои дрянь. Вот уже семь месяцев не получаю из отечества ни копейки» (начало сентября 1929 года)[1773]; «Я все еще работаю, хотя неизвестно зачем. У нас меня не печатают. Нет ни любви, ни денег. Года же проходят и все начинает основательно надоедать. Выстрел Маяковского я пережил очень тяжело, даже вне вопроса о нем. Помните наш разговор о судьбе нашего поколения? Ну вот» (27 апреля 1930 года)[1774]. И еще строчки из письма Савича к Лидину: «Зубы лежат на полке и стучат о полку. Рядом лежат эренбурговские и тоже стучат. Стучит весь Монпарнас» (24 декабря 1931 года)[1775]. Вот тогда, в конце 1931 года и было принято Эренбургом нелегкое и ответственное решение стать «советским писателем».

1 ... 160 161 162 163 164 165 166 167 168 ... 264
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны) - Борис Фрезинский торрент бесплатно.
Комментарии