Разыскания о начале Руси. Вместо введения в русскую историю - Дмитрий Иванович Иловайский

которых не последняя наша Вагирская провинция, имеющая мужей сильных и опытных в битвах, как из датчан, так и из славян». И затем продолжает: «Чуть ли не в этом месте Гельмольда, сказал я еще в 1846 г., и чуть ли не в этом углу Варяжского моря заключается ключ к тайне происхождения варягов и Руси. Здесь соединяются вместе и славяне, и норманны, и вагры, и датчане, и варяги, и риустри, и россенгау. Если бы, кажется, одно слово сорвалось еще с языка у Гельмольда, то все бы нам стало ясно: но, вероятно, этого слова он не знал».

Какое слово тут подразумевает г. Погодин, мы не догадываемся; да едва ли догадывается и сам почтенный автор. Мы видим здесь простой, нехитрый дипломатический прием со стороны норманизма: указать на отдаленную мифическую возможность примирения, как выражается далее г. Погодин, «живых и мертвых, покойных и непокойных исследователей происхождения Руси, норманистов и славистов». То, что сказано в 1846 г., остается таким же парадоксом и в 1872-м. Да и какое примирение разных взглядов можно найти в Голштинии или Мекленбурге, когда вопрос поставлен таким образом: русь – пришлое или туземное племя? По нашему мнению, нечего и искать таинственный ключ к происхождению руси в каком-либо углу Варяжского моря, так как русь никогда и не приходила из-за этого моря, а с незапамятных времен жила между Днепром и Азовским морем. Народ, который до IX в. включительно известен у греко-латинских писателей под именем росс-алан, в том же IX в. у византийцев и в западных хрониках (Вертинских) является просто под именем рось. Что тут таинственного? Но если всякую легенду или всякий наивный домысел летописца принимать за исторический факт, тогда, действительно, происхождение народов и начало государств останется навсегда под покровом непроницаемого тумана таинственности.

А объяснять происхождение Русского государства немецкой маркой или украйной – разве это согласно сколько-нибудь с историей? Что же из того, что датчане или немцы пользовались славянской рознью и многих славян употребляли против их соплеменников? И мы на своих украйнах заставляли служить нам инородцев и против татарских орд употребляли служилых татар. Пограничная немецкая марка была военная колония, которая закрепляла инородную землю за немецкой нацией. Свою жизнь и силу эта украйна получила из центра, который постоянно и неуклонно сообщал ей свой цвет и свой характер. Только по прошествии столетий какая-либо марка, достаточно укрепившаяся, начинала несколько самостоятельное существование (как Бранденбург), не разрывая, однако, живых связей с прочими частями Германии и пользуясь их поддержкой в борьбе с инородцами. Так было во времена средневековой Германской империи. Итак, есть ли историческая возможность объяснять основание Русского государства какими-то сбродными дружинами и сравнивать его с немецкой маркой? Где же был центр, откуда исходило это таинственное движение сбродных дружин, покрывших всю Россию? Неужели в Голштинии? Стало быть, русь была не каким-либо известным народом, а чем-то межеумочным? Вот это-то нечто межеумочное и было призвано нашими предками для водворения порядка!

46

Пусть крайний норманизм, вместо всех поверхностных разглагольствий и голословных уверений, попытается доказать сколько-нибудь научным образом хотя только одно из своих положений: что норманны плавали по Днепровским порогам ранее известий Константина Багрянородного. Мы говорим научным образом, то есть не одною только ссылкой на легендарные известия нашей летописи о варягах и варяго-руссах; ибо весь вопрос заключается в том, подтверждаются ли эти известия какими-либо свидетельствами несомненно историческими, а не баснословными.

Что варяги не плавали далее Ладоги, ясное доказательство тому находим, например, в договоре Новгорода с Готландом 1270 г. Здесь находится условие о русских лодочниках и ладьях, на которые перегружались товары, приходившие из-за моря и поднимались вверх по Волхову. Иногда они перегружались уже на Неве (см. соч. Андреевского. С. 25, 80, 100). В записках священника Виноградова («Рус. стар.» 1878. Август. С. 561) рассказано, что яхту, подаренную Александром I Аракчееву, тащили в Грузию мимо Волховских порогов, причем 500 человек тянули по 60 сажень в день по бревнам, смазанным салом. (Поздн. примеч.)

47

Что такая форма нисколько не чужда русскому языку, на то указывают и теперь еще употребляемые слова вроде: глухандарь или глухандря, слепандря и т. и. Эти формы – остаток старины – существуют до сих пор, и вы из народного языка их никак не изгоните, а потому предложенная мною форма возможна. В таком темном вопросе, как название порогов, мы по необходимости должны вращаться только в сфере возможного, а никак не положительного. Если же иногда можно подыскать в немецких языках слово, близкое по звуку и даже по смыслу, вроде giallandi, то при родстве индоевропейских корней мы не находим ничего удивительного (притом это не повелительное наклонение). Кстати, укажем и на другое созвучие слову Геландри: Хиландра, сербский монастырь на Афоне. Для возможного объяснения порога Геландри укажем еще на глагол уландать, который, по словарю Даля, в Олонецкой губернии значит: выть, вопить, завывать. Последнее очень подходит к толкованию Константина Багрянородного: шум или гул порога.

48

Какое чтение надобно предпочесть, Улворси или Улборси, мы не решаем; в старых славяно-русских названиях вместо бор встречается и вор, так: Ракобор или Раковор] следовательно, можно предположить и форму Вулниворс. (Так, мы говорим теперь тур, а прежде существовала форма туре.) На существование старинной формы боре или борз, преимущественно в применении к быстрому течению, может указывать и прилагательное борзый (р. Борзна, левый приток Десны). А что форма Вулборз возможна в славянском языке, то уже г. Юргевич указал на существование реки Волборза в Мазовии (приток Нерева) и на имя новгородского боярина XIII в. Воиборзова или Волборзова. Шафарик приводит древнеславянское имя Волбор (I. 96). В русской летописи встречается еще под 1169 г. имя южнорусского боярина Войбор; кроме того, в Вологодской губернии есть река Волбож (Шегрен. Зыряне. 300). Норманисты говорят, будто русские названия порогов противны славянскому языку. Во-первых, наш настоящий выговор значительно удалился от X в.; во-вторых, эти названия искажены; а в-третьих, если читать их так, как есть (не делая превращений вроде ул в холм), то они еще менее подходят к духу немецкого языка. Например, возьмем чтение Улборси; оно уже, конечно, будет напоминать не скандинавское holmfors, а скорее название кавказской горы Элбус или Элбрус. В славяно-русском языке, без сомнения, найдется более восточных звуков, чем в севернонемецком. Самое слово волна в древнерусском языке могло произноситься без в, то есть олно или улна; корень здесь, конечно, ул, так же как в древнескандинавском ula (готское cula). Кроме реки Улы мы