Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга II - Константин Маркович Азадовский

такого рода сейчас довольно частое явление. Недавно был у меня один мой ученик и рассказал, что видел М. М. Тетяева»[66].

А в сентябре, посетив М. Л. и Иос. М. Тронских, отмечавших 30-летие совместной жизни, М. К. встречает Л. П. Эйзенгардт (вдову Исаака Троцкого), вернувшуюся в Ленинград после 17-летнего отсутствия. Об этом он сообщил Оксману в письме от 21 сентября 1954 г.[67] В те же дни становится известно об освобождении Е. М. Тагер, вдовы Г. В. Маслова (однако вернуться в Ленинград она сможет лишь в 1956 г.).

После возвращения в город началось ухудшение. Л. В. вновь обращается к Мандельштаму – тот собирает консилиум. После первого совещания (15 сентября) следует второе, затем третье… Между 15 сентября и 19 октября – пять консилиумов. Врачи признают состояние М. К. критическим. «…Ему все хуже и хуже, – уведомляет Л. В. открыткой М. А. Сергеева. – Читать даже газет не может. 8-Х приехала к нам В. Ю. Крупянская и никак не может решиться на обратный отъезд домой. Так плохо никогда еще не было!»[68]

Сердце отказывало. Он держался только благодаря Л. В., продолжавшей бороться за его жизнь. «Хорошо, что Вы такая мужественная, – напишет ей Вера Юрьевна 26 октября – это и держит его. У меня в сердце щемящая жалость, ни о чем больше не могу думать» (93–6; 25 об.).

В эти дни М. К. получает письмо от Н. Н. Яновского – просьбу написать для «Сибирских огней» рецензию на книгу Е. Д. Петряева «Исследователи и литераторы старого Забайкалья» (Чита, 1954). «Вы – старый „огнелюб“[69], – говорилось в этом письме от 18 сентября, – и, наверное, не откажетесь что-нибудь сделать для нас. <…> Разумеется, я приветствую всякие иные Ваши предложения» (61–19; 15–15 об.). Обращение Яновского было в известной степени инициировано самим М. К., который, получив эту книгу от автора в рукописи, сделал ряд замечаний и написал отзыв, предназначенный для читинского издательства. Летом 1954 г. в Елизаветино он «с наслаждением» перечитывал книгу, к тому времени уже вышедшую из печати. Рассказывая об этом Петряеву 11 июня 1954 г., М. К. затронул и вопрос о рецензии:

Не сомневаюсь, что в самом скором времени получу письмо из «Сибирских огней» с предложением дать рецензию на Вашу книгу. Написать такую рецензию было бы для меня приятным удовольствием, но, во-первых, я уже был рецензентом Вашей книги в рукописи и уже как бы несу за нее ответственность, во-вторых, не причинит ли появление такой рецензии, т. е. с моим именем, неприятностей Вам, дав пищу для всякого рода злопыхательских заявлений и даже инсинуаций[70].

Обеспокоенный тем, что книга Петряева – в связи с его отказом – может остаться без рецензии, М. К. называет фамилию возможного рецензента (М. А. Гудошников) и перечисляет, кроме того, десяток лиц, кому следовало бы, по его мнению, отправить книгу. Вопрос о рецензии обсуждается также в его переписке с М. А. Сергеевым[71].

Столь же заботливо опекал М. К. своего читинского корреспондента и по другой линии. Еще весной 1953 г., готовясь подать заявление о приеме в Союз писателей, Петряев обратился к нему (и к другим лицам) с просьбой о рекомендации. М. К., разумеется, откликнулся на его просьбу. Дело, однако, осложнилось, и в 1953 г. Петряеву не удалось стать членом Союза. Год спустя он возобновляет свои попытки. Рекомендацию пришлось переписывать. Переживая за него, М. К. готов был даже использовать свои московские связи. 18 апреля 1954 г. он писал Петряеву:

Из недавнего звонка Михаила Алексеевича я понял, что как будто Вам снова предстоит затевать дело о вступлении в Союз. Если опять понадобится моя помощь, то, конечно, рассчитывайте на нее в полной мере, но только пришлите копию моего прежнего отзыва. У меня не сохранился. Надо бы все это сделать пораньше. Скажу Вам по секрету, что нынешний председатель Комиссии по приему С. А. Макашин очень прислушивается в таких случаях к моему голосу, и было бы очень хорошо, если бы это дело не затянулось и прошло по крайней мере до Съезда[72] и связанного с ним переизбрания всех основных комиссий[73].

Отзыв был отправлен в июне[74], и спустя несколько месяцев (уже после смерти М. К.) Петряев становится членом Союза писателей[75]. Это характерное для М. К. отношение к человеку, зависимому от его отзыва, выразительно запечатлела в своих воспоминаниях Л. В. (речь идет, по всей видимости, о первом варианте рекомендации):

Вот сентябрь 1953 года – это мучительнейшие бессонные ночи, он задыхается, кашляет… Он потерял совсем голос – это какое-то шипение, сипение, хрипение, клокотание в груди и горле. И вот в этом состоянии он диктует мне дополнительный отзыв о Петряеве (для приема его в ССП). Он не говорит, а шепчет едва-едва. Лицо и шея налились кровью, в горле что-то бешено клокочет, его заливает мокро́той… Возмущенная и негодующая, я вскакиваю из‑за машинки и говорю, что это живодерство, издевательство, что я не буду работать при таком его состоянии и прочее. Вот его слова: «Мусенька, но я должен же это продиктовать, пока я еще могу сегодня. Завтра может быть еще хуже. Ты подумай только, как это важно для Петряева. Ведь человека принимают в Союз!» И я снова села за машинку, и отзыв был дошептан до конца, и Петряев принят в Союз[76].

Глубоко погруженный в декабристскую тематику, М. К. в течение последнего года жизни додумывает старые и обдумывает новые сюжеты. 5 июля 1954 г. он пишет И. С. Зильберштейну: «Ну, м<ожет> б<ыть>, я как-нибудь реализую свое давнее желание и напишу небольшую работку под заглавием „Иркутская дуэль 1859 г.“»[77]

Но осуществить это «давнее желание» М. К. не успел.

К числу его летних (и неосуществленных) планов относилась также заметка о декабристе Фролове[78], предназначавшаяся для «Литературного наследства». О ее содержании ничего неизвестно.

Зато М. К. завершает статью, посвященную пушкинскому посланию сосланным в Сибирь декабристам, и дает ей название «Во глубине сибирских руд…»

О результатах своих последних декабристоведческих занятий М. К. известил И. С. Зильберштейна в одном из неизвестных нам писем конца августа или начала сентября, и тот незамедлительно откликнулся: «Пришлите свою заметку „Во глубине сибирских руд“, а также заметку об авторстве Фролова. После этого решим вопрос об их включении во второй декабристский том» (письмо от 13 сентября 1954 г.).

Заметка