Тёмный путь - Николай Петрович Вагнер

Жени с тротуара… Оттуда я отправился в участок с слабой надеждой, что там, может быть, что-нибудь известно о судьбе ее. Но в участке я никого не нашел, кроме маленького ламповщика, который, свернувшись клубком, спал крепко на подоконнике.

«Господи! – думал я. – Куда идти, к кому обратиться?!»

Порой мне представлялось, что записка ее есть просто отвод глаз, что она хотела избавиться от меня, от своих родных… Это предположение так понравилось мне, что я долго развивал его. Мне казалось, что и в ответе Геси, и в хохоте ее гостей была насмешка над моей недогадливостью. Разгоряченный этой мыслью, я снова бросился к Гесе… «А может быть!..» – думал я, и сердце билось надеждой.

Я живо представлял себе отчаяние и доброго Павла Михайловича, и еще более доброй Анны Николаевны. «Что я им скажу?! – думал я… – Как я открою им?.. На это, может быть, способны они – эти бесчеловечники…»

Я снова прошел в Горсткину улицу.

L

Сверх ожидания, я застал Гесю дома. У нее сидел какой-то молодой человек, низенький, коренастый, с большой головой и громадным лбом, на который спускались коротко обстриженные и гладко причесанные волосы…

– A! – вскричала Геся!.. – Ругатель беспутный!.. Нашел твою Жени или нет?

Я молча сел на стоящий подле нее стул. Я был измучен более душевно, чем физически. Вероятно, эта усталость и страдание отражались ясно и на лице моем, так что Геся сочла долгом сказать мне несколько слов в утешение.

– А я удивляюсь тебе! – сказала она. – Ты воин… и такая баба!.. Разве тебе не приводилось быть в деле и подле тебя не падали раненые и убитые?

– Геся! – вскричал я. – Не мучь меня!.. Я и так измучен… Я заклинаю, умоляю тебя… скажи: что с Жени?

Она посмотрела на меня серьезно. В ее холодных глазах промелькнуло, казалось мне, чувство сострадания. Она всплеснула руками и вскричала, смотря на большелобого незнакомца.:

– Ах! Какой он странный!.. Пойми ты, что ни я и никто не имеют права вмешиваться в чужую жизнь и в чужие чувства… Если бы она сама, твоя Жени, просила бы меня помочь, это дело другое… А то… Как же можно?! Насиловать чужую волю и влезать собственной особой в сердце другого… От этого и все неустройства и все гадости, от этой вечной опеки каждого над каждым… Оттого и свободы нет, что мы друг за другом глядим и друг друга тесним…

– Она ведь последнее время жила с этим Веневитьевым? – спросил наш собеседник.

– Ну да… У них там шел свой роман… Они наслаждались и утешались, а сегодня поутру он убрал себя… Вот и она за ним последовала. Что же мы тут можем сделать?.. Только напортить и навредить! – Последние слова она обратила ко мне.

– Может быть, она пошла к нему на квартиру?.. Чтобы вблизи его тела… – сказал наш собеседник.

– А где он жил? – спросил я… – Вы, может быть, знаете?

– Знаю… Да не угодно ли, я провожу вас?.. Мне нечего делать… В Комитете я не участвую… Особая статья.

Помню, я несказанно обрадовался этому предложению, этому проблеску участия. Хотя он ничего не обещал. Но человек, кажется, так устроен, что не может жить без участия другого. Не это ли – начало общественной связи?..

Я молча слегка пожал руку Геси.

– Желаю ж вам успеха! – сказала она.

И мы отправились.

LI

– Вот, изволите видеть, – начал мой спутник, когда мы спустились с лестницы. – Они никак не могут согласиться со мной (я тотчас понял, что это «они» – были они – бесчеловечники), что силой человечности можно гораздо больше сделать, чем одними внешними, чисто физическими, материальными силами… У них только и есть: револьвер, огонь, топор… Сами же говорят о неудобствах насилия, а между тем все творят посредством насилия.

Я невольно остановился и посмотрел на него.

– Это моя мысль!.. – вскричал я. – Мы удивительно… удивительно сошлись с вами.

– Да и каждый сойдется, кто хоть немного, хладнокровно подумает о положении дел. – И он смотрел на меня в упор его добродушными маленькими глазками и говорил как-то удивительно просто, слегка пришепетывали жестикулируя. – Ведь вот возьмите времена Александра I, времена декабристов… О чем они мечтали? Об олигархии… О гегемонии дворянства… А они, теперешние реформаторы, скрипят зубами на дворянство и сами мечтают тоже об олигархии, только о другой – об олигархии интеллигенции. Им тоже хочется наверх встать и править, и управлять… Да, господа «граждане»!.. Помилуйте!.. Вы интеллигентный народ… вы изучите сперва Россию… вы пройдите ее вдоль и поперек… Ведь вон… до Тенгоборскаго… Мы не знали… Что у нас есть, какие производительные силы работают в государстве… Узнайте все досконально… А вы не знаете, что это за сила, которой вы хотите управлять… Ведь поверите ли, до чего у них все это глупо, по-детски… Они мечтают о республике… Только бы нам, мол, устранить… И все переменится, как по щучьему велению… Да ведь помилосердствуйте!.. Ведь он – народ православный – он сейчас же посадит вам, ну хоть Гришку Отрепьева… Место свято – не будет место пусто… Поверьте!.. Вы посмотрите, какая вера и упование в нем, в этом простом народе, которого вы презираете с высоты вашей интеллигенции… Вы слышали, что было здесь давеча утром… на пожарище?

– Нет, не слыхал.

Он остановился и, придерживая меня за рукав пальто и понизив голос, рассказал о том, как Государь приезжал на пожарище и пробирался к месту пожара и как народ окружил его и со слезами умолял его не подвергать жизнь свою опасности.

– Поверите ли, – говорил он, – эти темные массы с такой теплой любовью отнеслись к Государю… Я сам это видел… Один какой-то мужичок с косую сажень… Когда государь сел на лошадь… (он хотел верхом проехать на пожар), так он обхватил