ДНЕВНИКИ - Александр Шмеман

На этой неделе сутки в Новом Скиту. Чувство и радости, но и некоей тревоги за них. Их чувствительность к тому, как к ним относятся, к их "роли" в Церкви, к "их" богослужению… Короче говоря: "оборот на себя".

В понедельник – о. Каллист (Уэр) в семинарии. Его лекция, разговоры. "Филокалия" и ее терминология. Это какая-то "академическая" духовность. В нашей Церкви все размножаются "специалисты по духовности".

В "Le Nouvel Observateur" вчера передовица Даниэля, страшно взволнованного разговорами о каком-то "религиозном" сдвиге Сартра перед смертью (я писал об этом раньше, прочтя его беседы). "Нет, нет, он остался верен атеизму!" Как это показательно: ибо, конечно, то, что объединяет все противоречивое, мятущееся творчество Сартра, объединяет на глубине, – это богоборчество . Но оно-то, по всей вероятности, и "дрогнуло" в нем в конце его жизни… И даже признать эту дрожь – уже измена… Страшно.

"Мир во зле лежит". И вместе с тем опять "блаженство мая"1 …

Вчера, после долгого перерыва, получил два выпуска бюллетеня, издаваемого Граббе. Как можно жить, дышать, работать на этом уровне, да еще, пожалуй, с убеждением, что служишь Богу и Православию. Это кропотливое выискиванье всех "опасностей", "предательств", "отпадений". Прочтя эти страницы, хочется вымыть руки…

Воскресенье, 4 мая 1980

Вчера весь день – за чтением сборника "Метрополь". К.Фотиев уговорил меня принять участие в "круглом столе" 9 мая. Согласившись, по слабости характера, теперь читаю эти почти семьсот страниц!

Понедельник, 5 мая 1980

Обалдел от "Метрополя", но прочел… Что же я скажу о нем? Впечатление у меня от него бледное. Это очень "литература", показуха, забота о "стиле", прущая из всех пор. И, в сущности, ничем, кроме этого, не объединенная. Все концы – трагические, смерть, провал, поражение. Но как-то без причины.

1 Из стихотворения Ф.Тютчева "Нет, моего к тебе пристрастья.

530

Скорее оттого, что нужно как-то кончить, ибо ничего примечательного в дальнейшем не произойдет. Какая-то лирика , беспредметная, любующаяся сама собою…

Суббота, 10 мая 1980

Все то же "цветущее блаженство мая", все цветет, все изнывает в радости еще не жаркого солнца…

Утром у Н.Н. в психиатрической больнице. Приобщал ее, потом получасовой разговор. Тьма, тяжесть этой депрессии. Хрупкость нашего психодуховного организма…

Вчера, в пятницу, "круглый стол" о "Метрополе". Человек сорок – сорок пять "третьих". Участники обсуждения: некто [Юз] Алешковский, один из авторов альманаха, Наум Коржавин, Е[катерина] Брейтбарт (сестра В. Максимова), я и о. К. Фотиев. Обсуждение, как полагается, сумбурное, но без особой страсти. Не ясно, почему оно вообще понадобилось…

Пятница, 16 мая 1980

Не успеваю не то что писать, а ногти постричь! Такое впечатление, что я попал под какой-то горный обвал и только и успеваю, что как-то прикрыться от очередного камня… Бесконечное чтение студенческих сочинений. Многие из них утешительные: что-то увидели, ощутили, поняли… Вчера очередной прием у нас выпускного класса. Всего – вместе с женами и невестами и гостями (митрополит Феодосии, архиепископ Павел Финляндский) – до сорока человек! И тоже атмосфера по-настоящему семейная, любовная, "братская". Утром – Вознесенская Литургия (архиепископ Павел) – чудная, светлая, сама по себе тебя "несущая"…

Письмо от Сережи: о встречах с Войновичем и Окуджавой и о "диссидентах". Эти последние изолированы, не имеют базы, ибо советская власть, по мнению Сережи, для народа все-таки – "наша". Она, как и народ, "любит дачи, джинсы, автомобили и терпеть не может евреев…"

Воскресенье, 8 июня 1980

Длинный перерыв в записях. Сначала суета конца года, а потом, с 22 мая по 2 июня, десять чудных дней с Сережей в Париже. Жили в отеле "Рекамье", с видом на площадь и церковь St. Sulpice…

Понедельник, 9 июня 1980

Наслаждение от общения с Сережей, от его ума, такта, остроумия и совестливости, делающей его постоянно уязвимым. Рассказы его о России, о мучительной тяжести всего в ней.

Защита диссертации Андрониковым на Сергиевском подворье (вторник, 27 мая). Кроме меня – два католических оппонента: вечный pere Dalmais

и милый pиre Triacca, из Рима. Но Подворье само уже больше не "чувствую"…

Совет РСХД в Монжероне, на Троицу (25 мая). Мало народа и как-то беспредметно.

Зато Париж все эти дни был at its best1 . Солнце, прохлада, и еще праздничное убранство из-за визита Папы.

Мама в [старческом доме] Cormeilles, уже почти совсем "отсутствующая". Разрушение жизни. Много думал об этом.

А вернувшись сюда в понедельник 2 июня, погрузился с головой в наши "проблемы". Я не помню, когда я в последний раз работал!

Ужасные неприятности и у Л. в школе: попытка самоубийства двенадцатилетней девочки. И сразу – отравленная атмосфера в школе: обвинения, обиды… Страшно мне жалко Л., которая все это переживает мучительно. Неужели все-таки удастся уехать в Лабель в четверг?

Чья-то умная статья об иранской "революции". Запад не понял религиозного измерения событий, все думал, что "все образуется": демократия, социализм, "человеческое лицо" и т.д. На деле же корень – ислам во всем его тоталитаризме и даже "клерикализме". Теократия. И в этом все дело. Западный либерализм отвергает конфликт , потому что он прежде всего отвергает и отрицает Истину, саму возможность истины. Обо всем можно "договориться" и "понять друг друга". Но в мире сталкиваются "теократии", абсолюты, и трагическая ошибка Запада прежде всего в ощущении свободы как свободы от абсолюта . Парадокс (христианской) свободы: она от Истины. "Познаете истину, и истина сделает вас свободными"2 . Человек не желает уравнивать истину и ложь, а именно этому учит его Запад. И потому Запад "гниет" и ложь побеждает.

Среда, 25 июня 1980

"Раскаяние" о.Д.Дудко… И сразу со всех сторон: "Что Вы об этом думаете?.." Мое впечатление от этой печальной истории: мне всегда казалось, что о.Дмитрий нуждается в восторженной поддержке своей паствы, что его несла некая волна энтузиазма и что в этой волне он черпал нравственную силу. Он не одиночка, как Солженицын, которому никакая волна не нужна для того, чтобы быть сильным. А о.Дмитрий вне этой среды, поддержки да, конечно, и успеха (всемирного!) – уязвим. Что с ним делали пять месяцев в тюрьме, мы не знаем… Но в пятьдесят девять лет – после всего этого успеха – идти на десять лет лагеря… Этого он не выдержал. А, может быть, "развенчав" его, сделав "спорным", "они" его просто вышлют за границу.

С воскресенья в Нью-Йорке, вернее – в семинарии после десяти чудесных дней в Лабель. Liturgical and Pastoral Institute3 : толпа, встречи, разговоры, лекции, службы – и все это при нью-йоркской жаре и сырости. В пятницу, Бог даст, возвращаемся в Лабель.

1 в самом лучшем виде (англ.).

2 Ин.8:32.

3 Краткосрочные литургические и пастырские курсы (англ.).

532

Вторник, 8 июля 1980

Сегодня в Нью-Йорке на два дня: заседания, скрипты и т.д.

Слушая, читая реакции на "самоотречение" о. Дудко, думаю: эмиграция – это самообман …

Письмо – умное – от Никиты С[труве]. Без "самообмана". И в него вложено – длиннейшее [письмо] В.Тростникова из Москвы. Ответ на мое, посланное по прочтении в апреле у А.И. Солженицына] его книги. Очень показательное.

Среда, 10 сентября 1980

С 28 августа в Нью-Йорке после длинного лабельского лета. В этом году оно было "чудесным летом" (название книги Саши Черного, которую мы очень любили в детстве), спокойным, несмотря на четыре поездки в США, рабочим (написал главу "Таинство воспоминания" и почти кончил "Liturgy of Death") и "отдохновительным" – все те же прогулки, тот же особенный, только лабельский мир и покой, то же канадское небо, озеро, сосны, березы. Целый месяц провели с нами Маня с детьми.

Затем десять дней семинарской суеты, новые студенты, "ориентации", "регистрации" и т.д. Все же удалось три раза съездить с Л. на Jones Beach, на океан. Для меня этот огромный пляж, синева океана, люди под разноцветными зонтиками – совсем особый опыт "праздника", того "солнечного и неподвижного полдня", который я всегда очень сильно ощущаю…

Сегодня – первый день в нашей нью-йоркской квартире, с ее тишиной… Первый "перерыв" перед окончательным погружением в семинарскую и церковную жизнь.

Последние недели прошли под знаком польских событий, за которыми мы следили буквально с замирающим сердцем. Каждый раз – все та же надежда, что что-то "лопнет" в кошмарном советском организме, что что-то начнется.

Смерти: тети Любы Оболенской, А.А.Боголепова.

Споры, разговоры об о.Дудко. Мучительный – для меня – тон русской прессы. Углубляющееся отчуждение от "третьих", от их советской тональности. Вчера вечером просматривал, перелистывал новый "Континент". И чувство именно чуждости, как если бы было априори ясно, что для меня во всей этой "ключом бьющей" деятельности словесного потока – места нет…