Постижение России; Опыт историософского анализа - Н Козин

Гремучая смесь из либеральной и коммунистической утопии, которые в данном случае неожиданно объединяются. В самом деле, если коммунизм явным образом "комплексовал" по поводу классов, подчеркивая исключительность одного, пролетариата и его исторической миссии в истории по преодолению всех классов и всяких, не только классовых, но и социальных различий, то либерализм "комплексует" прежде всего по поводу абсолютно автономной личности и в этой связи находит новую мессию в мировой истории - абсолютно свободную личность, призванную на новой идейной и субъектной основе решить ту же самую коммунистическую задачу - избавить общество от всех социальных общностей и связанных с ними социальных различий, достичь не только социально-классовой, но и национальной и на этой основе цивилизационной однородности. Как видим, конечная историческая цель одна и та же, разными оказываются субъекты и идейное обоснование средств и путей движения к такому цивилизационно однородному обществу. Но от этого они не становятся менее утопичными.

Прежде всего, почему личность главнее всего и всех в истории классов, наций, государств, цивилизаций? Пора расстаться с большевистской практикой ранжирования исторических субъектов по степени их значимости для истории. Каждый из них занимает свое, другими субъектами истории незаменимое место и тем самым участвует в историческом творчестве. Что касается личности, то, строго говоря, она участвует в историческом творчестве не сама по себе, а только будучи в составе той или иной социальной общности, начиная с профессиональной и кончая национальной и цивилизационной общностью. Сама по себе личность значит многое, но для истории она начинает значить несравненно больше, как только становится частью более общего исторического субъекта, прежде всего классового и национального. Она вообще не может быть главнее всех в социуме, ибо все, что делает ее личностью, включая сюда и ее социальные роли, она получает из социума и непосредственно из тех форм общности, в которые она включается и в составе которых она творит историю.

Вот почему подобно тому, как личность не может существовать сама по себе вне форм своих социальных общностей, так она не может творить и историю сама по себе вне форм этих социальных общностей. Личность входит в историю не сама по себе, а как составная и неотъемлемая часть социума. В конце концов, личность объективирует в своей жизни и истории не только саму себя, свою неповторимость, но и свою идентичность. А там, где она объективирует свою идентичность, она объективирует свою социальность, все то, что связывает ее с социумом. В этой связи она предстает во всем богатстве своей социальной и исторической природы и опосредованности, как личность-семья; личность - профессиональная группа; личность-класс; личность-нация; личность-культура; личность-государство; личность-цивилизация. Она выражает в себе и через себя все это, и все это становится основой ее базовых форм идентичности в обществе и в истории, вне которых она есть ничто. Ибо личность, в ряду других определений ее сущности, есть еще и то, с чем и как она себя идентифицирует.

Кроме того, представлять себе социальную структуру будущего общества состоящей только из абсолютно автономных и свободных личностей - это слишком смелое представление. Очевидно, что в будущем социуме следует ожидать упрощения социальной структуры, но не до такой же степени, не до степени же преодоления вообще всех социальных общностей, самой социальной структуры общества и субъектной базы истории как таковой. Она же не может созидаться абсолютно автономными, свободными, ничем, в том числе и между собой не связанными личностями. В этой связи следует иметь в виду и другое: вытеснение из субъектной базы истории всех, кроме личности, предполагает отказ от всего, что связывает эту личность с дискретными и конкретными структурами истории, от всех форм ее идентичности в истории, в том числе и таких базовых, как конкретная духовность, культура, язык, религия...

Все это подлежит преодолению в личности и, следовательно, в самой истории и только ради того, чтобы восторжествовала абсолютно автономная и свободная личность, но, похоже, свободная и от истории, ибо преодоление всего этого в личности предполагает преодоление в ней и самой истории. С такой личностью, разумеется, можно преодолевать любые перегородки между любыми цивилизациями, так как ее действительно ничто и не с чем не связывает. С ней вообще можно делать все что угодно, ибо это феномен-фантом вне конкретной истории, культуры, духовности, вне какого бы то ни было контекста вообще, любых форм социальности и идентичности - чрезвычайно удобный концепт для исторического препарирования любой проблемы с произвольных позиций и с тенденциозными целями и задачами, но всякий раз весьма далекими от реальной истории и выстраданных ею истин, ценностей и смыслов.

Таким образом, во-первых, не стоит преувеличивать степени свободы и автономности личности в будущем обществе. По крайней мере, она никогда не сможет быть свободной от самой себя и того общества, в котором и посредством которого она становится свободной, ибо свобода - это не только экзистенциал души, но еще и продукт общественных отношений. Во-вторых, нет никаких оснований свободу вообще, а свободную и автономную личность тем более превращать в универсальное средство решения любых проблем истории. Это одна из иллюзий человечества, в данном случае современного либерализма, полагать, что можно решать любые, в том числе и в принципе не решаемые проблемы истории посредством абсолютизированных форм исторического творчества, злоупотреблять свободой исторического творчества настолько, чтобы саму свободу превращать в средство осуществления любых утопий.

В истории, как и в природе, есть ограничения и даже запреты на возможность любых форм исторического творчества и в любых направлениях. Одним из них является запрет на возможность превращения свободной личности в настолько свободную от общества и истории, от всех форм социальной локальности и цивилизационной идентичности, от всех форм зависимости от них, что это превратит личность в единственного универсального субъекта истории, не только замещающего собой всех остальных, но и связывающего и объединяющего только собой всю историю поверх всех ее различий, включая сюда и цивилизационные. Впрочем, эта позиция не лишена логики: абсолютно свободная личность, личность вне истории, свободная от истории может стать чем угодно в истории, творить как угодно и какую угодно историю, связать и объединить что угодно в истории. Проблема осталась только за самым малым как стать такой личностью.

Обо всем этом стоило сказать особо, так как мы живем не где-нибудь, а все-таки в России, в стране, как никакой другой за ХХ столетие пострадавшей от абсолютизированных форм исторического творчества, в частности от попыток осуществить утопии. Как никакой другой склонной к реализации утопии универсалистских проектов цивилизационного бытия человечества, связанных со сломом основ собственной национальной и цивилизационной идентичности. Впрочем, справедливости ради стоит признать, что это склонность не всей России, а только ее вненациональной и внеисторической части, которая не только свою неидентичность национальной и исторической России считает за главное свое достоинство, но и пытается именно ее навязать всей остальной России. И как навязать, не считаясь ни с чем: ради вхождения в иную цивилизацию, будь то в коммунистическую, европейскую или американскую готова на любые преступления против собственной нации.

И это несмотря на то, что весь исторический опыт свидетельствует: все исторические проекты, претендовавшие на цивилизационное объединение человечества, неважно какое и на какой основе, будь то на основе объединения всей ойкумены империями А. Македонского или Pax Romana и кончая идеями всеобщей фашизации или всеобщей коммунизации человечества, терпели крах. Хотя, и это стоит подчеркнуть особо, идея всемирности всемирной истории - это не случайная идея человечества. Сближение локальных цивилизаций было, есть и будет неотъемлемой частью реальных процессов исторического развития человечества, самой объективной логикой принуждающегося к тому, чтобы стать человечеством, органичным союзом цивилизаций и культур.

Но, во-первых, это сближение, а не процесс поглощения одной локальной цивилизацией другой, не агрессия одной культуры против другой культуры; во-вторых, это опять-таки сближение, а не некий синтез цивилизаций и культур с последующим образованием некой общей для всего человечества цивилизации и культуры. Такой вектор в цивилизационных и культурных синтезах не просматривается, просматривается другое - интенсификация процессов взаимодействия и взаимовлияния культур и цивилизаций; в-третьих, сближение идет по принципу близкодействия и близкородственности - в первую очередь сближаются друг с другом национальные формы существования локальных цивилизаций, как, к примеру, в Европе в рамках локальности европейской цивилизации. Уже значительно сложнее идут процессы сближения локальных цивилизаций, принадлежащих одному и тому же цивилизационному универсуму. Проблемы в сближении цивилизаций и культур нарастают по восходящей вслед за восхождением в обратном порядке от конкретного к абстрактному, к более крупным цивилизационным феноменам, по мере того, как нарастает глубина различий между цивилизациями и культурами. И эти проблемы дают о себе знать уже на уровне локальных цивилизаций. Уже здесь обнаруживает себя предел сближения локальных цивилизаций, заданный теми различиями в цивилизационных основах их бытия, которые определяются различиями в содержании генетических кодов их истории.