Повелитель света - Морис Ренар

дело с весьма изобретательным воришкой, но, судя по всему, он не знает, что этим вечером в замок прибыло подкрепление… Постарайтесь не шуметь, Жюльен, и ничего не говорите. И давайте-ка разуемся…

Пока они снимали обувь, Клод, чрезвычайно впечатленный, прошептал:

– Вы только там поосторожнее, мсье Шарль!

– Не беспокойтесь. Наших кулаков будет достаточно, но, если что, у каждого из нас есть при себе еще и револьвер.

Клод покачал головой:

– Что-то мне подсказывает, что в этот час бродить там с револьвером – все равно что безоружным.

– Пойдемте! – бросил Шарль шоферу.

Тот, крепкий парень в самом расцвете сил, с трудом сдерживал ликование: это приключение ему страшно нравилось.

В гостиной Шарль включил карманный фонарик. Шествуя первым, он пересек комнату и через кладовую прошел к винтовой лестнице. И они начали подниматься – осторожно, крадучись.

Дверь, ведущая на чердак, оказалась незапертой. Они вошли. Два слуховых окошка, расположенные прямо напротив двери, обрисовывали два прямоугольника лунного неба – другие слуховые окна, видимые снаружи, находились в мансарде.

Отливающий молочной синевой свет заполнял это летаргическое, необычайно тихое место. Между балками и в углах – сгустилась тьма. Справа от правого же слухового окошка, выделявшегося на фоне серой стены черным прямоугольником, – проем, ведущий к подножию небольшой, в пять или шесть ступеней, лестницы; оттуда можно пройти к загадочной комнате таким образом, что по выходе из этой комнаты вы неизбежно должны были пройти через чердак, мимо слуховых окон. На цыпочках, выключив маленький электрический фонарик, Шарль, а вслед за ним – и Жюльен благополучно достигли правого слухового окна. Древний пол из толстых, хорошо сплоченных досок не издал ни единого скрипа.

Как и было задумано, этот наблюдательный пункт, не будучи совершенным, предоставлял весьма ценные преимущества. Он не позволял разглядеть всю «верхнюю комнатку», но давал возможность видеть даже бо́льшую ее часть, нежели Шарль рассчитывал. Хотя двери отсюда не было видно, сама библиотека хорошо просматривалась, за исключением нижней трети, так как, не будем забывать, слуховое окно располагалось чуть ниже ее уровня.

Наконец, слева от библиотеки виднелась часть стены, покрытая черными, в цветочек обоями, которые Шарль узнал, и украшенная не менее дорогими его памяти гравюрами.

Он встал на цыпочки. Взору его открылась верхняя часть стеклянной лампы, и он убедился, что лампа эта стоит на секретере.

Но он проклинал гардину или же некий экран, который заслонял всю левую половину освещенного окна, не позволяя наблюдателю рассмотреть значительную часть «верхней комнатки».

Разглядеть незнакомца не представлялось возможным. Оставалось лишь запастись терпением и ждать развития событий. И действовать по обстоятельствам.

Следующие несколько минут, которые показались им целой вечностью, они провели в полной неподвижности, не сводя глаз с этой слабо освещенной (должно быть, лампа была снабжена абажуром) половины окна, стараясь не выдать своего присутствия ни единым движением.

Внезапно чисто инстинктивно Шарль отступил в сумрак чердака. Человек неспешно поднялся на ноги. Судя по всему, все это время он сидел за письменным столом. Взяв лампу, он подошел к библиотеке, открыл одну из ее застекленных створок и, светя себе, принялся искать какую-то книгу или же документ.

Жюльен, выдохнув, шепотом констатировал:

– Его совсем не слышно! Как такое возможно?

Шарль сжал его руку, призывая к молчанию. Глаза у него округлились настолько, что водитель, видя в лунном свете это ошеломленное лицо, почувствовал себя гораздо менее уверенно.

И действительно, в эту минуту Шарль испытывал неописуемое изумление. Человек с лампой был среднего роста. Он носил короткие, с проседью бакенбарды; пышные волосы пребывали в совершеннейшем беспорядке. В его чертах угадывалась энергичность; глаза метали быстрые взгляды. На нем была плохо подогнанная, чуть ему великоватая, оливкового цвета куртка с коричневым велюровым воротником; широкий ворот мягкой сорочки, поддерживаемый завязанным кое-как шелковым галстуком, небрежно расстегнут.

То не был человек из нашей эпохи. И однако же, Шарль Кристиани знал его не хуже, чем самого себя: перед ним, с другой стороны окна в «верхней комнатке», стоял персонаж, представленный на одной романтической картине: изысканном, полном жизни портрете, что висел в гостиной на улице Турнон… Для полного сходства не хватало лишь ружья в одной руке, подзорной трубы – в другой, пистолета за красным поясом и попугая на плече.

Короче, сколь бы невероятным это ни казалось, но тот, за чьими действиями в этот сентябрьский вечер 1929 года наблюдал Шарль, был, как читатель уже, вероятно, догадался, Сезар Кристиани, бывший капитан корсаров его величества императора Наполеона I, павший от рук убийцы в Париже, в доме № 53 на бульваре Тампль, 28 июля 1835 года, в возрасте шестидесяти шести лет.

Живой (или скорее – оживший) и невредимый!

Дрожа, словно в лихорадке, Шарль пожирал глазами это невероятное зрелище. Затем вдруг к нему вернулась рассудительность. Мистификация была подготовлена тщательно, очень искусно и, вне всякого сомнения, именно для него, Шарля Кристиани, так как подобная реконструкция не смогла бы столь сильно взволновать ни Клода, ни Перонну, ни одного из обитателей соседней деревушки.

Поэтому он взглянул с уже бо́льшим хладнокровием на переодетого незнакомца и разыгрываемую им для своего тайного наблюдателя сцену.

Сделано все было превосходно, разыграно – как по нотам. Безукоризненная копия старого морского волка, лет шестидесяти с небольшим: суровые, резкие движения, подлинная выправка и всё что ни на есть устарелое, минувшее, чуждое нашему времени. И лампа! Старая масляная лампа Первой империи, которая всегда находилась в кабинете первого этажа, откуда мистификатор украдкой, без ведома Клода, ее стянул!..

Тем временем субъект с достойной восхищения серьезностью продолжал свои поиски на полках библиотеки. Вот он сделал вид, что обнаружил искомое: кипу бумаг. Потом вернулся к невидимому письменному столу, и взору Шарля снова предстала лишь верхняя часть библиотеки и кусок стены.

Сказать, что Шарль понимал хоть что-то в происходящем, было бы погрешить против истины. Он переходил от догадки к догадке, и ничто не подталкивало его к тому, чтобы остановиться на какой-то одной из них. Единственное, что он решил для себя, так это не брать этого любителя глупых шуток, как говорится, с поличным, но дождаться его выхода, чтобы узнать, куда он направится и что будет делать после того, как он покинет «верхнюю комнатку», из которой всегда выходит в районе полуночи.

Ожидание тянулось долго. Незнакомец показался лишь раз, перед самым уходом, пройдясь туда-сюда по комнате все в той же фальшивой тишине, которая с каждой минутой становилась все загадочнее.

Настал момент, однако, когда, снова взяв свою старинную лампу, гость устало провел рукой по растрепанной шевелюре и, бросив за окно слегка ироничный, как показалось Шарлю, взгляд, протянул свободную