Капитал и идеология - Томас Пикетти

риск "ловушки неравенства", с которой сталкивались многие общества на протяжении веков. Элитный дискурс склонен переоценивать стабильность, и особенно увековечивание существующих прав собственности, в то время как развитие часто требует переопределения отношений собственности и открытия возможностей для новых социальных групп. Отказ британской и французской элиты от перераспределения богатства и инвестиций в образование и социальное государство продолжался до Первой мировой войны. Этот отказ основывался на сложных идеологических конструкциях, как это происходит и сегодня в США. История показывает, что перемены могут наступить только тогда, когда социальная и политическая борьба сочетается с глубоким идеологическим обновлением.

Социал-демократия и справедливое налогообложение: Упущенная возможность

Обратимся теперь к вопросу о справедливом налогообложении, который приведет к вопросу о выходе за пределы национального государства. Мы видели трудности, с которыми столкнулись социал-демократические общества, когда они пытались пересмотреть нормы справедливой собственности и образования после 1980 года, когда основная программа национализации перестала быть привлекательной и мир вступил в эпоху высшего образования. Те же политико-идеологические ограничения мешали новому мышлению о налогах. Партии левого толка - социал-демократы, социалисты, лейбористы, демократы - склонны были пренебрегать фискальной доктриной и справедливым налогообложением. Резкий рост прогрессивного подоходного налога и налога на наследство в период 1914-1945 гг. в целом произошел как чрезвычайная реакция и никогда не был полностью интегрирован в партийную доктрину ни интеллектуально, ни политически. Это отчасти объясняет хрупкость созданных фискальных институтов и те вызовы, которые были брошены им в 1980-х годах.

В целом, социалистическое движение выросло как ответ на вопрос о режиме собственности с целью национализации частных фирм. Этот акцент на государственной собственности на средства производства, который оставался сильным среди французских социалистов и британских лейбористов вплоть до 1980-х годов, имел тенденцию препятствовать рассмотрению других вопросов, таких как прогрессивные налоги, совместное управление и самоуправление. Одним словом, вера в централизацию государства как единственный способ преодоления капитализма иногда приводила к игнорированию вопросов, связанных с налогами, включая то, что должно облагаться налогами и по каким ставкам, а также вопросы разделения власти и права голоса в компаниях.

Среди недостатков социал-демократического анализа налоговых вопросов следует особо отметить два момента. Во-первых, левые партии не смогли способствовать развитию международного сотрудничества, необходимого для защиты и расширения прогрессивного налогообложения; более того, иногда они способствовали фискальной конкуренции, которая оказалась разрушительной для самой идеи фискальной справедливости. Во-вторых, размышления о справедливом налогообложении слишком часто пренебрегали идеей прогрессивного налога на богатство, несмотря на его важность для любой амбициозной попытки выйти за рамки частного капитализма, особенно если он используется для финансирования всеобщего накопления капитала и содействия большей циркуляции богатства. Как мы увидим далее, справедливое налогообложение требует соблюдения баланса между тремя законными и взаимодополняющими формами прогрессивного налогообложения: налогами на доход, наследство и богатство.

Социал-демократия и трансцендентность капитализма и национального государства

Социал-демократия двадцатого века всегда была интернационалистской в принципе, но гораздо менее интернационалистской в политической практике. Как мы видели в главе 10, именно с такой критикой Ханна Арендт выступила в 1951 году против социал-демократов первой половины двадцатого века. С таким же успехом ее можно отнести и к их преемникам во второй половине века. После 1950 года социал-демократические движения сосредоточились на построении фискального и социального государства в узких рамках национального государства. Хотя они достигли несомненного успеха, они не пытались по-настоящему разработать новые федеральные или транснациональные политические формы (такие как социальные, демократические и эгалитарные аналоги транснациональных колониальных, большевистских и нацистских режимов, проанализированных Арендт). Поскольку социал-демократия не смогла достичь постнациональной солидарности или фискальности (о чем свидетельствует отсутствие единой европейской фискальной и социальной политики), она ослабила то, что построила на национальном уровне, поставив под угрозу свою социальную и политическую базу.

На европейском уровне различные социал-демократические и социалистические движения, конечно же, неуклонно поддерживали усилия по созданию Европейского объединения угля и стали в 1952 году, затем Европейского экономического сообщества (ЕЭС), созданного Римским договором в 1957 году, и, наконец, Европейского союза, который пришел на смену ЕЭС в 1992 году. Эта серия политических, экономических и торговых соглашений, закрепленных договором за договором, проложила путь к беспрецедентной эпохе мира и процветания в Европе. Сотрудничество сделало это возможным, первоначально регулируя конкуренцию в основных областях промышленного и сельскохозяйственного производства. Поразителен контраст между 1920-ми годами, когда французские войска оккупировали Рур, чтобы потребовать выплаты долговой дани в размере 300 процентов ВВП Германии, и 1950-ми годами, когда Франция, Германия, Италия и страны Бенилюкса (Бельгия, Нидерланды и Люксембург) координировали производство угля и стали, чтобы стабилизировать цены и обеспечить максимально плавное послевоенное восстановление. В 1986 году Единый европейский акт установил принцип свободного обращения товаров, услуг, капитала и людей в Европе ("четыре свободы"). Затем Маастрихтский договор 1992 года учредил не только Европейский союз, но и общую валюту для тех стран, которые этого хотели (евро начал использоваться банками в 1999 году и вошел в общее обращение в 2002 году). С тех пор государства-члены все больше полагаются на институты ЕС в переговорах о торговых соглашениях между Европой и остальным миром в условиях быстро растущей международной экономической открытости. Ученые точно описали строительство Европы в период 1950-2000 годов как "спасение национального государства", политической формы, которая многим казалась обреченной в 1945-1950 годах. На самом деле, сначала ЕЭС, а затем ЕС позволили старым национальным государствам Европы координировать производство и торговлю, сначала между собой, а затем с остальным миром, сохраняя при этом свою роль центральных политических игроков.

Несмотря на свои успехи, европейское строительство страдало от многих ограничений, которые сегодня угрожают настроить большое количество людей против всего проекта, как показал референдум Brexit 2016 года. За последние несколько десятилетий распространилось мнение, что "Европа" (это слово стало обозначать бюрократию в Брюсселе, игнорируя все предыдущие этапы процесса) наказывает низший и средний классы в пользу богатых и крупных корпораций. Этот "евроскептицизм" также питается враждебностью к иммиграции и чувством утраченного статуса (по сравнению с колониальной эпохой в одних местах или коммунистической эпохой в других). В любом случае, начиная с 1980-х годов, европейские правительства не могут справиться с сочетанием растущего неравенства и снижения темпов роста. В чем же причины этого оглушительного провала? Во-первых, Европа почти исключительно полагалась на конкурентную модель, в которой регион против региона и человек против человека, что принесло выгоду группам, считающимся более мобильными. Во-вторых, государства-члены не смогли договориться о какой-либо общей фискальной или социальной политике. Эта неспособность сама по себе является результатом решения требовать единогласия в налоговых вопросах - решения, закрепленного в договоре за договором с 1950-х годов по настоящее время.

До