Капитал и идеология - Томас Пикетти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Интересно отметить, что несколько европейских стран относительно медленно принимали национальный минимум заработной платы. Великобритания сделала это только в 1999 году, а Германия - в 2015 году. Ранее эти страны полагались исключительно на переговоры о заработной плате на уровне фирм и секторов, что могло привести к высоким минимальным зарплатам, но с различиями от сектора к сектору. Изменения в структуре занятости, особенно сокращение занятости в промышленности и постепенный переход к сфере услуг в сочетании со снижением уровня профсоюзного членства, постепенно снизили роль коллективных переговоров с 1980-х годов. Возможно, это является одной из причин большей зависимости от национальной минимальной заработной платы. Хотя минимальная заработная плата является незаменимым инструментом, она не может заменить переговоры о заработной плате и распределение полномочий на уровне отрасли и фирмы; в будущем они могут принять новые формы.
Помимо правовой системы (трудовое и корпоративное право), налоговая система также может оказывать решающее влияние на первичное неравенство. Очевидно, что это относится к налогу на наследство. Прогрессивный налог на богатство, который можно было бы использовать для финансирования всеобщего капитала, может иметь аналогичный эффект. Налогообложение богатства приводит к структурному сокращению неравенства в богатстве в каждом новом поколении, что также способствует выравниванию инвестиционных возможностей и, следовательно, будущему распределению доходов от труда и капитала. Что еще более удивительно, прогрессивный подоходный налог оказал очень сильное влияние не только на неравенство после уплаты налогов, но и на первичное неравенство (до уплаты налогов и трансфертов).
Во-первых, более высокие налоговые ставки на крупные доходы помогли ограничить концентрацию сбережений и накопления капитала в верхней части распределения, в то время как снижение налоговых ставок в средней и нижней части распределения способствовало диффузии собственности. Кроме того, одним из основных последствий чрезвычайно высоких предельных ставок (70-90 процентов) на доходы высшего руководства в период с 1930 по 1980 год, особенно в США и Великобритании, было прекращение самых экстравагантных выплат руководителям. Напротив, резкое снижение налоговых ставок в 1980-х годах в значительной степени способствовало стремительному росту оплаты труда руководителей. Действительно, если посмотреть на эволюцию оплаты труда руководителей компаний, зарегистрированных на бирже, во всех развитых странах с 1980 года, можно обнаружить, что вариации налоговых ставок объясняют большую часть вариаций в оплате труда руководителей - гораздо больше, чем другие факторы, такие как сектор деятельности, размер компании или результаты деятельности. Действующий механизм, по-видимому, связан с тем, как определяется оплата труда руководителей, и с переговорной силой руководителей. Как руководителю убедить других участников процесса (включая непосредственных подчиненных, других сотрудников, акционеров и членов компенсационного комитета компании) в том, что повышение зарплаты оправданно? Ответ никогда не бывает очевидным. В 1950-х и 1960-х годах топ-менеджеры крупных британских и американских компаний были мало заинтересованы в борьбе за огромные прибавки, а другие субъекты неохотно их предоставляли, поскольку 80-90 процентов любой прибавки ушло бы непосредственно в правительство. Однако в 1980-х годах характер игры полностью изменился. Факты свидетельствуют о том, что руководители начали тратить значительные усилия на то, чтобы убедить других в обоснованности огромных повышений, что не всегда было сложно сделать, поскольку трудно измерить, насколько велик вклад каждого отдельного руководителя в успех компании. Более того, комитеты по компенсациям часто формировались довольно кровосмесительным образом. Это также объясняет, почему так трудно найти какую-либо статистически значимую корреляцию между оплатой труда руководителей и эффективностью (или производительностью) компании.
Кроме того, с 1980-х годов производство в США все больше концентрировалось в крупнейших компаниях (не только в секторе информационных технологий, но и во всей экономике). Это увеличило переговорную силу руководителей ведущих компаний в каждом секторе и позволило им сжать нижнюю и среднюю части шкалы оплаты труда и увеличить долю прибыли в добавленной стоимости. Этот рост концентрации отражает слабость антимонопольной политики, неспособность идти в ногу с меняющимися условиями производства и, прежде всего, отсутствие политической воли у сменяющих друг друга администраций принять какие-либо меры против монополий. Причины этого включают идеологический контекст, благоприятствующий laissez-faire, усиление международной конкуренции, и, возможно, систему финансирования избирательных кампаний, предвзято относящуюся к крупным корпорациям и их лидерам (я еще вернусь к этому вопросу).
Высшее образование и новая образовательная и социальная стратификация
И последнее, но, возможно, не менее важное: помимо правовой и налоговой систем, система образования также играет решающую роль в формировании первичного неравенства. В долгосрочной перспективе именно доступ к навыкам и распространение знаний позволяют сократить неравенство как внутри стран, так и на международном уровне. Технологический прогресс и трансформация структуры занятости означают, что производственная система требует все более высоких уровней квалификации. Если предложение навыков не развивается в соответствии с этим спросом - например, если одни социальные группы не увеличивают или даже уменьшают свои инвестиции в образование, в то время как другие выделяют все большую долю своих ресурсов на обучение - неравенство в оплате труда между этими двумя группами будет расти, независимо от того, насколько хороша действующая правовая или налоговая система.
Имеющиеся данные убедительно свидетельствуют о том, что рост инвестиций в образование сыграл центральную роль в особенно резком росте неравенства доходов в США с 1980-х годов. В 1950-х и 1960-х годах Соединенные Штаты были первой страной, добившейся практически всеобщего среднего образования. В 1980-х и 1990-х годах их догнали Япония и большинство стран Западной Европы. Сейчас все эти страны вступили в эпоху массового высшего образования, когда все большая часть каждой новой возрастной когорты посещает колледж или университет. В середине 2010-х годов уровень высшего образования (определяемый как процент молодых взрослых в возрасте 18-21 года, зачисленных в высшее учебное заведение) составлял 50 и более процентов в США и всех странах Западной Европы и приближался к 60-70 процентам в Японии и Корее. Образовательный и символический порядок был перевернут с ног на голову. В прошлом высшее образование было привилегией небольшой части населения: менее 1 процента на рубеже двадцатого века и менее 10 процентов до 1960-х годов. В богатых странах большинство молодого поколения сейчас заканчивает колледж, а в конечном итоге и большинство всего населения. Этот процесс идет полным ходом: учитывая скорость смены поколений, мы видим, что доля взрослого населения с высшим
