Рубеж. Пентакль - Марина и Сергей Дяченко

Перстень! Камень кровавый!

Даже испугалась. Поглядела – замерла.

Кровавым огнем горел самоцвет на груди пана Мацапуры-Коложанского. Горел, переливался – словно подмигивал.

«Пойдешь ко мне на цепь?»

Ах, чародеи-химерники! Колом бы осиновым вас!

То ли взгляд ее перехватил Дикий Пан, то ли просто – почуял.

– Чему дивишься, Ярина Логиновна? То прикраса фамильная, от батька моего Леопольда досталась. Сперва был тут белый камень-диамант, только потерял его батька в городе Париже. Потерял – да другой вставил. Рубин этот, панна сотникова, из самой Индии привезли, из страны Кашмир.

Спокойно сказал, невзначай словно. Сказал, а сам взгляд от лица ее не отрывал. Будто испытывал.

Хотелось Ярине об узнике седобородом спросить да о площади Гревской, что в том Париже-городе, но – смолчала. Успеется! Будет час – все Дикому Пану припомнит. И пана Станислава тоже!

Поерзал пан Мацапура по креслу. Поерзал – успокоился.

– Ну, слушай, Ярина Логиновна. С безделицы все началось. Три дня тому разголос по местечку прошел, будто на закате искра возле солнца сверкнула. Сверкнула – да и погасла. Поговорили – забыли. А я вот не забыл.

Помолчал Дикий Пан, пальцами толстыми по подлокотникам побарабанил. Будто слова искал.

– Сам дивился: с чего такую безделицу помню? А потом на ум пришло: «Искрой, пятном, хоботом, а после – столпом». Вроде загадки детской. Не слыхали ли, панна сотникова?

Покачала головой Ярина. Не слыхала. Не любила она загадок. Одно поняла – не шутит Мацапура. Не шутит – и на солнце смотреть не зря заставляет.

– Книга такая есть – «Рафли» зовется. Чернокнижие сугубое, даже мне порой тошно. Да только вот читывал я там некое повествование – про Аспида, что землю сгубить хотел в годы давние. Вот с того и запомнил – про искру, про пятно да про все прочее…

Встал Дикий Пан, шеей повел, словно бы душно ему было. Будто бы схватил кто за шею его бычью.

– Послали того Аспида ангелы некие, самим Сатаной назначенные. А чтоб до времени не увидели губителя, возле самого солнца спрятали. Только и можно было заметить, что искру на закате. А через дней несколько…

Только сейчас и догадалась Ярина крест сотворить. Ишь, кого помянул, людоед!

– Или пан Сатаны испугался? – не утерпела она. – Чего ж слуге хозяина своего бояться?

Моргнул Дикий Пан, брови высоко поднял. Вот-вот рассмеется. Да только не стал смеяться.

– Дура ты, панна Ярина! То мугыри пальцы гвоздем колют да за полночь на печь лезут, чтобы душонку свою продать. Пропадают – и зазря. Сатане-то до них и дела нет. Ты хоть Библию читала?

И вновь перекрестилась панна сотникова. Сперва Врага, после – Писание Святое оборотень поминает. Неведомо, что хуже!

– Сатана, которого должно Противоречащим звать, Богу отнюдь не ворог. Или Иова Многострадального книгу не помнишь? «И был день, когда пришли Сыны Божии предстать пред Господа; между ними пришел и Сатана». Поняла? Пришел он среди ангелов, потому как сам – ангел! К Господу приходит и от него наказы получает. Ты, Ярина Логиновна, попов меньше слушай. Вредно это!

В третий раз перекреститься не пришлось. Замерла рука. Помнила Ярина книгу об Иове. И о Сатане клятом помнила, да как-то не задумывалась.

– А потому и землю сгубить Противоречащий отнюдь не сам задумал. Да не о том речь. Пойдем, снова посмотрим. Вместе.

Как вставала – трость подал, руку калачиком согнул. И впрямь, кавалер!

Возле окна дивное началось. Поглядел Дикий на небо, прищурился и принялся в карманах шарить. Долго шарил – видать, глубокие карманы панские.

– А вот гляди, Ярина Логиновна! Нравится?

Взяла, в руках повертела. Зеркальце? Нет вроде. Стекло, да какое-то мутное. Словно коптили его. Тронула пальцем – не мажется.

– Сие, панна сотникова, оптика называется. Не простое стекло – с дымом. А как через него глянешь, все больше кажется – в четыре раза. Знатные тут мастера! Ну-ка, проверь!

Поглядела Ярина на Дикого Пана – и чуть не отшатнулась. Экое чудище! Черный, словно арап, рожа – с гарбуз знатный!

– Поняла? Ну а теперь – на солнце взгляни. Не бойся, глаз не обожжешь.

Делать нечего. Взглянула.

Маленьким было солнце – словно плошка медная. Плоское, а по краям – вроде темной каймы. Даже обидно Ярине стало – это ли светило, что жизнь всем дает?! Фу ты, химерия!

– А теперь – влево. Чуть-чуть.

Серым казалось небо, словно то, во сне виденное. И странно гляделось на том небе черное пятнышно. Вроде как школяр-неряха кляксу посадил.

– Так это что – Аспид? – поразилась она.

Отняла мутное стекло – и зажмурилась. Яркое солнце в этих краях!

Задумался Дикий Пан, крутнул ус, губами пухлыми причмокнул.

– Про Аспида, Ярина Логиновна, книга «Рафли» пишет. А для того пишет, чтобы всем ясно стало. Не Аспид это, понятно. Да не в названии дело. Скоро пятно вырастет, хоботом вниз опустится. А в тот хобот весь сей мир и вытянет. Вот так!

Не удержалась – снова на небо взглянула. Пятнышко – и пятнышко, маленькое, еле разглядишь. А вот ежели разглядишь…

– Никак дыра? – поразилась она. – Словно небо насквозь проткнули!

Ничего не ответил Мацапура. Кивнул только.

– Надо гетьману… кнежу написать!.. – быстро заговорила Ярина. И осеклась. Кнежу Сагорскому? А может, еще и самой приехать – со своей же головой на блюде?

Да и к чему писать? Ведь знает кнеж! Знает!

«…Незаконный… несанкционированный переход господина Мазапуры через Рубеж каким-то образом нарушил его функционирование… существование. Более того, вероятна угроза нашему миру… Сосуду… реальности».

Прав был, выходит, пан прокурор Иллу!

– Но что же делать, пан Станислав?

Сказала – и язык прикусила. Как только повернулся?

Прости, пан Станислав, лыцарь благородный!

И на это ничего не ответил Мацапура. Руки за спину заложил, голову понурил. Шагнул к пустому кнежскому креслу. Не дошел, назад повернул.

– Написал я кнежу Сагору, Ярина Логиновна. Неглуп он, поймет. Да что толку? Чародеев позовет? Лапки лягушачьи сушить станет?

Снова повернулся к креслу, шагнул – и опять назад повернул.

– И через Рубеж не перейти. Ни с визой, ни с чародейством! Как в домовине!

Всмотрелась Ярина. Или кажется ей, или вправду Дикий Пан труса спраздновал? Да неужто?