Курский излом - Валерий Замулин

Понимая, что противник ждать не будет, командующий 1‑й ТА начал сам формировать нечто подобное второму эшелону. На рассвете полковнику М. З. Киселеву, командиру 180‑й отбр, подошедшей из 40‑й А, был направлен приказ № 74 о сосредоточении бригады к 8.00 из района Семеновка, Горянино в ур. Становая (6 км северо–западнее Покровки). Его батальоны должны был перекрыть шоссейную дорогу Белгород — Обоянь. Сюда же на участок: ур. Становая — район южнее Покровского — восточная окраина Верхопенья выдвигаются только прибывшие эшелоном 753‑й и 756‑й оиптад{567}. Первый дивизион был передан в резерв командиру 31‑го тк, но одновременно получил приказ при необходимости действовать совместно со 180‑й отбр, второй — находился в резерве командира 3‑го мк.

Еще накануне, вечером 6 июля, в подчинение М. Е. Катукова поступила и 192‑я отбр полковника А. Ф. Каравана{568}. Утром 7 июля по приказу командарма она была сосредоточена, так же как и 180‑я отбр, во втором эшелоне за 3‑м мк в районе: выс. 260.8, лес юго–западнее Сухо — Солотина, но в боях в этот день она участие не принимала. Командарм возложил ответственность за стыки между 3‑м мк и 31‑м тк, поэтому обе бригады — и М. З. Киселева, и А. Ф. Каравана — оперативно подчинил комкору‑31. Это была солидная помощь — более ста боевых машин, на которую Д. Х. Черниенко мог опираться в критический момент.

Потерявший связь со штабом 6‑й гв. А 1440‑й сап в составе 4 СУ‑76 и СУ‑122 был также направлен на усиление передового рубежа 3‑го мк в районе Красной Дубравы. Однако из–за отсутствия 122‑мм снарядов его оттянули сначала в само село, а затем в Верхопенье. [610]

Помимо подвижных соединений Н. Ф. Ватутин передал в 1‑ю ТА из 6‑й гв. А 33‑ю отпабр в составе 163‑го и 159‑го пап (36 152‑мм гаубиц). Это было очень ценное для М. Е. Катукова соединение, так как его армия вообще не имела гаубичной артиллерии. Бригаду он пока оставил в своем резерве. Кроме того, командующий фронтом сообщил М. Е. Катукову, что утром в район ст. Прохоровки уже выдвигался 10‑й тк генерал–лейтенанта В. Г. Буркова. Его 11‑я мсбр будет занимать оборону на левом берегу р. Псел на участке Красный Октябрь — Васильевка (за рубежом 237‑й тбр), прикрыв тем самым одно из опасных мест, выход к излучине реки.

Что же собой представлял тот «бронированный молот», которым командующий 1‑й ТА планировал ударить по корпусу СС, чтобы остановить его? На 4 июля 1943 г. 31‑й тк был укомплектован на 97 %, в нем числилось 208 Т-34 и Т-70. Каждая из трех бригад располагала 53 танками (43 Т-34 и 10 Т-70), 100‑я тбр имела дополнительно два Т-60. Резерв комкора состоял из 45 машин (33 Т-34 и 12 Т-70). Все танки в бригадах были на ходу, в ремонте находились лишь 3 резервных (2 Т-34 и 1 Т-70). Еще до марша комкор передал все танки своего резерва комбригам в качестве усиления. За счет этого численность бригад возросла, и к началу боев в каждой из них насчитывалось не менее 60 единиц бронетехники. Однако это не значит, что все две сотни танков корпуса утром 7 июля находились на исходных позициях и были готовы к бою. В ходе маршей часть танков отстала в пут по техническим причинам, а некоторые, как приданная 192‑я отбр в тылу собственных войск, понесли еще и боевые потери. Абсолютно точных данных по всем бригадам собрать не удалось. В журнале боевых действий отмечено, что после подтягивания корпуса из основного района дислокации, который он занимал до 5 июля включительно, в район выжидательных позиций 6 июля состояние танкового парка бригад 31‑го тк корпуса было следующим:

в 100‑й тбр: Т-34–39, Т-70–11, Т-60–2, отстало в пути 9 танков;

в 237‑й тбр: Т-34–48, Т-70–9, отстало в пути Т-34–5, Т-70–1;

в 242‑й тбр: Т-34–50, Т-70–10{569}.

Но это был лишь первый этап переброски соединения Д. Х. Черниенко к переднему краю. В ночь на 7 июля на марше находились бригады майора Проценко и подполковника Соколова. Они, так же как и вышедшая к Покровке еще 6 июля 100‑я тбр, в ходе марша оставили на обочинах и в кюветах определенное [611] количество техники. Число отставших машин наутро известно лишь в 242‑й тбр — 14.

Танковые бригады 3‑го мк, которым предстояло действовать в первом эшелоне на правом фланге 31‑го тк, располагали меньшим количеством техники. Батальоны полковника В. М. Горелова и подполковника А. Ф. Бурды уже 6 июля в Яковлеве вели ожесточенные бои с танковым полком «Лейбштандарт» и имели боевые потери. Особенно значительные оказались в 1‑й гв. тбр — 18 машин. К полуночи 6 июля в 49‑й тбр числился в строю 41 танк, а в 1‑й гв. тбр — 32.

Таким образом, в пяти бригадах, выведенных в первый эшелон 1‑й ТА на прохоровском направлении, числилось всего 256 танков (в 31‑м тк — по списку, в 3‑м мк — в строю). Кроме того, во втором эшелоне находились еще два соединения: полковника М. З. Киселева и подполковника А. Ф. Каравана, располагавшие 127 боевыми машинами (по списку).

В ходе боев вместе с танками комбриги могли использовать и свои истребительно–противотанковые батареи, насчитывавшие в общей сложности 19 76‑мм ПТО в 100‑й, 237‑й, 242‑й, 49‑й и 1‑й гв. тбр (одно орудие было потеряно в боях) и 8 пушек в 180‑й и 192‑й тбр. Помимо этих средств, генерал–майор Д. Х. Черниенко располагал 24 85‑мм ПТО в двух отдельных противотанковых дивизионах и 59 45‑мм и 76‑мм ПТО — из приданного иптап и бригады полковника Е. Ф. Петрунина. Следовательно, если учесть 13 орудий 122‑го гв. ап 51‑й гв. сд, расчеты которых заняли оборону в полосе 31‑го тк, против 2‑го тк СС могло быть выдвинуто дополнительно к танкам 123 орудия (в двух эшелонах), из них 99 76‑мм и 85‑мм ПТО.

Хочу особо подчеркнуть: несмотря на то, что командующий 1‑й ТА и получил довольно значительные силы танков и артиллерии в качестве средств усиления, их нельзя было рассматривать таковыми. Фронт восполнял то, что недополучила армия перед началом боев. Напомню, в 6‑й и 31‑й тк отсутствовали положенные по штату: иптап, полки PC, омцп, сапы или отп, зенапы, оиптад, а также мсбр и минполк (31‑й тк). Также не имел положенных зенитного и самоходного полков находившийся на направлении главного удара 3‑й мк. Это не позволяло командарму создать глубокоэшелонированную противотанковую и противовоздушную оборону на важных направлениях и сковывало маневр танковыми бригадами и полками. Он был вынужден компенсировать их орудиями недостаток артсредств. Таким образом, Михаилу Ефимовичу пришлось, по сути, сдерживать две мощные группировки неприятеля лишь штатными частями и соединениями. И как мы увидим далее, выполнял он эту тяжелую боевую работу в сложных условиях успешно и очень профессионально. [612]

Утром 7 июля, получив приказы и распоряжения из штаба, огромный армейский механизм пришел в движение, набирая обороты. Наиболее сложно проходил марш 237‑й тбр. Бригаде предстояло пройти чуть больше 30 км по маршруту: хутор Покровский, выс. 260.5, ур. Ситное, Кочетовка, Грезное — и сосредоточиться в х. Тетеревино. Но на марше произошла существенная заминка. Мост через Псел в Кочетовке был взорван, причем, как ни покажется странным, собственными войсками. Процитирую приказ командующего 6‑й гв. А № 038 от 17 июня 1943 г.:

«6 июля 1943 г., вследствие создавшейся боевой обстановки, командир саперного взвода 2‑й роты 540‑го армейского инженерного батальона ст. лейтенант Рухман Святослав Николаевич получил приказ о минировании трех мостов в районе сел Сухо — Солотино, Кочетовка, а также приказ о взрыве указанных мостов в случае непосредственной угрозы захвата их противником или получения приказа о взрыве со стороны начальника боевого участка, который будет держать оборону этого района.

Имея на каждом мосту по отделению бойцов, Рухман разведки не вел. Обстановку совершенно не знал и, несмотря на отдаленность боя и отсутствие непосредственной угрозы со стороны противника, отдал приказание взорвать два моста в 3.00 7.7. 43 г. и третий мост — у 7.00 того же числа, что было выполнено. В результате подрыва мостов, не вызванного боевой обстановкой, две танковые части и одно танковое соединение задержались прибытием на боевые рубежи и отражению войск противника от одного часа тридцати минут до двух часов, а также задерживалось продвижение пехоты и автотранспорта.

За безответственное отношение и проявление паники при исполнении боевого приказа командир саперного взвода ст. лейтенант С. Н. Рухман предан суду Военного Трибунала и осужден 12 июля 1943 года к высшей мере наказания — расстрелу»{570}.

Жестокое было время, тяжелая и очень напряженная обстановка. Как ни привыкал на войне к смерти человек, каждый в душе надеялся выжить. И невероятно трудно и обидно было осознавать, что гибнешь от своей пули. Не берусь судить, соизмерима ли степень вины этого офицера с вынесенным ему суровым приговором. Отмечу лишь, что взрыв мостов действительно задержал примерно на 4 часа переброску бригады соединений майора Н. П. Проценко и подполковника Е. Ф. Петрунина. Они не смогли вовремя выйти в указанный район, и [613] боевая группа дивизии «Лейбштандарт» их упредила. Офицеры штаба 29‑й оиптабр писали: