Руина, Мазепа, Мазепинцы - Николай Костомаров

Запорожцы убили посыльного. Тогда неприятели произвели взрыв, но

повредили самим себе более, чем осажденным, потому что козаки

успели перекопать подкоп.

После такой неудачи бусурманы обратились на Кизикермень.

Какой-то перебежчик уверил их, будто там нет вовсе ратной силы.

* Местечко Зеньковского уезда при р. Ташани у впадения в р. Ворсклу.

2 Военачальника (татар.).

496

Но там, как мы сказали, оставлено было 500 ратных царских

людей да еще несколько черниговцев, а назначенный тогда в Та-

ванске воеводою Бухвостов успел заранее прислать к ним 1000

человек Нежинского полка, которых прислал гетман по

возвращении в Малороссию.

14 сентября бусурманы взорвали устроенный под Кизикермень

подкоп и повредили переднюю стену; одни бросились на прорыв, другие стали приставлять к стене лестницы. Тех, которые

бросались в прорыв, засыпало землею, а тех, которые стали всходить

по лестницам, кизикерменцы побивали каменьями. После такой

неудачи татары ушли к судам, а пойманный в плен турок показал

с пытки, что султан дал им указ покинуть осаду, если не будут

удаваться приступы, и они решились попытаться еще один раз: если же в этот раз не удастся, тогда уйдут. Пленник объявил, что на всех неприятельских судах будет войска 33 000, а

невольников тысяч шесть.

После неудачи под Кизикерменем бусурманы сосредоточили

свою деятельность над Таванском, устроили вновь подкопы с

раскатами и еще раз прежде взрыва попытались склонить к измене

Козаков, зная, что они москалей недолюбливают. В этот раз они

уже для такой цели не посылали своих людей, чтобы запорожцы

их не побили, а бросили в город, прикрепивши к стрелам, два

письма - одно от татар, другое - от турок.

Письмо от татар гласило так:

<Черкасам, атаманам, сотникам и всей козацкой черни многое

поздравление. Мы с вами старые друзья. За что же вы против

нас бьетесь? Зачем за Москву умираете? Ведь Москва с вами не

очень добрые дела творит. Наш государь вас к себе приглашает.

Не бойтесь ничего дурного. На той стороне, где стоят каторги, там увидите ханское желтое знамя. Пусть кто-нибудь из ваших

приходит к этому знамени. Мы ханскому величеству донесем и

все останется, даст Бог, по вашему желанию. Если же это слово

не пригодно вам, - как себе знаете, а ваши грехи на ваших

шеях. Я здесь такой человек, что меня послушают>.

Другое письмо гласило так:

<От войска турецкого и от хана крымского слово старшинам

и всему козацкому войску, находящемуся в городе. Наш

падишах - старейший над всеми землями. Город, который вы

заняли, - его город. Сдайте его нам добровольно, если хотите себе

здоровья, а не сдадите, так мы его возьмем с помощью Бога и

Мугамета, пророка его, и тогда вас мечом истребят наши рыцари.

Одиножды и дважды вам говорим: сдайте город. Сегодня же

отпишите нам ответ>.

На эти письма дан был один ответ тем же способом: пущенною

из города стрелою:

497

<Не верим вашим лживым пророкам, надеемся на Всемогущего

Бога и на Пречистую Его Матерь, твердо уповаем, что вы не

возьмете нашего города, пока не заржавели наши сабли и не

ослабели руки, а хлебных и боевых запасов у нас много. Не

устрашайте нас угрозами и не прельщайте обманами. Делайте

что хотите, а мы не подумаем отдавать этого города в вашу

область, но всякий час ожидаем к себе войск и готовы мужественно

стоять, пока сил наших станет, за веру православную, за честь

и за имя нашего государя. Надеемся при помощи Божией нанести

вам великое поражение и будет вам вечный срам>.

На другой день, 25 сентября, в седьмом часу утра, бусурманы

зажгли приготовленные ими подкопы под раскаты. Одни с

неистовством бросились в пролом, другие полезли по лестницам на

городовую стену. Приступ продолжался пять часов, а с турецких

каторг и фуркатов * посылался в крепость сильный огонь. Ничто

не помогло бусурманам. Они были отбиты; осажденные стали

исправлять разрушенные места.

После того еще несколько дней бусурманы продолжали

повышать свои шанцы, приближаясь теснее к городу, и устроили новый

подкоп под раскат, уже прежде поврежденный. Осажденные с своей

стороны повышали свой внутренний вал. 1 октября бусурманы

зажгли свой подкоп, но он не произвел никакого вреда осажденным.

Готовились бусурманы снова идти на приступ; между тем

расставленная на берегу Днепра татарская сторожа принесла

известие, что к Таванску на выручку идут свежие русские силы. Это

известие произвело такой переполох, что ночью с 9 на 10 октября

бусурманы собрались отступать. Суда, поставленные выше Та-

ванска, примкнули к тем, которые стояли ниже, а затем турки

и бывшие с ними татары перебрались с кизикерменской стороны

на крымскую и разошлись: турки на своих судах — к устью

лимана, а татары степью - в Крым.

Из русских сил, шедших на выручку Таванска, скорее других

дошел полтавский полковник с своим отрядом и не увидал уже там

неприятелей. Вернувшись обратно, он доложил гетману, что хотя

Таванск остался невзятым, но приведен в крайнее разрушение.

Проломы в стенах, происшедшие от взрывов, так широки, что в них

можно въезжать на лошадях; пушки у турок были такой величины, что козаки подобных и не видывали, а бомбы, пущенные в город, весили от трех до пяти пудов каждая. Всех убитых и раненых в

Таванске и Кизикермене было 205 человек, а бусурманы, по тому

же докладу полтавского полковника, потеряли около семи тысяч.

Поход под Таванск гетмана и князя Долгорукого никак не может

быть признан славным подвигом. Правительство, однако, не

поставило гетману на вид неудачи этого похода, особенно когда она была

исправлена последующею высылкою войск, заставивших бусурман

498

отступить, чем достигалась главная цель похода. Гетман, старшины

и полковники получили в награду подарки, состоявшие, по

обыкновению, в материях и соболях; запорожцам, бывшим на войне, прислано 1500 рублей деньгами и 1100 портищ1 сукон, а кошевому

атаману, писарю и асаулу дано еще особо ефимками.

Новые слухи о том, что бусурманы готовятся на следующий год

опять нападать на русские владения, побудили к мысли о новом

плавном походе. В январе 1698 года был об этом у гетмана съезд, после чего все полковники, каждый в своем полку, принялись за

постройку челнов. Это не обходилось без затруднения и ропота, потому

что тогда накладывали с Козаков сбор по ефимку и по полтине; судов

строить не умели, недоставало ни мастеров, ни работников, ни

гребцов. Однако по распоряжению гетмана городовые козаки в течение

четырех месяцев построили 430 челнов, за что царь похвалил

гетмана. В конце мая гетман приказал городовым козакам подниматься в

поход, четыре полка отправил вперед в Таванск, а шесть оставил

при себе и двинулся на Коломак для соединения с князем

Долгоруким. У князя положено быть 83 280 человек войска пешего и конного.

В июле оба войска отправились сначала безводною степью, направляясь к Перекопу, но потом, опасаясь безводья и бескормицы

в вытравленных и выжженных степях, повернули к Таванску, сделали распоряжение о скорейшем исправлении Таванска и Кизикер-

меня и послали десятитысячный отряд великороссиян и

малороссиян к Очакову плавным путем; но так как русские суда были

малы, а люди мало искусны, притом пушек с ними было немного, и те небольшого размера, то они не решались проплывать между

двумя турецкими крепостями, Очаковом и Кинбурном, с которых

поражали бы их огнестрельным оружием. Простоявши двое суток в

пустыне, где не было ни хат, ни шалашей, они отступили. Тогда

предводители нашли, что взять Очаков, как намеревались, трудно.

<Нам, - говорили они в свое собственное извинение, - не образец

запорожцы, которые в малолюдстве ночью воровски проплывают

или сухопутьем пробираются к морю. У нас большие обозы. Как

только мы туда дойдем, в Царьграде узнают и пришлют против нас

на каторгах войско. И теперь стоять нам под Кизикерменем и Та-

ванском невозможно: люди от недостатка продовольствия

разбегаются; запасов на пять месяцев на подводах привезти сюда трудно, а те, что отправлены были на судах, пропали на порогах, и здесь

ни за деньги купить, ни саблею достать ничего нельзя. Поэтому

лучше нам воротиться>. По таким соображениям оба войска