Особое мнение - Филип Киндред Дик

Паровой лимузин сбавил ход, занял особое, персональное место Леконта на стоянке перед штаб-квартирой Партии, шофер, обогнув машину кругом, распахнул заднюю дверцу, и Леконт, ни о чем не тревожась, вальяжно вышел наружу, навстречу ясному дню. Отшвырнув в сточную канаву окурок сигары, он неторопливо, с достоинством двинулся к парадному входу в знакомое, практически родное здание.

Нечто новенькое

Тем вечером огни в громадном коммунальном многоквартирном комплексе «Авраам Линкольн» не гасли допоздна. Был День поминовения, и жителям комплекса, всем шести сотням человек, согласно уставу, надлежало спуститься в подвальный зал для собраний. Все они – мужчины, женщины, дети – стремились внутрь непрерывным потоком, а Брюс Корли, дежуривший у дверей, умело справляясь с новеньким, отнюдь не дешевым идентификатором личности, проверял каждого по очереди, дабы на собрание не проник посторонний, кто-либо из жильцов чужого коммунального многоквартирного комплекса. Жильцы подвергались идентификации благодушно, без возражений, и дело шло как по маслу.

– Эй, Брюс, во что нам обошлась эта ерундовина? – поинтересовался старый Джо Пурд.

Он, старейший из жильцов «Авраама Линкольна», въехал в свою квартиру с женой и парой дочек еще в мае 1980-го, на следующий же день по завершении строительства. С тех пор жена его умерла, дочери выросли, вышли замуж, зажили отдельно, а Джо так и остался на прежнем, насиженном месте.

– Страшно подумать, – отвечал Брюс Корли. – Зато она ошибки нипочем не допустит. В смысле не полагается только на собственные суждения.

До сих пор он, постоянный пристав жилого комплекса, впускал людей в зал, руководствуясь только памятью на лица, и в конце концов проморгал сразу двух хулиганствующих молодчиков из «Ред Робин Хилл Мэнор», а те сорвали собрание, постоянно встревая с вопросами и замечаниями не по делу… но больше такие безобразия не повторятся.

– Пожалуйста, не забудьте, обратите внимание: пункт 3-а, «О выделении средств на ремонт крыши», теперь идет под номером 4-а, – с вымученной улыбкой приговаривала миссис Уэллс, раздававшая списки обсуждаемых вопросов.

Разбирая списки, жильцы разделялись на два потока и шли к противоположным сторонам зала: принадлежащие к фракции либералов рассаживались справа, а консерваторы – слева, причем обе фракции подчеркнуто игнорировали оппонентов. Те немногие, кто не присоединился – новые жильцы либо попросту чудаки-одиночки, – уселись в задних рядах, замкнутые, молчаливые, хотя весь зал вокруг гудел от множества негромких бесед. Пока тон разговоров и общее настроение оставались довольно мирными, однако жильцы понимали, что схватка сегодня вечером здесь разразится нешуточная. Следовало полагать, обе стороны подготовились к ней как могли: там и тут зачитывали, передавали из рук в руки документы, петиции, газетные вырезки.

У сидящего за столом на сцене в окружении четверки доверенных управляющих комплексом председателя, Дональда Клюгмана, заранее сосало под ложечкой. Будучи человеком исключительно мирным, он всеми силами уклонялся от яростных перебранок, даже сидя среди публики, а сегодня вечером ему предстояло взять на себя активную роль: неумолимое вращение жизни вознесло его к председательскому креслу. Обязанности председателя выполняли все жильцы поочередно, и очередь Клюгмана, как на грех, настала в тот самый день, когда дискуссия о школе достигла кульминации.

Вскоре зал заполнился почти до отказа, и Патрик Дойл, нынешний капеллан комплекса, не слишком уютно чувствовавший себя в долгополых белых одеждах, вскинул вверх руки, прося тишины.

– Вступительная молитва, – сипло объявил он, откашлялся и вынул из складок балахона небольшую карточку. – Будьте добры, закройте глаза и склоните головы.

С этим он оглянулся на Клюгмана, и тот кивнул ему: продолжай, дескать, продолжай.

– Отче Небесный, – заговорил Дойл, – все мы, жильцы коммунального многоквартирного комплекса «Авраам Линкольн», покорнейше молим Тебя благословить… сие наше собрание. Э-э… еще молим, чтобы Ты в милосердии своем дал нам сил собрать средства на ремонт крыши, ибо с ней дело, похоже… срочнее некуда. Молим также об исцелении наших болящих соседей и чтобы безработные поскорей подыскали работу… а еще дай нам, Господи, мудрости, разбирая прошения тех, кому хочется жить среди нас, без ошибки отличить, кого стоит принять, а кому указать на дверь. Так же молим Тебя защитить нас от чужаков, чтобы никто не пробрался к нам нарушать в комплексе мир и закон… а особенно напоследок просим: если будет на то воля Твоя, избави Николь Тибодо от синусных головных болей, что в последнее время так часто мешают ей являться нам на телеэкранах… и пускай эти боли не имеют ничего общего с тем всем нам памятным случаем двухлетней давности, когда тот монтировщик обронил контргруз прямо ей на голову, почти на неделю отправив Николь в больницу. Ну, в общем… на этом – аминь.

– Аминь, – дружно подхватил зал.

– Ну, а теперь, прежде чем перейти к делам, – объявил Клюгман, поднявшись с кресла, – уделим пару минут внимания выступлениям наших собственных талантов. Первым на сцену выйдет трио сестер Феттершмеллер из двести пятой квартиры. Девочки исполнят для вас чечетку в мягких туфлях под песню «Построю я лестницу к звездам». Просим!

С этим он сел, а на сцену выбежали три крохотные светловолосые девчушки, прекрасно знакомые зрителям по множеству прежних самодеятельных концертов.

Пока сестры Феттершмеллер в полосатых брючках и сверкающих серебром жакетиках, улыбаясь, отбивали, отшаркивали подошвами мягких туфелек ритм танца, входная дверь распахнулась и в зал вошел опоздавший к началу собрания Эдгар Стоун.

Припозднился он в тот вечер, засидевшись за проверкой квалификационных контрольных работ соседа по лестнице, мистера Иэна Дункана, и на пороге зала его голову все еще доверху переполняли мысли об этих контрольных, об откровенно слабых результатах, показанных едва знакомым ему Дунканом. Пожалуй, он, даже не проверяя работы до конца, мог точно сказать, что контрольные Дункан завалил самым позорным образом.

Сестры Феттершмеллер на сцене запели писклявыми, ломкими голосками, и Стоун всерьез призадумался. За каким дьяволом он здесь? Наверное, только затем, чтобы не нарваться на штраф: ведь явка на собрание для всех жильцов обязательна. Любительские концерты, устраиваемые так часто, не интересовали его ни в малейшей степени. Уж он-то прекрасно помнил прежние времена, когда по телевидению транслировали развлечения на любой вкус – музыку, песни, танцы в исполнении профессионалов. Разумеется, теперь все профессионалы, кто хоть чего-нибудь стоил, состоят на жалованье у Белого дома, а телевидение целиком отдано на откуп образовательным программам…

Вспомнив о замечательных старых фильмах времен расцвета развлекательного телевидения, с комиками вроде Джека Леммона и Ширли Маклейн в главных ролях, мистер Стоун снова взглянул на сестриц Феттершмеллер и глухо застонал.

Корли, услышав страдальческий стон, смерил Стоуна строгим взглядом.

Ладно. Молитву сумел пропустить – и на том спасибо.

Предъявив новой машине Корли удостоверение личности, Стоун