Жизнь волшебника - Александр Гордеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
вновь оказываются в той же, более привычной, тайге. В изумлении черемшатники даже
оглядываются на озеро черёмухового цвета и аромата: не сон ли это был?
– Такое местечко надо запомнить, – озабоченно повторяет Митя, озираясь по сторонам, чтобы
хоть как-то сориентироваться.
Но кругом одни высоченные ели. Вершин гор, к которым можно было бы хоть как-то
«привязаться», не видно. Наверное, потому-то сюда никто не возвращается.
Идут они потом ещё долго, будто в прострации. Куда – известно только Мите. Или уже не
известно? Роман не спрашивает, просто идёт. Тайга всё такая же густая. Ноги путаются в траве. У
Мити блестит вспотевшая шея. Едят комары – по облаку на каждого. Роман всё время смотрит под
ноги, и когда Митя вдруг резко останавливается, едва не бодает его в спину. Рука Мити так
выразительно и предостерегающе поднята, что Романа вдруг уже от одной этой внезапно
напряжённой руки окатывает жаром. Остановив дыхание, он полностью уходит в слух. Где-то
рядом раскачивается сухое дерево, цепляясь ветками за соседние деревья. Митя осторожно
ставит ногу на толстый ствол, лежащий на пути, медленно, по-восковому приподнимается и
весело, но с выражением «вот наша песенка и спета», сообщает:
– Медведь…
Страх от этого сообщения уменьшается, потому что к страху добавляется любопытство.
– Дай гляну, – просит Роман и вскарабкивается на ствол рядом с Митей, держась за его
форменную куртку.
На сухое раскачивающееся дерево стремительно поднимается медвежонок. Видя медведей
лишь по телевизору, Роман и не предполагал, что эти звери так ловки. Взлетев на дерево чуть ли
не до самой тонкой вершинки, медвежонок так же быстро, почти падая, опускается вниз.
– Так это же медвежонок, – завороженно и почти весело говорит Роман.
– А внизу-то, внизу… – насыщенно шепчет Митя.
И тут Роман видит, как чёрное пятно, казавшееся вначале тенью от куста, придя вдруг в
движение стремительно и бесшумно, вопреки всем рассказам о беге медведя, с хрустом
ломающего сучья, скрывается за деревьями. Это большой чёрный медведь. Обоим
черемшатникам почему-то кажется, что он не прямо, а по какой-то дуге с обходом помчался к ним.
Митя стоит наготове с раскрытым перочинным ножиком, который просто смешит Романа. У него
самого ножичек из маникюрного набора Смугляны, которым очень удобно резать сочные стебли
черемши. Роман с усмешкой показывает теперь этот ножичек Мите. Митя его усмешку понимает, но
изменить своё неподвижное лицо не может. Минуты три они остаются в немой позе: окаменевший
Митя и неподвижный, глупо улыбающийся Роман, показывающий маникюрный ножичек. Обоим
кажется, что звуки тайги сейчас усилены, как в наушниках. Каждый звук рядом, здесь. Они слышат
свист какой-то птички, далёкую очередь дятла, писк безразличных к их страху комаров. Ещё
минуту назад чувствовавшие своё почти что полное слияние с тайгой, они, вцепившись теперь в
неё всем слухом, вдруг обнаруживают себя здесь совсем чужими и брошенными. Минуты бегут, но
ничего не происходит. Постепенно черемшатники начинают дышать полегче. Кажется, никого
нападения не ожидается.
– Ну и что? Куда теперь? Прямо? – отчего-то продолжая усмехаться, тихо спрашивает Роман,
указывая туда, где только что были звери.
– Нет, лучше обойдём, – предлагает Митя.
Роман не уточняет, почему нужно обойти это место – ему и самому хочется того же. Сухое
дерево, под которым только что находился медведь, они огибают по очень большой дуге. Митя не
перестаёт озираться, пугая своими оглядками и Романа.
– Они ведь любопытные, – шёпотом поясняет он, – любят понаблюдать. Обычно вот в таких
местах и прячутся.
Митя кивает на большой диск корневого выворота с землёй и камнями. Теперь и Роман
шарахается от каждого корневища, от каждого толстого ствола, за которым можно спрятаться.
Митя между тем поясняет, что они, видимо, наткнулись не на медведицу, а на пестуна –
прошлогоднего медвежонка. Бывает так, что медведица делает другой выводок, а прошлогодний
детёныш остается при ней и вроде как водится с младшим.
Про черемшу они с этим приключением забывают настолько основательно, что не вспоминают о
ней, даже забыв о медведях. Просто идут, каждый думая о своём. «А вот куда мы, собственно,
идём-то? – вдруг очнувшись, спрашивает себя Роман. – Какая у нас цель? Мы идём домой и очень
туда спешим? Да, вроде, не похоже – не очень-то мы туда и стремимся. Нам и здесь хорошо.
210
Просто идём, и всё». А ведь смысл этой черемши для Мити понятен. Если детям хочется какого-то
разнообразия и приключений, они, никак не объясняя своего желания, собираются и шагают в
тайгу. А как пойти туда взрослому серьёзному мужику? Вот Митя и говорит: «Пошли за черемшой».
Не может же он предложить: «Пойдем, побродим просто так».
К большому тихому озеру они выходят как-то внезапно, как к сюрпризу. Увидев его, Роман в
очередной раз немеет от восторга. Озеро похоже на громадное чёрное око. Всё, отражаемое им,
выглядит ещё более отчётливым и ярким, чем на самом деле: и небо с дымчатыми облаками, и
высокие тёмно-зеленые, но в отражении почти что чёрные деревья. Вода же, если взглянуть под
таким углом, чтоб она не зеркалила, столь прозрачна, что возникает заблуждение, будто эта
жидкая среда не многим отличается от прозрачного воздуха. Так бы взял и прошёл по дну озера,
как ходят в сказках, снятых тем же Михаилом Роммом. Как жаль, что этого не увидеть Смугляне! Ей
сюда просто не дойти – не по её силам. Только от чего, кстати, это его сожаление? Да видно от
того, что привык уже видеть всё и через восприятие человека, который живёт рядом. Так привык,
что взгляда жены не хватает для полноты собственных ощущений. Надо же… Даже не ожидал
такого от себя.
С берега в воду лежит мёртвый ствол большого дерева, по которому они проходят подальше в
озеро, как по пирсу. Роман стягивает свои пожарные кирзачи, Митя раздёргивает шнуровку
ботинок, и они опускают горячие потные ноги в чистейшую воду. Митя тут же около своих ног
зачерпывает кружкой воду и пьёт. Некоторое время сидят молча, глядя на другой берег, на облака,
в воду, где серебрятся стайки стремительных мальков. Это озеро находится куда выше уровня
Байкала. Сочные дожди и ручьи с ледников напитывают его так, что озеро как переполненная чаша
переливается через края и сочится вниз. В этом прекрасном мире всё так красиво, хорошо и
гармонично, как у людей, наверное, не бывает ни-ког-да. Эта красота существует лишь сама для
себя, её видят только забредшие сюда случайно. Зарисовывай, фотографируй эту картину и всё
будет не то. Её истинного
