Жизнь волшебника - Александр Гордеев

Не голодным же в лес ехать…

– Но я ж тебя приглашал! – орёт Роман, едва не задохнувшись от возмущения.

– Так я тогда ещё не хотел. А проехал и промялся. Да и потом, чего же я буду тебя объедать? Но

главное, тебе надо с моим отцом познакомиться.

В доме отца в сенях стоит опять же велосипед. Ну уж такой-то техники Роман и вовсе не

встречал. Его центральная шестерёнка какой-то удивительной узорчатой формы, сиденье со

странными вислыми пружинами. Видимо, это изделие самых ранних выпусков, когда всего

выпускалось поменьше да покрепче.

– Вот уж это машина так машина! – с гордостью говорит Митя, шлёпнув ладонью высохшую,

натуральную кожу седла.

Митя очень похож на отца. У того такая же сутулая осанка, но более сухая фигура, такой же

голос, такие же тягучие, неспешные движения.

Обсуждение вопроса, куда сегодня лучше двинуть за черемшой, серьёзное, основательное.

Рассматривается с десяток маршрутов, пока не определяется один. Митина мать, полная

белокожая старуха, наливает Роману козьего молока, но Роман, не привыкший к его вкусу, сидит,

не притрагиваясь к кружке.

– Сдалась тебе эта черемша?! – упрекает мать своего великовозрастного сына и

поворачивается к гостю. – Шлындает, шлындает по этой тайге, а толку-то… Наберёт черемши или

ведро ягоды, продаст за бутылку и радёхонек.

– Ну и ладно, – говорит Митя, – торговаться-то, у меня душа слабая. Зато в тайге я отдыхаю. А

бутылочка с устатку – само то…

Роман даже чуть завидует его простоте. Что со временем изменится в жизни Мити, в жизни его

204

родителей и жены? Да разве что сам возраст. Всё в его судьбе естественно и надёжно. Не потому

ли рядом с ним легко и спокойно?

Миновав посёлок, они едут до самой подошвы горы сначала по асфальтовой трассе, потом – по

извилистой тропинке. Погода сегодня мрачноватая, по небу плывут облака, набрякшие густой

синевой. Подъём становится всё круче, ехать всё труднее, ноги наполняются ватой и, наконец,

когда Митя уже не может от крутизны подъема продавить очередной поворот педали, они

останавливаются. Дальше легче идти пешком, а велосипеды лучше оставить здесь. Они сходят с

тропинки и оказываются в траве, вымахавшей кое-где до плеч, а кое-где – и выше головы. Рядом с

Байкалом растительность, придавленная его холодом, скромная, зато здесь все гигантское: и

деревья, и кустарники, и трава. Особенно впечатляет какое-то растение с широкими

зонтообразными листьями над головой. Идти по таким зарослям, когда не видишь, на что

наступаешь внизу, даже страшновато.

– Надо хорошенько спрятать велосипеды, – говорит Митя.

– А чего их тут прятать? Поставим около дерева, да и всё, – предлагает Роман.

Но у Мити на этот случай отдельная история. Ну да, оставлял он уж как-то свой велосипед

около дерева, когда они приезжали с отцом. А возвращаться потом пришлось на одном отцовском

велосипеде. Через неделю Митя обнаружил свою машину в посёлке, но уже без всякой оснастки.

Но чтобы Митя, да не узнал свой велик! Он его и по одной гайке узнает. Похитителю деваться было

некуда, но, защищаясь, он заявил, что не задарма же он отыскал этот велосипед в дремучей

чащобе, пригнал в посёлок и привёл в божий вид, очистив от всякой ерунды? И тогда Мите

пришлось поставить этому наглецу бутылку за возвращение собственного велосипеда со всей

необходимой деловой оснасткой, уже выброшенной на мусор.

– А зачем он багажники-то снял? – спрашивает Роман.

– Так чует же крыса, чьих мышей ловить, – отвечает Митя, каким-то непостижимым образом

переиначивая известную пословицу. – Конечно, для того, чтобы я свой велик не опознал.

– Ничего себе! – возмущаясь, говорит Роман. – Ему надо было морду расхелстать, а не бутылку

ставить.

– Да побоялся я, – отмахнувшись, признаётся Митя.

– Чего побоялся?

– Да кто его знает? Ещё сделает чего-нибудь… Он же татарин…

Роман не находит, что и сказать. Смотрит на своего товарища с недоумением. В голосе

простоватого русака Мити отдались нотки какого-то исторического, почти что генетического страха.

Чем именно страшен для Мити этот человек, подло умыкнувший велосипед – не понятно…

Впрочем, сама история про увод велосипеда из глухого леса Романа не убеждает. Ну ладно, был

такой невероятный случай. Значит, второй просто никак невозможен. Роман ставит своего «коня» у

дерева, считая, что хватит и этого. Митя достаёт из вещмешка большую чёрную

бутылку-«огнетушитель» и просит:

– Тут где-то вода журчит. Сходи, набери.

Роман взвешивает на ладони его походную «фляжку», идёт на приглушённый говорок воды. А

вернувшись с наполненной бутылкой, видит Митю, картинно стоящего около копны травы, под

которой уже погребены обе машины.

– Ну вот, замаскировал, – удовлетворенно говорит Митя, стирая пот со лба, – тут и делов-то –

пара минут.

Конечно, велосипедов не видно, зато таинственная куча, вокруг которой образовалось пустое

пространство от едва не с корнем вырванной травы, заметна издали. Но сейчас об этом лучше

промолчать. Иначе Митя начнёт измудряться как-нибудь ещё.

Склон, на который взбираются черемшатники, настолько крутой, что они, скорее, не шагают, а

ползут, хватая руками пучки длинной травы, упавшей вниз по склону. Подошвы обуви, мокрые от

травы, скользят, и они оба поминутно едва не клюют носами близкий склон. Через час подъёма у

них от пота промокают не только рубашки, но и куртки с брюками. Через каждые метров пятьдесят

они падают на склон и лежат, набираясь сил для очередного уже тупого усилия. На пятом или

шестом мини-привале Митя вынимает из рюкзака бутылку с водой.

– Ох, устал, – сделав несколько глотков, произносит он.

– А с чего тут уставать-то? – притворно усмехается Роман, и сам еле переводя дух.

– Эх, Рома, Рома, – вздыхает Митя, – да ведь ты же на целых двадцать лет лучше меня… Я тут

как-то недавно к зеркалу подошёл, посмотрел на себя и так удивился. Ой-ё-ёй, думаю, каким же я,

оказывается, стал… А я ведь совсем, совсем не хотел таким-то быть…

И тут, совсем невпопад такому потогонному подъёму у них возникает некая философская пауза,

вызванная внезапной Митиной задумчивостью. И как-то в тон его тонкой грусти до слуха обоих

доносится звук тепловозного свистка, неизвестно как покрывший большое пространство голубой

тайги, тающей в далёкой отчего-то ностальгической дымке. Митя лёгким вздохом отвечает на этот

звук, прилетевший как будто не из дальнего пространства, а из дальнего времени.

Стирая пот с лица, почти умываясь им, они ещё некоторое время любуются дымчатой

205

панорамой, похожей на вид из самолёта. На Байкале всё меняется быстро. Совсем недавно небо

было заставлено тяжёлыми тучами, а теперь оно как бирюза. Далеко внизу черемшатники кое-как

высматривают голубую тоненькую ниточку Ледяной, местами закрытую густой зеленью. Сколько