В горах долго светает - Владимир Степанович Возовиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне?! — растерялся парень.
— Бери, бери, у нас приемников хватит. — Офицер обернулся к солдатам. — Однако, ребята, вы забыли обязанности хозяев — пора и плов подавать. — Объяснил гостям: — У нас повар — узбек, борщи он только осваивает, а вот плов у него получается настоящий.
Не обращая внимания на смущенного подарком парня, старший лейтенант стал объяснять рецепты приготовления плова по-узбекски, по-таджикски и по-туркменски, выспрашивал секреты афганского; собеседники охотно отвечали. Старик вдруг спросил:
— Ваши солдаты каждый день едят такой хлеб, и... борщ, и плов?
— Вы понимаете, ата, солдатская кухня, да еще в поле, — это не дукан, хотя мы и стараемся разнообразить блюда. Но хлеб, мясо, крупы, овощи они получают в достататке. Да вы спросите вот их — они знают, сколько им положено.
Ели плов так же неторопливо, с достоинством, но и теперь солдаты примечали, как бережно подбирают гости каждую крошку. Когда в солдатские кружки разлили компот, старик снова заговорил:
— Мы слышали — в России голод. Америка будто бы перестала давать вам хлеб, и теперь вы пришли взять наш хлеб и скот.
Солдаты даже отставили кружки, офицер нахмурился:
— Однако, ата, определенного сорта вести к вам, я вижу, не запаздывают. Хотел бы я посмотреть в глаза тому, кто сообщил тебе эту гнусную ложь.
Старик промолчал. Одноглазый снова смотрел в стол, Азис негромко произнес:
— Тот человек мог услышать весть от другого.
— Но кто-то же породил ее!
— Ты, сынок, не беспокойся, — подал голос старик. — У лжи ноги короткие.
— У нас тоже так говорят. Но если вовремя не остановить, она и на коротеньких ножках уйдет далеко.
— Мы остановим. Я скажу в кишлаке — хлеб у вас из своей муки, и рис другой, у нас такого не выращивают.
— Пора нам, ата, — заговорил Азис, потом — офицеру: — Люди нас ждут. Утром приходили душманы Кара-хана. Они велели всем уходить в горы с имуществом и скотом. Пугали, что вы отберете у нас последнее. Кое-кто собирается. А куда нам идти зимой? Здесь мы до лета и на сушеных фруктах как-нибудь протянем, там же, среди голых камней и снега, все перемрут. К нам спустились люди из хазарейского кишлака — они сами побоялись сюда прийти, — тоже ждут нашей вести.
— Приходите к нам снова, товарищи, другие пусть тоже приходят. И не думайте о голодной смерти. Я уверен: народное правительство скоро поможет вам. Только не позволяйте грабить себя... Сержант! Ну-ка, организуй для товарищей по паре свежих буханок! Да шофера найди — пусть подбросит их до кишлака.
Солдаты скоро вернулись, положили на стол целлофановый мешок с хлебом и консервами.
Старик поклонился:
— Мы угостим этим хлебом весь кишлак. Мы боялись, что за обед вы потребуете плату, а нам платить нечем, Только знайте: наше племя никогда в долгу не остается, и если вы еще не скоро уйдете, то узнаете и нашу щедрость. Азис, сынок, и ты, Сулейман, поклонитесь людям, которые делятся хлебом с первым встречным, если он голоден.
— Не надо, ата, — улыбнулся Азис, который все время дружески переглядывался с белесым сержантом. — Это же русские, они не любят, когда перед-ними кто-то унижается. Спабибо, товарищи. Ни ата, ни я не верили душманам, мы только хотели послушать вас самих. Теперь я вижу — вы такие, как рассказывал мой старший брат. Он член партии, после Апреля вступил в армию, но полгода назад был арестован. У отца болит душа, поэтому он пришел к вам такой сердитый. Мы расскажем людям, что увидели и услышали здесь. А приемник верну, когда люди послушают вести.
— Это подарок, Азис, а подарки возвращать нельзя, — мягко сказал офицер. — Ты меня не обижай.
Машина была с открытым кузовом. Старика посадили в кабину, Магмедов подал Азису солдатский ватник, сержант натянул ему на голову ушанку.
— Вот теперь ты в порядке, а то просифонит в кузове. И даже на заправского вояку похож.
Азис весело блеснул матовыми зубами и, перед тем как забраться в кузов, заглянул в зеркальце автомобиля.
Провожая машину взглядом, Магмедов сказал:
— Кажется, я только сейчас понимаю цену куска хлеба. Знаете, что сказал одноглазый?
— Да уж этот небось доброго про нас не скажет: чистый басмач — по роже видно.
— Я тоже думал — шпионить явился. А он говорит: кто дает хлеб, того великий грех называть врагом.
— Парнишка-то хороший, но больно худой. Его бы на солдатский харч.
— Горячий парень! Как бы эти самые «духи» его не прибили.
— Могут. Слыхали, какую силу у них забрал этот «хан»? И вообще, трудные тут дела. В каждом племени свои обычаи и свой царек. А старшие очень не любят, когда молодые рот открывают.
— Эх, парни! Кабы наши комсомольцы в двадцатых годах сидели, помалкивая, что было бы с нашей родимой Советской властью!.. Погодите, кажется, вертолет?
С открытой стороны долины наплывал тяжелый, низкий гул, на фоне серого хребта возникла движущаяся точка.
Не делая круга, вертолет выбрал площадку поодаль от палаток — чтобы ветром не разметало, — стал плавно опускаться, поджарый и горбоватый, с хищно вытянутым пятнистым телом, похожий на древнего рыбоящера, ушедшего жить в небо из ставших ему тесными морских лагун, и лишь белые пятна на сплюснутых серо-зеленых боках, похожие на пятна высохшей соли, казалось, напоминают, что вылетел он в небо из другой стихии, куда, может быть, возвращается иногда для купания. Вслед за автоматчиками из десантной кабины вышли командир части, офицеры штаба и тыла, майор афганской армии. Выслушав доклад начальника полевой хлебопекарни, полковник сразу направился осматривать хозяйство. Запах свежевыпеченного хлеба был еще так силен, что у входа в большую палатку полковник остановился.
— Возьмите в свою команду, старший лейтенант, хотя бы на недельку, а?
— У нас, товарищ полковник, сейчас вакансий нет, да и должности полковничьей, пожалуй, не найдется, — улыбнулся старший лейтенант.
— А я согласен подсобником пекаря.
— Вы, товарищ полковник, лучше обратитесь к своему непосредственному начальству.
В пекарне командир осмотрел еще не остывшие печи, прошел к стеллажам с хлебом.
— Угощайте, хозяева, тогда мы решим, стоит ли идти к вам на усиление.
— Может, обед организовать? — осторожно спросил старший лейтенант.
—
