Г. П. Федотов. Жизнь русского философа в кругу его семьи - Екатерина Борисовна Митрофанова

студенческими волнениями, поставившими под угрозу срыва учебный процесс в высших учебных заведениях столицы. Эта тема стала одной из ведущих в письмах, поскольку непосредственно касалась и намерений Татьяны, неудовлетворенной преподавательской работой в Саратовской женской гимназии и желавшей изменить свою судьбу, получив медицинское образование.

Постепенно положение студента Г. П. Федотова прояснилось: деньги за учебу были внесены, семестры обучения в немецких университетах зачтены, а студенческая забастовка прекратилась. С этого времени, если основываться лишь на письмах, создается впечатление, что „университет занимает все помышления“ Жоржа, который с увлечением писал о своих научных занятиях под руководством И. М. Гревса, университетских лекциях и семинариях, появлении в аудиториях университета вольнослушательниц, работе студенческих кружков и культурной жизни Петербурга. Но при этом сохранялись прочные связи Г. П. Федотова с социал-демократами, о которых он упоминал в посланиях Татьяне кратко и лишь намеками из соображений конспирации. В конце 1908 г. — начале 1909 г. он выступал своеобразным посредником между саратовской и петербургской большевистскими организациями, и его нелегальная деятельность вновь привлекла внимание полиции. Революционная работа, которая уже не поглощала его всего, связанная с нею опасность ареста порождали ощущение диссонансов в жизни, или, как выразился об обыске у него сам Жорж: „…противоречие его с моей жизнью в Августине“»[58].

Несколько позже — осенью-зимой 1908–09 гг. — аналогичный кризис переживала Татьяна, утратившая смысл жизни и интерес к ней. 14 октября 1908 г. она записала в своем дневнике: «…Бога потеряла, идеалы тоже, в политической борьбе изверилась, в „народе“, учениках разочаровалась (вольно же было очаровываться!), хуже, чувствую себя горько-оскорбленной ими, друзей растеряла (да думаю, что их привязанность до первой разлуки), учениц своих не люблю… Наука, искусство — одно переносимо, потому что в семье — все чужие <…>. Но как же все-таки мне жить, чем? Искусство — бесконечное счастье, оно закрыто для меня, душа слишком бедна и жалка, — не одарена. Наука? Свою науку я считаю набором фраз, стремление мысли выпрыгнуть из себя, мерзкая стирка поэзии, пока она не обратится в удобную половую тряпку и не пойдет по рукам. С историей я не могу сродниться, она не удовлетворяет меня, она все же кажется мне бесцельной, а законы ее — натяжками. Изучать новые науки — нет сил и энергии». За этим пессимизмом стояло наваждение неразделенной любви. Пытаясь вырваться из него, она подсознательно стремилась к материнству, созданию семьи (пусть с нелюбимым человеком — Сергеем Михайловичем Шиллингом), о чем, по-видимому, достаточно откровенно говорила при встречах или писала в письмах Жоржу. Но общность переживаний (хотя и разновременных) не сближала, а скорее отдаляла от него Татьяну, записавшую вскоре после его очередного ареста 16 мая 1909 г. в своем дневнике: «Жорж в тюрьме. Удивительно как мало я скучаю об нем»[59].

Лето 1909 г. Г. П. Федотов провел под Саратовом в имении тети, Татьяна же ездила в Норвегию, что было не столько путешествием, сколько бегством от себя. Осенью она переехала в Петербург, где в 1909/10 ак. г. преподавала в Петергофской женской гимназии В. В. Павловой, а в следующем году, продолжая преподавание, поступила в Петербургскую педагогическую академию. Жорж в это время завершал учебу в университете и чувствовал себя на распутье, поскольку усиливающаяся убежденность в необходимости и возможности посвятить себя науке встречала препятствия в студенческих волнениях и сохраняющихся связях с социал-демократами. В конечном счете он вынужден был в спешке оставить университет, не сдав экзамены и получив только свидетельство о прослушанных в нем курсах, поскольку летом 1910 г. лишь по случайности избежал ареста в Саратове, куда по просьбе товарищей привез пропагандистскую литературу. Оставшись без вида на жительство, Г. П. Федотов оказался на нелегальном положении.

Частые встречи с Татьяной в Петербурге способствовали возрождению былого чувства и обусловили редкость их писем друг к другу в это время.

Летом 1911 года Георгий и Татьяна предприняли совместную поездку в Италию, которая стала осуществлением давней мечты Татьяны. Однако к долгой эмиграции в тот период Георгий оказался неспособен. Осенью 1911 года он возвратился в Россию, используя, как и при выезде, паспорт С. А. Зенкевича — брата своего давнего друга Михаила Зенкевича. В это время Георгий окончательно обретает смысл в исследовательской работе, тогда как у Татьяны вновь наступил духовный кризис.

Чтобы разрешить сложную ситуацию, связанную с нелегальным положением и желанием завершить университетское образование, Жорж явился с повинной в полицию весной 1912 года. Это позволило ему сдать экзамены и получить диплом. Наказание — ссылка под гласным надзором полиции — было отсрочено и сокращено от трех до шести месяцев с заменой места отрабатывания (вместо Архангельской губернии он жил в местечке Ассене)[60]. Для Татьяны выходом из кризиса могло стать осуществление давней мечты о спокойной семейной жизни. Но предложение поселиться в любимым ею Трегуляеве летом 1912 года Георгий отверг, а позже отказался от предложения Татьяны сопровождать его в научной командировке в Париж[61], куда он направлялся как оставленный при кафедре всеобщей истории Петербургского университета[62]. Именно к этому времени относятся ее дневниковые записи, полные отчаяния и негодования (во многом справедливого) по отношению к своему старому другу.

Обостренное чувство одиночества после возвращения Г. П. Федотова в Петербург осенью 1913 г. и неудовлетворенность начавшейся в это время педагогической работой в гимназии М. А. Шидловской стали мотивами его стремления возобновить переписку с Татьяной с тем, чтобы убедить ее перебраться в Петербург. Но неудача попытки вновь обернулась долгой паузой в корреспонденции. Первая мировая война не повлияла существенно на их положение и настроения. Т. Ю. Дмитриева, несмотря на частые конфликты с руководством гимназии, стремилась «найти себя» во взаимоотношениях с гимназистками: она организовала для них исторический кружок, при ее участии стал издаваться рукописный журнал «Уа-уа». Г. П. Федотов, судя по его ежегодным отчетам, полностью погрузился в исследовательскую работу над диссертацией. Его писем за 1914 г. нет, а немногочисленные послания за 1915–16 гг. свидетельствуют скорее об отчуждении, чем о возрождении былой близости.

Разрыв отношений Г. П. Федотова с Т. Ю. Дмитриевой стал окончательным и бесповоротным после того, как Георгий сообщил Татьяне о взаимной любви с Еленой Николаевной Нечаевой, венчание с которой состоялось 15 июня 1919 года. Надежде Г. П. Федотова на начало «нового возраста, более спокойного, зрелого и бескорыстного», в их длительной «дружбе» с Т. Ю. Дмитриевой не суждено было сбыться. Написанная им вскоре после приезда в Саратов в январе 1920 г. записка с просьбой о встрече оказалась не только безответной, но и последней в их долгой переписке. Замуж Татьяна Юлиановна Дмитриева так и не