Китайская роза - Игорь Середенко

Интересно, — подумал Вильям, — Как же монахи залезали на эту голову по бревну, чтобы поставить и зажечь на ней несколько свечей? Ведь опираться им не приходилось: справа и слева не было ни ручек, ни перил, на которые монахи могли опираться, ползя по горизонтальному бревну отдаляясь от скалы и моста, и зависая над пропастью. С другой стороны, он не мог понять, а собственно, каким же образом эти несчастные, кому выдалась доля выполнить этот ритуал, возвращались обратно. Ведь единственный путь был тот, каким они и добрались до головы дракона. Стало быть, они вынуждены были пятиться спиной обратно, после того, как установят свечи и благовонии в чашу.

«Нелегка порой жизнь монаха и даже опасна», — подумал Вильям.

Перейдя мост, Вильям и Роза оказались в небольшом коридоре с расписанными столбами драконами и тиграми. Пройдя по коридору, они вышли на небольшое плато, от которого поднимались каменные ступеньки ведущие к еще одному помещению, расположенному на самой вершине скалы. Вероятно, это помещение носило главный смысл всего архитектурного ансамбля, раз его поместили как можно выше.

Вильям вспомнил рассказ проводника Лей Юня о том, что монахи строили храмы как можно выше, чтобы быть поближе к богам, живущим на небесах.

«Какие же боги расположились там, в верхнем храме?» — думал Вильям, поднимаясь вместе с Розой по крутым ступенькам.

На небольшом плато, к удивлению Вильяма, он обнаружил крошечное помещение, украшенное со всех сторон, как и подобает верхнему храму, блестящими, напоминающими золото и серебро, желто-белыми росписями и изящным орнаментом, на котором красовались под самой синевой неба красные драконы, желтые львы и множество Будд, застывших в разнообразных позах.

Роза подбежала к обрыву и с интересом уставилась вниз, оглядывая крошечные верхушки деревьев, тонкие нити голубых и зеленоватых рек, желтые луга и белые вершины далеких гор. Этот незабываемый пейзаж, по-видимому, ее манил и удивлял сильней, чем архитектурные памятники китайских мастеров. Вильям, обойдя крошечный храм, размером десять квадратных метров, подошел к деревянной двери, на которой не было, как ни странно, ни одного иероглифа, ни одного рисунка или орнамента вырезанного на дереве. Деревянная дверь, которая являлась единственным входом в верхний храм, была чиста от изображений, дерево было даже не окрашено ни единой краской. Вильям тихонько отворил ее, она была не заперта, как и все двери храма, и всех его помещений. Оказавшись внутри, он заметил, что голова почти касается потолка, и слегка пригнувшись, он дошел до небольшого алтаря со множеством чаш и пиал. Свечи и благовония, находившиеся внутри сосудов, уже давно сгорели, оставив лишь небольшие полуистлевшие основания. Над алтарем виднелась статуя монаха в желтой мантии, капюшон которой скрывал голову.

Вильям удивился этой находке. Почему статуя была одета в желтую монашескую мантию, и зачем надо было закрывать капюшоном ее голову. Несколько минут его тревожно мучил этот вопрос. Его сердце внезапно, то ли от продолжительной мрачной тишины, то ли от непонятно откуда взявшегося дикого волнения и догадки, начало отбивать ровный ритм ударов барабана. Тело словно само хотело выскочить наружу и передать страшный сигнал своему хозяину: «Беги!» Но что-то удерживало Вильяма, что-то сковало его ноги и не давало перемещаться. Его мозг перестал соображать и замер в ожидании. Так, в полумраке, в попытках рассмотреть темную и странную статую, нависшую над алтарем, и сумрачных диких поисках выхода сознания из этого оцепенения, он простоял не шелохнувшись, несколько минут, казавшихся вечностью. Его душа хотела кричать, но голосовые связки, словно не принадлежали ему и потому не сокращались. Он судорожно сжал кулак, а затем припал на колено, то ли в знак покорности, то ли пытаясь всмотреться в темное, закрытое капюшоном, лицо монаха. Его глаза, уже привыкнув к темноте, стали отчетливо различать краешек носа, подбородок и щеки статуи. По-прежнему темные глаза монаха грозно смотрели из-под мантии, их нельзя было различить во мраке. Приблизившись еще на дюйм, Вильям увидел все выражение лица и ахнул от удивления. Пятясь назад, он судорожно отпихивал от себя лежащие повсюду сосуды и пиалы. Звон упавших и перевернувшихся предметов привлек внимание Розы. Она мигом подбежала к дверям храма и открыла их настежь.

Лучи солнца пробились сквозь густой мрак, раздвинув его в стороны. Причудливые тени разбежались по полу, прячась в углах и за алтарем. Вильям неотрывно, с диким, не человеческим выражением лица уставился на монаха в мантии. Перед ним сидела с умиротворенным лицом мумия старого давно погибшего и высохшего монаха. Его душа уже давно отошла в иной мир, а его тело застыло в последней позе отдающей дань богам и переправляющей, словно мост, в загробную жизнь. В такой странной позе монах решил увековечить свою жизнь и отдать дань богам принявшим его душу и поселившим ее в безмятежном раю умиротворенного покоя и тишины.

В пещеру они вернулись без приключений. Путь назад был легким, так как путники все время спускались по склонам горы. Весь путь Вильям был угрюм и молчалив, он вспоминал полуразрушенный храм, варварски разбитые многочисленные статуи и здания, также его мысли были заняты фантазией о жизни монахов. Почему они покинули свой храм? Почему один из монахов так и не ушел, а решил покончить с жизнью в вечной медитации перед взором богов на вершине горы в верхнем храме?

Золотые лучи вечернего солнца покрывали желтизной верхушки деревьев. Солнце опускалось, всё также прячась за горизонт, на смену свету и тени вступала в свои владения черная мгла, поднимая желтоватое блюдце луны и зажигая тысячи зерен белого риса — ярких мигающих звезд на темном небосклоне.

Не знаю почему, но на следующее утро мне вдруг вспомнилась одна настенная картина, изображенная в храме, на ней был изображен какой-то военачальник на коне, лихо размахивавший мечом и отбивающий вражеские стрелы. Я много раз со всех сторон размышлял над этим изображением древнего рисунка. И тут до меня дошел скрытый смысл, таившийся и мучающий меня весь день. Эта внезапно открывшаяся истина зажгла во мне какой-то тайный огонь древности. Я понял, что именно меня поразило и привлекло в этой работе художника. Его глаза. Генерал, изображенный на стене храма, имел зеленые глаза. Таким редким для китайцев цветом глаз обладала и Роза. Что общего было у них еще? Человек, носивший титул генерала или императора изображался с зелеными глазами. Почему? Я начал поглощаться этой мыслью, как вдруг мои раздумья были прерваны появлением Розы. Я еще раз посмотрел в ее глаза, словно не верил тому, что знал и так. Какое-то неуловимое и дальнее сходство с картиной меня потрясло.