Стена - Владислав Владимирович Тычков

Прогулка прояснила ситуацию у меня в голове, и я вновь обрел способность трезво мыслить. Я принялся размышлять о сложившемся положении вещей, пытаясь логически рассудить, как же мне быть дальше.

Итак, первое. Я влюбился. И точка. Обсуждению не подлежит.

Второе. Я… влюбился. Да, знаю, это был первый пункт, но в силу значимости его можно и повторить.

Третье. Что же с этим делать?.. Вот тут-то и была загвоздка. Мне так и не удалось вытянуть у Сандера ровным счетом ничего о Марине и связывавших их отношениях. Все, что я имел в своем активе, это мое собственное впечатление, более-менее неплохое знание сандеровской психологии и фразу «встречаемся иногда». Небогатый набор, что говорить.

Я вернулся в квартиру – Сандер еще спал – и снова водрузился на табурет у окна. С полчаса я напрягал мозги, пытаясь сформулировать хоть какую-то стратегию дальнейших действий, но тщетно. Единственное, к чему я пришел – нельзя пускать ситуацию на самотек. Может, конечно, судьба мне и поможет каким-то образом, но сидеть сложа руки и ждать у моря погоды более не представлялось возможным. Я должен был обязательно увидеться с Мариной – хотя бы просто поговорить с ней, любым путем. Невзирая ни на какие условности.

Обстоятельства осложнялись моим отъездом. Уже послезавтра вечером меня ожидал самолет до Пекина. Во что бы то ни стало было необходимо поговорить с ней до отъезда. Иначе я бы не выдержал.

Немного подумав, я пошел в спальню и взял сандеровский мобильник – он лежал на прикроватной тумбочке, как верный пес, дремлющий у ног своего хозяина. Без труда отыскал в нем телефон Марины – девушка с таким именем там была только одна. Переписал номер в свой мобильник и аккуратно вернул телефон на место. Первый шаг был сделан, но куда шагать дальше, я все еще не представлял.

Я сознательно отгонял мысли о Марине. Воспоминания о прошедшем вечере. Но они неспешно, исподтишка продолжали осаждать мой уставший мозг, и я чувствовал, что их победа была лишь делом времени. Все мысли постепенно, как будто в порядке естественного и логичного течения обстоятельств, приводили к ней. Как растворенные в стакане воды песчинки медленно оседают на дно, оставляя лишь кристально чистую и идеально прозрачную сущность. Идеальную сущность мира. И каждый раз, снова и снова я погружался в эту чистую и теплую стихию, и стоило лишь чуть расслабиться – и она подхватывала меня своим нежным водоворотом, уносила куда-то прочь, туда, где всегда светит солнце и поют разноголосые птицы, где нет никаких преград полному и абсолютному счастью. Усилием воли я возвращал себя обратно в этот мир. Мир, где людям нужны деньги, статус и социальные условности. Мир, где все делают вид, что забыли о любви. Что есть какие-то более важные вещи. И, может быть, даже сами в это верят. По крайней мере, усиленно вбивают это друг другу в головы. Рост, стабильность, доход, положение, связи, дом, машина – вот те волшебные слова, те магические заклинания, произнесение которых заставляет забыть о самом главном, о том, без чего все эти вещи теряют смысл, и становятся лишь пустыми и бессмысленными сочетаниями звуков… Их значимость – иллюзорна. Как иллюзорен мир, построенный лишь на магических заклинаниях. Иллюзии не могут заполнить ту безумную внутреннюю пустоту, которая зияет у каждого в душе черной пропастью, иллюзии лишь маскируют ее, прикрывают травой и ветками, и временами им даже удается победить, создать ощущение, будто этой дыры и правда нет, но тем легче в нее снова провалиться, забыв о ее существовании и не заметив иллюзорно прикрытого зева…

Я налил в стакан ледяного виски на два пальца и выпил залпом, не закусывая. Тошнотворный вяжущий привкус спирта во рту на минуту-другую вытеснил мрачные мысли, будто продезинфицировав голову. Я убрал виски в холодильник. Земфира пела что-то про бесконечность – диск крутился, наверное, по третьему разу. Через некоторое время на кухню с довольной улыбкой вошел заспанный Сандер.

VI

Я так ей и не позвонил.

Всю субботу и воскресенье я был сам не свой. Весь мир будто отступился от меня, оставив наедине с собственными страхами. Я жил, как в легкой дремоте, слабо откликаясь на то, что происходит вокруг. Внутри меня то бурлили безумные ураганы эмоций, взрывались целые вселенные фантазий, то царил беззвучный ледяной сумрак отчаяния. Мне казалось, что настоящая жизнь, во всех ее красках, цветах и запахах, протекает у меня внутри, а снаружи – лишь ее иллюзия, блеклое подобие. Мой разум со знанием дела вырисовывал картины то безудержной страсти, то безмятежного счастья, прописывая все до мельчайших подробностей, как истинный художник-реалист, и сразу же обрушивал все построенные только что воздушные замки. Сандер, конечно, заметил это, как я ни старался сохранять внешнюю невозмутимость.

– Эй! Что это с тобой? Ты как будто покинул этот мир и наблюдаешь его с высоты птичьего полета, – сказал он в воскресенье вечером.

Я не мог сознаться, что по уши влюбился в его девушку. Хотя он, наверное, и сам об этом подозревал, но, как по молчаливому соглашению, мы оба избегали этой темы. Поэтому я продолжал молчать и ссылаться на боязнь завтрашнего перелета. Я и правда немного побаивался летать – слишком уж часто по телевизору передавали новости об упавших самолетах.

Выходные тянулись долго, невыносимо долго. Делать ничего не хотелось, идти куда-то – тоже. Сандер уезжал по каким-то своим делам, возвращался с неизменными покупками, а я валялся, тупо уставившись в телевизор, жевал что-то на кухне, хотя есть совершенно не хотелось, отмокал в большой круглой ванне, подставив ноги под струи гидромассажа. Так мое тело просуществовало эти два дня, поддерживая бурную жизнедеятельность внутри моего сознания.

В понедельник утром я встал поздно. Немного болела голова. Сандер уехал на работу, а я сел в «лексус» и поехал в ближайший магазин одежды. Купив себе несколько футболок, две пары летних брюк и небольшой рюкзак, я просто оставил в корзине для белья у Сандера несвежую одежду, собрал в рюкзак документы, деньги, пластиковые карточки, фотоаппарат и еще какие-то мелочи, в спортивную сумку упаковал только что купленную одежду и летние туфли из «Охотного ряда», надел свои кроссовки, вызвал такси и отправился в аэропорт, отогнав предварительно «лексус» на платную стоянку. Все делал как на автомате. Мое тело поняло, что разум в отключке, и взяло все сборы на себя.

Я приехал в Домодедово, как было сказано в путевке, за три часа