Стена - Владислав Владимирович Тычков

Я собрался, взял ключи и вышел прогуляться. Разные мысли болтались в моей голове, будто подвешенные на резинках, и каждая прыгала в своем ритме. Все вместе они создавали подозрительное ощущение чего-то важного, но чего именно – я не в силах был понять.

* * *

Дни стремительно становились все длиннее и длиннее. Точнее, продолжительность дня-то не менялась, просто мне так стало казаться. Вообще я заметил, что, будучи в отпуске, когда завершаешь наконец все накопившиеся дела, которые постоянно откладывал в долгий ящик, мгновенно пропадает воля к действию. Выражаясь простым русским языком, становится лень. И вот, вроде бы полно свободного времени, вроде бы вот оно наконец – исполнение мечты, долгожданная свобода, как вдруг она – мечта, свобода ли, – становится ненужной и никчемной. Все заслоняет собой лень, и теперь ты сидишь, тупо уставившись в телевизор, или играешь на компьютере, или просто возлежишь на диване, как Обломов, и весь тот праздник, который рисовался во всех красках радуги в твоем воображении, становится такой же рутиной, как и рабочие будни. Разве что не нужно заставлять себя рано вставать.

А теперь отпуск мой был бессрочным.

Сандер утром протирал глаза, наскоро завтракал тем, что я успевал приготовить (мое утро начиналось часа на два раньше, чем его), и уезжал на работу. Мне он отдал запасной комплект ключей, и я был волен уходить и возвращаться в квартиру, когда хотел.

Сначала я просто катался по Москве, наслаждаясь собой и своей машиной, останавливался, если замечал какое-то интересное место или заведение. Однако к концу первого же дня я основательно вымотался – сказался стресс от езды по незнакомым улицам незнакомого города, шума, толкотни и пробок. Особо красивых видов я не нашел, а магазины и рестораны казались довольно однообразными. Мне вообще все довольно быстро надоедает – такой я человек.

Второй день я провел, гоняя фильмы по DVD, дымя кальяном и потягивая настоящее грузинское «Киндзмараули», что купил в магазине по соседству.

На третий день я решил сходить в театр. Хотя театр особенно не любил, но подумал, что было бы странно проторчать неделю в Москве, не зная чем заняться, и не сходить в один из ее знаменитых театров. Я выбрал «Современник» – там как раз шла какая-то комедия с известными актерами. Названия я не запомнил.

Проплутав немного по сложным переплетениям старых улиц центра, я наконец нашел театр. С трудом припарковавшись, купил билет. До спектакля оставалось еще четыре часа, и я решил провести их в кино. Зашел в первый попавшийся кинотеатр, купил билет на ближайший сеанс, заодно купил попкорн и большой стакан пепси-колы, хотя ни то, ни другое особенно не хотел, но так, мне казалось, впечатление от киносеанса будет полнее, и сел на место в середине зала. Шел какой-то боевик, зал был почти пуст, но я честно отсидел положенные полтора часа, неторопливо жуя попкорн и запивая колой. О чем был фильм, сейчас и не скажу. Помню только, что кто-то от кого-то убегал, кто-то кого-то догонял, а зачем – не понять. Как будто при монтаже фильма забыли самый важный элемент, вокруг которого все и было закручено. Или он просто намертво выветрился из моей памяти. Да, память – сложная штука… Иногда поражает такими мельчайшими деталями воспоминаний, что просто дух захватывает, и как бы переживаешь заново все события так, словно они происходят прямо сейчас, а иногда самое важное – и исчезает, растворяется в воздухе прошлого, оставляя лишь какое-то странное неуловимое послевкусие, и не понять уже – было это на самом деле или только приснилось.

Размышляя над этим вопросом, я уселся в машину. До начала пьесы все еще оставалось почти два часа. Есть мне не хотелось, покупать было уже нечего, и, несмотря на хорошее настроение, я решительно не знал, чем заняться. Подумав немного, решил просто пройтись. Снова вышел из машины, внимательно огляделся, отыскал название улицы и номер дома, у которого припарковался, записал их на всякий случай в телефон, и пошел вперед. Просто вперед.

Вообще я люблю ходить. Всегда предпочитал пешие прогулки поездкам на общественном транспорте. В моем родном городе, где все было близко, и пройти его из конца в конец можно было за каких-то пару часов, я везде старался ходить на своих двоих – на рынок, в магазины, и уж тем более на прогулки. Но в последние годы свободного времени становилось катастрофически мало – по двенадцать часов в день отнимала работа вместе с переездом туда-обратно, дома надо было обслуживать самого себя и содержать в порядке квартиру, на выходных постоянно требовалось что-то покупать… в итоге пешие прогулки сократились до одного-двух раз в месяц. Поначалу я это особенно не замечал, но потом все чаще стало появляться чувство, что чего-то не хватает. А снова начать ходить, как прежде, возможности не представлялось. И вот теперь я могу позволить себе гулять столько, сколько захочу.

От этой мысли я улыбнулся. Немногочисленные прохожие – большая часть москвичей, видимо, не разделяет моей любви к прогулкам, да и расстояния тут совсем другие – шли мимо, совершенно не обращая внимания ни на меня, ни на окружающую их действительность, погруженные в свои мысли, несомненно представлявшиеся им самыми важными на свете. Никто не обратил внимания на мою улыбку, никто, казалось, не подумал: «а чего это он, собственно, улыбается? Проблем что ли нет?». Но мне это было по душе. Я шел, четко чувствуя ритмичные прикосновения ног к ровному асфальту, разглядывал прохожих с ног до головы, отбросив дурацкую скромность. Каждому прохожему я мысленно придумывал прозвище и даже сочинял маленькую историю его жизни – просто так, для развлечения. Когда получалось особенно смешно, я подпрыгивал, хлопал в ладоши, и продолжал как ни в чем не бывало идти дальше. Большинство людей даже не удостаивало меня взглядом, кто-то косился с подозрением, но через секунду вновь погружался в свое безразличное безмолвие, закрывшись от всего мира в своей собственной герметичной сфере.

Настроение у меня настолько поднялось, что как будто превратилось в реальную силу, живущую внутри меня сама по себе; в какой-то момент я вдруг ощутил, что сила эта может двигать меня сама, совершенно не привлекая к процессу мускулатуру: руки и ноги двигались будто без моего ведома, а тело парило в невесомости, словно погруженное в теплое искрящееся облако. Мысли из головы совсем пропали, оставив вместо себя ощущение всепоглощающей эйфории.

Не знаю, как долго шел я в таком состоянии, но когда