Тайный агент - Грэм Грин

— Где вы были? — спросила управляющая.

У нее было бычье лицо, с такой квадратной челюстью эта прыщавая уродина неопределенного пола должна была родиться мужчиной.

Д. сказал:

— Мистер К. вам все расскажет.

— Что вы делали с той девицей?

— Развлекался.

Стоило приглядеться к этому логову. Точнее слова не подыщешь, во всяком случае, ничто не свидетельствовало о том, что здесь живет женщина. Массивный стол без скатерти, стулья, обитые кожей, шкафчик для обуви. Дверца шкафчика была распахнута, виднелись внушительных размеров тяжелые туфли на низком каблуке. Ни цветов, ни безделушек в этом жилище не было.

— Эта девица — знакомая Л., — продолжала управляющая.

— Я тоже знаком с Л.

Даже дешевые цветные картинки на стене подбирались на мужской вкус: на каждой непременно присутствовали женщины в шелковых чулках и нижнем белье — он как будто попал в комнату закоренелого холостяка. Что-то туманное, пугающее, как тайное робкое желание порочной близости, витало в воздухе.

Неожиданно вмешался мистер К. Скорее уж именно он внес некую женскую ноту в разговор. Он начал визгливо, истерично:

— Пока вы были в кино, сюда кто-то звонил из компании Л., хотели вам кое-что предложить.

— Едва ли они стали бы это делать. Им следовало знать, что меня нет в гостинице.

— Вы были готовы отказаться от завтрашней встречи, если они примут ваши условия. Они их приняли.

— Я никому не ставил никаких условий.

— Но они просили меня передать вам об этом, — вставила управляющая.

— Следовательно, их не смущало, что об этом все узнают? И вы, и К.?

Мистер К. сцепил кисти своих костлявых рук.

— Мы хотим убедиться, — сказал он, — что секретные документы все еще находятся при вас.

— Вы боитесь, что я их уже продал? По дороге в гостиницу?

— Мы обязаны проявлять осторожность, — сказал К. и тут же прислушался, словно выяснял, не ходит ли за дверью доктор Беллоуз на своих резиновых подошвах. Видно, его даже здесь преследовал смертельный страх быть оштрафованным на один шиллинг.

— Вы действуете по инструкции? — спросил Д.

— Наши инструкции достаточно гибки. Многое оставлено на наше усмотрение. Быть может, вы все-таки покажете нам бумаги?

Женщина молчала — она предоставила слабым меряться силами.

— Нет, не покажу.

Он посмотрел на К., потом на нее. Ему казалось, что инициатива наконец-то переходит в его руки. Еще бы на них поднажать... Но он был слишком измотан. Англия на каждом шагу воскрешала в его душе образы былого и напоминала ему, что он занимается не своим делом. Сидеть бы сейчас в библиотеке Британского музея и читать средневековые рукописи на старофранцузском. Он сказал:

— Я допускаю, что нами руководят одни и те же люди. Но доверять вам у меня нет никаких оснований.

Седой человек сидел как приговоренный. Опустив голову, он разглядывал свои обгрызенные ногти. Его сообщница в упор смотрела на Д. У нее было грубое властное лицо, хотя вся ее власть ограничивалась гостиницей сомнительного пошиба. Он знавал немало людей по обе стороны фронта, позже расстрелянных за предательство, — их лица и манеры не внушали подозрений. По внешности невозможно распознать людей типа Ганелона.

— Уж не оттого ли вы так волнуетесь, что хотите получить свою долю из тех денег, которые я выручил за продажу бумаг? Так знайте, что я ничего не собираюсь продавать.

— Ну что же, тогда вы, вероятно, не откажетесь прочитать это письмо? — внезапно сказала женщина. Единоборство мужчин кончилось. Управляющая взяла игру на себя.

Он медленно и внимательно прочел письмо. В его подлинности не могло быть никаких сомнений. И подпись, и даже сорт бумаги, на которой в министерстве писали такого рода документы, были ему хорошо знакомы. Тут все было без обмана. Стало быть, конец его миссии — женщине предоставлялось право забрать у него секретные бумаги — с какой целью, не указывалось.

— Как видите, — сказала женщина, — вам не верят.

— Почему же вы не предъявили мне это, когда я приехал?

— Доверять вам или нет — это было оставлено на мое усмотрение.

Фантастическая ситуация! Ему доверили доставить бумаги в Лондон; мистеру К. велели следить за его передвижениями по городу, но не сообщили о секретном смысле его миссии; этой бестии готовы были доверить и документы, и содержание задания, но опять-таки с оговоркой «только в крайнем случае», если его поведение окажется подозрительным. Он вдруг сказал:

— Вы, конечно, знаете, что это за бумаги.

Она отрубила:

— Конечно.

Но он понял по ее каменному лицу — она ни черта не знает. Значит, еще не конец тем сложным хитросплетениям полудоверия и полуобмана. А что, если министерство ошиблось в них обоих и, если он отдаст им документы, они продадут их Л.? Верить можно только себе, больше никому. В комнате отвратительно пахло дешевыми духами — единственный признак того, что здесь жила женщина. И это было противно, как запах духов от мужчины.

— Теперь вы видите, — сказала она, — что можете ехать обратно? Ваша работа закончена.

«Нет, мадам. Так будет слишком уж просто», — подумал он. Министерство не верило ни ему, ни им, и вообще никому. Они не верили друг другу. Только каждый в отдельности знал о себе, честен он или ведет двойную игру. Мистер К. знал, что собирается делать с документами. Управляющая знала собственные намерения. Ни за кого нельзя отвечать, — только за себя. Он сказал:

— Мне таких приказов не давали. Бумаги останутся у меня.

Мистер К. закричал пронзительно:

— Если вы будете действовать за нашей спиной...

В прыгающих глазках полунищего преподавателя энтернационо горели жадность и зависть. Да и чего ждать от человека с такой зарплатой? В измученных душонках идеалистов под пленкой высоких идей нередко вызревает предательство.

Управляющая тянула свое:

— Вы — человек сентиментальный. Буржуа, профессор. Со склонностью к романтике. Если вы нас обманете, с вами такое будет... Вам даже трудно представить, что произойдет.

Теперь он боялся взглянуть ей в лицо, как страшился бы заглянуть в преисподнюю. Она умела действовать на воображение. Он вспомнил слова Эльзы: «Она как сумасшедшая». Оставалось переспросить:

— Кого обману? Вас или народ?

Он действительно не был уверен в том, как следует понимать ее слова. Стоя перед людьми, которые вполне могли оказаться его врагами, он чувствовал себя потерянным и измученным. Чем дальше уходишь от открытой схватки, тем больше ты одинок. Можно только завидовать тем, кто сейчас в окопах, на передовой... Он услышал вдруг там, дома, звон колоколов, пожарных машин и завывание карет «скорой помощи». Налет окончился, откапывают трупы, спасательные команды осторожно расковыривают ломами груды щебня, ищут заваленных. Бывает, нечаянно ломом приканчивают тяжелораненого. И тут вдруг мир вокруг Д. окутался туманной дымкой, похожей на уличную пыль после налета. Ему стало плохо. И снова та же самая мертвая кошка: кошачий мех почти касается его губ, а он не может даже отодвинуться.

Комната закачалась. Голова управляющей раздулась, как пузырь. Он услышал, как она сказала:

— Заприте дверь, быстрее.

Надо взять себя в руки. Что они хотят с ним сделать? Враги они ему?.. Или друзья?.. Он вдруг понял, что стоит на коленях. Время замедлило ход. Мистер К. с ужасающей медлительностью плывет к двери. Пыльная, как кошачья шкура, черная юбка управляющей почти касается его губ. Ему хотелось выть, но мешало чувство собственного достоинства, точно кляпом оно заткнуло ему рот. Даже если на темя обрушивается дубинка тюремщика, все равно нельзя выть. Управляющая, склонившись над ним, шипит: «Где бумаги?» И опять омерзительная смесь дешевых духов и никотина — полубаба, полумужик...

Он вспоминал вслух:

— Вчера били, сегодня стреляли.

Толстые беспощадные пальцы надавили ему на глаза. Он погружался в какой-то кошмар. Он сказал:

— У меня ничего нет.

— Где бумаги?

Большой палец уперся в его правый глаз. К. все еще возился у двери, жаловался:

— Она не запирается.

— Не в ту сторону крутите ключ.

Д. попытался приподняться, но снова палец упирается в глаз и уже не двинешься с места. Ее здоровенная туфля прижимает его ладонь к полу. От двери опять верещит, жалуясь на что-то, К., и вдруг испуганный, но решительный голосок из-за двери: «Это вы звонили, мадам?»

— Нет.

Д., шатаясь, поднялся на ноги.

— Это я звонил, Эльза, — сказал он. — Мне стало плохо. Небольшое головокружение. Кажется, «скорая помощь» на улице?.. Пожарники... Однажды меня засыпало во время налета. Дай мне руку, пожалуйста, чтобы я мог добраться до кровати.

Комната снова качнулась — тумбочка для обуви, девицы на стенах в черных шелковых чулках, массивные кресла. Он сказал:

— Я запрусь на ночь в номере, иначе я буду ходить во сне по всему дому.

Они медленно карабкались на верхний этаж. Он сказал: