Ïðîñòî ëþáîâü - Òàììàðà Âåááåð
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Есть немного, но это ерунда. – Я поняла, что он улыбается. – Все равно не лягу,
буду говорить с тобой.
На глаза упрямо наворачивались слезы. Мне так его не хватало.
– Я больше не хочу тебя мучить. Поговорим утром, перед работой. Позавтракаем
вместе.
Я старалась изобразить радость при виде такой перспективы, тогда как на деле хотела
лишь рыдать и умолять его вернуться домой.
Очередной зевок.
– Уверена? Я вовсе не возражаю…
Нет, я хотела говорить с ним всю ночь.
– Да, поешь, поспи и скорее возвращайся.
– Я люблю тебя, Кира.
– Я тоже тебя люблю… Спокойной ночи.
– Спокойной ночи. – Он зевнул в последний раз и повесил трубку.
Я добрую минуту смотрела на телефон, пока тяжелая слеза скатывалась по моей щеке.
Прошло всего девять дней – и вот оно, я уже плачу от одиночества. Это было не в моем духе.
Может, он был прав и мне стоило выйти? Во всяком случае, вечер пройдет быстрее. Не
успею я оглянуться, как уже настанет пора завтракать. Эта мысль подстегнула меня. Я
смахнула слезу и пошла наверх к Келлану.
Он немедленно отозвался на мой стук:
– Заходи.
Я мигом покраснела, едва вошла: не успев толком одеться, он стоял у кровати лицом к
двери и застегивал джинсы. Свежая футболка еще лежала на постели, а его
сногсшибательное тело оставалось чуть влажным после душа.
Он с любопытством взглянул на меня:
– Что стряслось?
Я осознала, что стою на пороге и глупо таращусь на него, раскрыв рот.
– Я… мм… просто хотела спросить, нельзя ли пойти с тобой в «Бритвы»… послушать
группу…
С каждым словом, слетавшим с губ, я ощущала себя все большей дурой. Мне вдруг
захотелось, чтобы я отворила свою, а не его дверь и провела вечер в печальном одиночестве.
Келлан взял футболку, улыбаясь во весь рот.
– Да неужели? Тебя еще не тошнит от моего пения?
Он подмигнул, натягивая футболку на свой поразительный торс.
Я сглотнула слюну, откровенно уставившись на него, и снова захлопнула рот.
– Нет, еще нет. Хоть чем-то займусь.
Я моментально пожалела о сказанном, так как прозвучало это ужасно грубо.
Он с наслаждением прыснул, взъерошив свою густую мокрую шевелюру, а затем
вынул из комода какое-то средство и уложил волосы на свой волшебный манер. Я
заинтересованно следила за ним, – раньше я никогда не видела, чтобы прическу делали так.
Келлан ни разу не посмотрел в зеркало: он инстинктивно знал, что нужно сделать, чтобы
достичь требуемого результата, и получилось сказочно сексуально.
Я вздрогнула, когда он заговорил:
– Конечно пойдем, я уже почти готов.
Он сел на постель, чтобы обуться, и похлопал по кровати рядом с собой. Я присела,
чувствуя, что даже входить сюда было глупо.
– Это Денни звонил?
– Да…
Келлан выдержал паузу.
– С его приездом что-нибудь прояснилось?
Он потянулся за вторым ботинком.
– Нет, – вздохнула я.
Келлан улыбнулся своей волшебной полуулыбкой:
– Уверен, что осталось не так уж долго. – Он встал, взял из двух гитар ту, что была
поновее, и уложил ее в футляр. – Время пролетит незаметно, честное слово.
Он улыбнулся столь ободряюще, что я ответила тем же.
– Готова?
Келлан запер футляр и перекинул ремень через плечо.
Я кивнула, и мы спустились. Келлан захватил ключи, а я – удостоверение личности и
немного налички из чаевых. Мы вышли.
Вечер в «Бритвах» на удивление удался. Этот бар был значительно меньше, чем «У
Пита». В длинном, узком прямоугольном здании имелась небольшая площадка для
выступлений, вдоль стены тянулась барная стойка, а все остальное пространство было занято
столами и стульями. Келлан усадил меня поближе – можно сказать, в первый ряд, для
интимного шоу.
Конечно, группа играла изумительно хорошо, но более сдержанно. Это было едва ли
не частное выступление для меня и двадцати моих близких друзей. Келлан пел, сидя на стуле
и перебирая струны: в отсутствие стайки восторженных девчонок его кокетство убавилось
вдвое. Нельзя сказать, чтобы здешние девушки не восхищались группой, но то были просто
клиентки, случайно завернувшие нынче в бар, а не толпа пылких поклонниц, прочно
окопавшихся в «Пите», где музыканты базировались постоянно.
Я была полностью захвачена представлением Келлана, внимательно вслушиваясь в
слова и звучание его голоса и даже негромко подпела нескольким песням, что заставило его
просиять, когда он это заметил. Денни подкинул блестящую идею, и вечер действительно
пролетел незаметно. Я не успела оглянуться, а ребята уже паковались и Келлан прощался с
немногими местными знакомыми. Нескольких женщин он одарил поцелуями в щечку, затем
мы дошли до машины и отправились домой.
На обратном пути Келлан улыбался и тихо напевал последнюю сыгранную песню,
большими пальцами отбивая ритм на рулевом колесе. Она оказалась той самой, что так
растрогала меня первым вечером в Сиэтле, – той песней, благодаря которой я разглядела
потаенного Келлана. Я откинулась на сиденье, чтобы видеть его. Келлан, уловивший мое
восторженное внимание, разулыбался еще пуще, не прекращая петь.
– Эта мне нравится, – пояснила я, и он кивнул, не прерывая исполнения. – Похоже,
она важна для тебя. Означает что-то особенное?
Я не хотела об этом спрашивать, но теперь уже было поздно.
Он перестал петь и озадаченно взглянул на меня.
– Гм, – пробормотал он, прекратив отстукивать ритм и вновь сосредоточив свое
внимание на дороге.
– Что? – робко спросила я в надежде, что ничем его не задела.
Но Келлан только слегка улыбнулся, ничуть не смущенный:
– Никто меня об этом не спрашивал. Ну, кроме группы.
Он пожал плечами, глядя мне в глаза. Я покраснела и отвернулась, гадая, не счел ли
он меня идиоткой.
– Да… – произнес он негромко.
Я моргнула и снова повернулась к нему, решив, что опять выболтала свои мысли, а он
лишь согласился с моей дуростью. Но, добродушно смотря на меня, Келлан лишь добавил:
– Она многое для меня значит…
Он замолчал и сконцентрировался на дороге. Я же закусила губу и твердо решила
больше не спрашивать его об этом, хотя мне, конечно, отчаянно хотелось. По его слишком
вдумчивому созерцанию дороги и быстрому взгляду на меня краем глаза я поняла, что он не
стремился развивать эту тему. Мне пришлось постараться, но я проявила такт и новых
вопросов не задала.
* * *
За телефонным завтраком я рассказала Денни о вечере, и он был доволен моей
вылазкой вне его общества. Меня эта мысль не сильно вдохновляла: я хотела развлекаться с
ним, но он, вероятно, был прав. Надо почаще выходить и веселиться без него. Уныние лишь
заводило меня в тупик, поэтому я стала больше общаться с Дженни. Уже в воскресенье она
пришла в наш угрюмый дом и, как и я в свое время, была шокирована его необжитостью. Мы
весь день проходили по секонд-хендам и лавкам подержанных вещей в поисках разных
дешевых и симпатичных штуковин, способных оживить атмосферу.
Нам удалось найти несколько милых вещиц в стиле ар-деко для гостиной, пару
фотографических пейзажей для моей комнаты и, разумеется, картины с изображением чая и
кофе для кухни, а также занятный снимок водяной капли – для ванной. Я набрела даже на
старый постер «Рамоунз»[11], который мог понравиться Келлану, поскольку его комната была
не лучше остальных.
Я нагрузилась целой охапкой фоторамок и распечатала снимки, которые сделала на
камеру Денни в первую неделю после нашего приезда. На некоторых были мы с Денни, на
паре других – только ребята, а на любимой фотографии, которую я хотела послать
родителям, – мы втроем. Конечно, мы накупили и кучу девчоночьей ерунды: корзинок,
декоративных растений и купальных полотенец. Мне даже посчастливилось отыскать
дешевый автоответчик, чтобы впредь не слишком нервничать насчет пропущенного звонка.
Я сомневалась, что Келлан будет в восторге оттого, что в доме похозяйничали
девчонки, но, когда мы вернулись, его не было. Беспрестанно хихикая, мы поспешили
приступить к работе, чтобы все обустроить до его возвращения. Но когда он пришел, мы
только заканчивали с кухней.
При виде нас с Дженни, занятых последней кофейной картиной, он улыбнулся и чуть
покачал головой. С негромким смешком он повернулся и поднялся к себе. Мы с Дженни
решили, что получили его одобрение, и, посмеиваясь над собой, быстро завершили
задуманное.
Когда в скором времени Дженни собралась уходить на смену, я поблагодарила ее за