Солнце над Бабатагом - Александр Листовский

— Ишь, как торопится. Видно, боится.

Но тут женщина приоткрыла чадру и улыбнулась. На один лишь миг бойцы увидели прекрасное молодое лицо.

— Гляди, гляди, ребята! Ну и красавица! — вскрикнул Латыпов.

Он оглянулся, чтобы еще раз посмотреть, но женщина уже скрылась в узкой калитке.

— Стало быть, уважают нашего брата, — решил Харламов.

Из проулка на лошади выехал босой возчик. С огромных колес его арбы стекали тонкие струйки песка. Он свернул и поехал рядом с полком.

— Смотри-ка, — сказал Барсуков. — Чего это он, чудак, лошадь в телегу запряг, а сам верхом едет.

Арбакеш сказал что-то, улыбаясь и сделав рукой приветственный жест.

— Здравствуй, товарищ! Здорово! — весело заговорили бойцы. — Чего ж ты на коне едешь? Ты бы на телегу сел! Коню так тяжело!

— Бельмейман, — сказал арбакеш, пожимая плечами.

— На телегу, на телегу садись! — показал Барсуков.

Лицо арбакеша было напряженно. Видимо, он всем своим существом старался понять, что ему говорят.

— Бельмейман, — еще раз произнес он растерянно.

— Факт, не понимает. Что попусту толковать! — заключил Кузьмич с важным видом.

Полк вошел под крышу базара. Здесь тоже было пустынно. Только одинокий дервиш сидел на своем старом месте и, перебирая янтарные четки, зоркими глазами пересчитывал всадников.

Передние остановились: из боковой улицы показалось десятка два конных джигитов во главе с Улугбеком.

Кудряшов невольно схватился за шашку.

Улугбек остановил свой отряд. Некоторое время бойцы и джигиты, насторожившись, смотрели в упор друг на друга. На мрачном лице Улугбека появилась улыбка.

— Яшасун Красная Армия! — крикнул он хриплым голосом, оскалив крупные зубы и оглядываясь на милиционеров, которые выжидающе смотрели на своего начальника, не зная, то ли им хвататься за оружие, то ли приветствовать встречных.

— Кто вы? — спросил Кудряшов.

— Моя есть начальник милиция! — произнес Улугбек, поднимая руку к белой войлочной шляпе.

— Тьфу, черт его побери! — с сердцем сказал Кудряшов. — А я думал — басмачи!.. Ну что ж, будем знакомы, — Он по-приятельски кивнул Улугбеку и тронул лошадь вперед.

Федин и Кудряшов сидели в тени кудрявого карагача и беседовали с комиссаром бригады Петровым, который, внимательно посматривая то на одного, то на другого, знакомил их с обстановкой на фронте. Кудряшов внимательно слушал.

Петров говорил, что появление. Энвер-паша вызвало оживление басмачества в Туркестане и Бухаре. Банды пополнились за счет добровольцев из реакционных элементов. Участились налеты на гарнизоны и рабочие поселки. Басмачи терроризируют трудовое население, грабят и жгут кишлаки, оказывающие помощь войскам Красной Армии. Для самообороны и борьбы с басмачами формируются из наиболее сознательной части населения добровольческие национальные отряды, именуемые здесь мусотрядами. Один из них сформирован на днях в Каттакургане.

— На нашу дивизию, — говорил Петров, — возложена задача ликвидировать басмачество в Западной Бухаре. В ближайшие дни ваш полк расположится гарнизонами в Каттакурганском уезде.

— Разрешите вопрос, товарищ военкомбриг? — попросил Кудряшов, — Вы говорите, что нам предстоят большие трудности. Это верно. Но мне кажется, что основная трудность заключается в незнании местного языка. Как мы будем общаться с народом?

Петров несколько раз кивнул головой.

— Эту трудность мы предусмотрели… — сказал он, помолчав. — Каждый отряд будет иметь переводчика. Однако это не снимает с вас обязанности как можно скорее овладеть местным языком.

— Иван Ефимович, мне не совсем понятно одно обстоятельство. Короче говоря, здесь советская власть?

— Ну да. А что? — Петров выжидающе посмотрел на Федина.

— Так почему же баи у власти?

Петров пожал плечами.

— Собственно, баи стоят не у власти. Все дело в том, что земельная реформа здесь еще не проведена, — заговорил он, как всегда, неторопливо. — В Туркестане частично пока еще сохранились капиталистические элементы… Чем это объясняется? В первую очередь малочисленностью рабочего класса, неорганизованностью бедноты, полнейшей политической отсталостью… В общем, обстановка чрезвычайно сложная, и нам наряду с ликвидацией басмачества придется заняться организацией «союзов кошчи», то есть комитетов бедноты.

Задача их — сплотить трудовые слои населения против буржуазных националистов… Заметьте, товарищи, что если в России гражданская война закончилась, то здесь, борьба только еще начинается. Появление Энвер-паша говорит о том, что Туркестан становится ареной больших событий.

— А кто все же этот Энвер-паша? Почему ему придается такое большое значение? — спросил Кудряшов.

— Энвер-паша — это пантюркист. Это человек, одержимый манией создания великой тюркской империи во главе с Турцией. Но Энвер-паша Энвер-пашой, а англичане англичанами. Из переписки, недавно захваченной нашей разведкой, ясно видно, что англичане твердо решили завладеть Туркестаном. Следовательно, Энвер-паша сейчас работает на англичан, как в мировую войну он работал на немцев.

— Да. С ним, видно, придется повозиться, — сказал Кудряшов.

— Так вот, товарищи, — продолжал Петров, — вы видите, какую опасность представляет Энвер. Население, как я уже сказал, темное и забитое. Слово бая для большинства закон, а бай — первый помощник Энвера.

— А ведь действительно темнота страшная, — подхватил Кудряшов. — Я, когда спешились у казарм, вижу: человек стоит. Я к нему, а он как шарахнется! Почему они так боятся?

— В представлении дехкан начальник может делать все, что ему заблагорассудится, — пояснил Петров. — Он имеет право бить, убивать и вообще творить любые беззакония. Много лет вбивали им это в голову беки, баи, царские приставы и уездные начальники, рапоряжавшиеся здесь до революции, как в собственной вотчине… Нам с первых шагов надо показать, что такое Красная Армия, проявить самое чуткое отношение к трудящемуся населению, развить у людей чувство собственного достоинства. Это будет лучшим ответом на ту бешеную агитацию, которую ведут против нас буржуазные националисты. Работать здесь, вообще-то говоря, нелегко.

Вблизи послышались шаги. Подошел высокий смуглый человек с курчавой черной бородой. На нем был френч, зеленая тюбетейка и заправленные в сапоги суконные брюки.

Это был председатель исполкома Шарипов.

— Здравствуйте, товарищи! — произнес он по-русски почти без акцента, подавая руку и — кланяясь.

Кудряшов и Федин представились.

Тонкие губы Шарипова дрогнули. Он улыбнулся.

— Очень рад, товарищи, приветствовать в вашем лице славную буденновскую кавалерию, — проговорил он радушно, прикладывая руку к груди. — Надеюсь, что с вашей помощью мы быстро покончим с басмачеством.

— Да уж надо полагать, товарищ Шарипов, — сказал Федин. — Со своими белогвардейцами покончили, теперь вот вам приехали помогать… Только вы-то нас не очень радушно встречаете.

— А что такое? — насторожился Шарипов.

— Виданное ли дело — казармы не готовы, полк расположился биваком на казачьем кладбище! Благо, что там деревьев много. А то, короче говоря, пришлось бы в такую жарищу под открытым небом стоять.

— Да, это, конечно, наша вина, — согласился Шарипов. — Но я никак не думал, что вы так быстро приедете… Товарищи, я зашел за вами. Пойдемте в исполком, пообедаем. Хочу угостить вас пловом. А плов, как известно, пища узбека. Привыкайте к местным условиям.

— Пища узбека! — сказал Петров, качнув головой. — А сколько раз в году узбек ест этот плов? На пиру у бая. А так в лучшем случае сухой лепешкой пробавляется.

— Будем надеяться, что с вашей помощью настанут лучшие времена.

— Немного погодя, товарищ Шарипов. Мы пойдем посмотрим, как там устроились наши ребята.

— Ну хорошо! Я буду ждать. Приходите…

Шарипов кивнул и, твердо ступая, направился через огромный плац, по обеим сторонам которого стояли белые здания длинных одноэтажных казарм.

— Удивительное дело, как чисто по-русски говорит, — заметил Федин, провожая взглядом Шарипова.

— Он окончил русское городское училище в Самарканде, — сказал Петров. — Таких, как он, образованных, здесь очень немного.

Взводный Сачков сидел на бугорке чьей-то безыменной могилки и, подкладывая щепку под чайник, тихим дискантом тянул песенку, выученную им еще во время службы в драгунском полку:

Вынимаеть, вынимаеть драгун белое пяро,Обмакаеть, обмакаеть во чернильницу яго…

Огненные блики ходили по его старому, в морщинах, с подвитыми усами лицу.

Вокруг костра колебались в прозрачном сумраке ночи угловатые тени бойцов.

— Чай да сахар, товарищ взводный! — сказал Латыпов бодрым голосом, появляясь из мглы с уздечкой в руке.