1356 - Бернард Корнуэлл

— Они в Лабруйяде.

— Тогда отправь одного из своих латников в Лабруйяд, — вежливо велел Томас, — с приказом, чтобы деньги доставили сюда. И когда это произойдет, милорд, мы отпустим тебя.

— Отпустите меня? — удивился граф.

— А какой мне от тебя прок? — спросил Томас. — Понадобится много месяцев, чтобы собрать за тебя выкуп, милорд, а за эти годы ты проешь больше, чем даст твой выкуп.

— Поэтому я отпущу тебя. А теперь, милорд, когда ты послал за деньгами, позволь моим людям вытащить эту стрелу из бедра?

Из числа пленных отобрали латника, дали ему лошадь и отправили на юг с сообщением. Затем Томас позвал брата Майкла.

— Знаешь, как доставать стрелу из плоти?

Молодой монах встревоженно посмотрел.

— Нет, сир.

— Тогда смотри, как Сэм делает это, и сможешь научиться.

— Не хочу учиться, — выпалил брат Майкл, а потом смутился.

— Не хочешь учиться?

— Не люблю медицину, — признался монах, — но аббат настаивал.

— А чего же ты хочешь? — спросил Томас.

Майкл смутился и предположил:

— Служить Богу?

— Тогда служи ему, научившись извлекать стрелы, — сказал Томас.

— Лучше надейся, что это шило, — бодро сказал Сэм графу. — Будет больно в любом случае, но шило я могу извлечь в мгновение ока. Если же это стрела для лошадей, придется вырезать наконечник. Готов?

— Шило? — неуверенно переспросил граф. Сэм говорил по-английски, но граф наполовину понял.

Сэм извлек две стрелы из своего мешка. У одной был длинный узкий наконечник без насечек.

— Шило, милорд, предназначено для пробивания брони.

Он постучал по второй стреле с зазубренным треугольным наконечником.

— Стрела для лошадей, — сказал он и извлек короткий нож из-за пояса. — Не займет и секунды. Ты готов?

— Меня будет лечить мой собственный врач! — закричал граф на Томаса.

— Как угодно, милорд, — сказал Томас. — Сэм! Отрежь древко и перевяжи графа.

Граф вскрикнул, когда вырезали стрелу. Томас отъехал, направляясь к повозке, где лежал владелец Вийона. Голый и окровавленный человек лежал, свернувшись клубком.

Томас спешился, привязал лошадь и позвал Вийона. Граф не шевельнулся. Томас влез в повозку, перевернул его и увидел, что тот мертв.

В повозке было достаточно свернувшейся крови, чтобы заполнить пару ведер, и спрыгнув, Томас поморщился и вытер сапоги о пожухшую траву, перед тем как подойти к клетке, откуда графиня Бертийя наблюдала за ним с широко открытыми глазами.

— Лорд Вийон мертв, — сказал Томас.

— Почему ты не убил лорда Лабруйяда? — спросила она, кивнув головой в сторону мужа.

— Я не убиваю людей за то, что они должны мне деньги, — ответил Томас, — только за отказ вернуть их. Он вынул меч и использовал его, чтобы вскрыть хилый замок на двери клетки, потом протянул руку, чтобы помочь графине спрыгнуть на траву.

— Твой муж, — сказал он, — скоро будет свободен. И ты тоже, миледи.

— Я не пойду с ним! — сказала он дерзко. Она подошла к графу, лежащему на траве. — Он может спать со свиньями, — она указала на две туши, валяющиеся на клетке, — и не поймет разницы.

Граф попытался встать на ноги, чтобы ударить жену, но Сэм, перевязывающий его рану куском материи, вырванной из одежды трупа, резко дернул полотно, так что граф снова завизжал от боли.

— Извините, милорд, — сказал Сэм. — Просто лежите спокойно, это займет совсем немного времени.

Графиня плюнула в него и отошла.

— Приведи сюда эту сучку! — заорал граф.

Графиня продолжала двигаться, прижимая разорванное платье к груди. Женевьева дотронулась до ее плеча, что-то сказала, а потом приблизилась к Томасу.

— Что ты будешь с ней делать?

— Она не моя, чтобы что-то с ней делать, — ответил Томас, — но она не может поехать с нами.

— Почему? — просила Женевьева.

— Когда мы уедем отсюда, то отправимся в Мутуме. Там, возможно, нам придется прокладывать себе путь силой. Мы не можем брать лишние рты, которые будут нас тормозить.

Женевьева коротко улыбнулась, потом взглянула на арбалетчиков, сидящих у края северного леса. Ни у одного не было оружия, они просто наблюдали за унижением своего господина.

— Твоя душа ожесточилась, Томас, — тихо произнесла она.

— Я солдат.

— Ты был солдатом, когда я тебя встретила, а я была пленницей, обвиненной в ереси, отлученной от церкви, приговоренной к смерти, но ты забрал меня. Кем я была, если не лишним ртом?

— Она принесет проблемы, — раздраженно заметил Томас.

— А я их не приносила?

— Но что мы будем с ней делать?

— Увезем ее отсюда.

— Откуда?

— От этого мужа-борова, — сказала Женевьева, — от будущего в монастыре? От вцепившихся в нее когтей иссохших монахинь, завидующих ее красоте? Она должна сделать то же, что и я. Найти свое будущее.

— Ее будущее в том, — заметил Томас, — чтобы учинять ссоры среди мужчин.

— И хорошо, потому что мужчины причиняют женщинам достаточно неприятностей. Я защищу ее.

— Боже ты мой, — раздраженно воскликнул Томас, а потом повернулся к Бертийе. Она была, как он подумал, редкой красавицей. Его воины уставились на нее с нескрываемым желанием, и он не мог их винить. Мужчины готовы умереть за женщину, которая выглядит как Бертийя.

Брат Майкл нашел плащ, свернутый у задней луки седла графа, вытащил его, отнес ей и предложил прикрыть разорванное платье.

Она что-то ему сказала, и молодой монах покраснел, как облака на западе.

— Похоже, — заметил Томас, — что у нее уже есть защитник.

— У меня это получится лучше, — сказала Женевьева, подошла к лошади графа и дотянулась до покрытого кровью ножа для кастрации, свисающего с луки седла. Она направилась к графу, которого передернуло при виде клинка.

Он напряженно смотрел на женщину в серебристой кольчуге, которая глядела на него с презрением.

— Твоя жена поедет с нами, — сказала ему Женевьева, — и если ты предпримешь попытку вернуть ее, я лично тебе кое-что отрежу.

Я буду резать тебя медленно и заставлю визжать как свинью, потому что ты свинья и есть, — она плюнула на него и отошла в сторону.

Еще один враг, подумал Томас.

Генуаны прибыли, когда сумерки сгустились и превратились в ночь. Монеты были нагружены на двух вьючных лошадей, и как только Томас убедился, что все деньги на месте, он подошел к графу.

— Я заберу все монеты, милорд, и плохие, и хорошие. Ты заплатишь мне дважды, второй раз — за беспокойство, которое причинил сегодня.

— Я убью тебя, — сказал граф.

— Было приятно служить тебе, милорд, — сказал Томас. Он вскочил в седло, а потом повел своих людей и всех захваченных лошадей на запад.