Геракл - Антонио Дионис

Пред ними расстилалась дивная равнина, покрытая буйной изумрудной растительностью. Прямо из-под земли бил серебристый родник, сверкая на солнце алмазной пылью мириад мелких брызг. Пологие горные склоны с видневшимися тут и там пещерками, могли служить надежной защитой на случай непогоды или хищных зверей, окажись они тут, в благодатном крае.

Амфитрион неспроста выбрал этот остров местом для лагеря: лежащий в стороне от морских трасс, остров был идеальным местом, где дети научаться мужеству и самостоятельности.

Но не один Амфитрион заботился о незаметном и безопасном пристанище. Жили на острове крылатые люди-птицы, морские разбойники, из туч налетавшие на мирно плывущие корабли и, пока потрясенные люди успевали опомниться и поднять луки, нападающие успевали захватить добычу и исчезнуть так же внезапно, как появились.

В день приплытия Амфитриона с воспитанниками люди-птицы были вдали от своего острова, промышляя своим разбойничьим занятием.

Царь разбил лагерь в тихой долине, со всех сторон укрытой густым лесом. С горного склона в долину спускалась живая и шустрая речушка, обеспечив лагерь пресной водой. Спелые ягоды и сочные коренья утолили первый голод, а в топливе не было недостатка, поскольку лес изобиловал поваленными деревьями с просохшими на солнце стволами.

С палатками не возились. Ночи были достаточно теплы, а на первое время, не зная, какие хищники могут прийти на шум голосов, Амфитрион приказал по кругу развести костры, выставить на ночь дозорных. Сторожить царь назначил по жребию, встряхнув в глиняном сосуде разноцветные речные камушки. Четверо, среди которых был и Геракл, вытащившие белые прозрачные кругляши среди горсти серых, должны были нести вахту от сумерек до первого рассвета, что Амфитрион и его питомцы встретят на острове.

Ночь простерла черное крыло. Дети, завернувшись в бараньи шкуры, уснули. Лишь шепотом переговариваются дозорные, чтобы сон не похитил сознание.

— Но зачем, — тихо возмутился один из мальчиков, — сторожить сушу, со всех сторон окруженную водой? Какой смысл в затее царя? Еще днем мы видели следы коз и лисиц, но вряд ли здесь водится что-то, крупнее волка!

Геракл сумрачно глянул на Аристида. Подросток, самый старший в компании, часто проявлял недовольство тогда, когда был уверен, что ему это ничем не грозит.

Мальчик, слушая темноту, произнес:

Оскорбляя намерения моего отца, ты наносишь обиду и его сыну. Царю лучше знать, как ему поступать!

Пойдешь жаловаться папочке? — насмешливо скривился Аристид: сын царя его всегда раздражал тем, что не проявлял ни страха, ни почтения к верзиле-подростку.

Кровь прихлынула к щекам Геракла, но не затевать же драку с насмешником среди ночи!

Подожди до утра, Аристид, тогда посмотрим, кто первый побежит жаловаться!

Испугался? — удивленно поднял брови подросток: ему как раз хотелось, пока все спят, утвердить свое первенство, чтобы царский наследник отныне знал свое место.

Но Геракл уклонился от поединка: отец приказал сторожить лагерь — и что бы ни случилось, мальчик выполнит свой долг.

Геракл покинул световой круг костра и в одиночестве углубился в лес, размышляя, как, однако, трудно следовать не эмоциям и желаниям, а долгу и дисциплине. Так, пробираясь в ночи, незаметно для себя Геракл очутился вблизи от моря. Свежий ветер подсказал ему, что мальчик на прибрежной отмели. Отлив обнажил мокрый песок, выбросив на берег спутанные клубки водорослей и пустые морские раковины.

Полная луна неторопливо шествовала по небосклону. Мальчик решил искупаться. Отбросил укрывавшую плечи шкуру. Босиком пробежал по песку, оставляя следы, тут же наполняющиеся водой. Зеленоватые волны охватили тело ребенка мягкими объятиями. Широкими взмахами Геракл поплыл в открытое море, наслаждаясь прохладой волн и свежестью морского воздуха. Наконец, замерзнув так, что по телу пробежались пупырышки, мальчик повернул к берегу. Но темная тень, возникшая из ниоткуда опередила его. Геракл нырнул, под водой пробираясь к берегу. Ужом выскользнул на песок и побежал следом за странным созданием, неторопливо шествовавши вдоль берега. Тут остров вдавался в море горным выступом: пришлось поотстать, потому что пришлось следовать по воде, а открытое море далеко разносит эхо звуков. Стараясь не шуметь, Геракл осторожно опускал ногу в воду и, только нащупав ступнею дно, делал следующий шаг. Но, как не старался Геракл, незнакомец что-то учуял. Может, слабый всплеск волн подсказал ему, что кто-то крадется за ним в темноте. Когда Геракл повернул за поворот уступа, чужак его поджидал. Вздох облегчения сорвался с уст незнакомца при виде всего лишь ребенка, не доросшего еще и до груди взрослого мужчины.

Геракл, смущенный тем, что его обнаружили, потупился, искоса разглядывая стоящего перед ним.

Кто ты? И как ты сюда попал, малыш? — меж тем спрашивал незнакомец. — Не жертва ли ты кораблекрушения, чудом спасенный богами?

Мальчик предпочел сделать вид, что не понимает странного наречия, на котором к нему обращались; хотя звуки были не очень похожи на привычную речь, смысл Геракл угадал правильно.

Он хотел заупрямиться, когда незнакомец, обманутый молчанием ребенка, решил, что тот — чужестранец, и поманил мальчика за собой, нетерпеливо взмахнув рукой. Геракл в удивлении открыл рот, теперь уже добровольно желая не покидать мужчину. То, что на первый взгляд Геракла, показалось ребенку плащом из птичьих перьев, оказалось естественным продолжением руки незнакомца. Вернее лишь кисть и пальцы придавали сходство с человеческой рукой, но из плеч вырастали два черных перепончатых крыла, покрытых жесткими короткими перышками.

Возглас удивления сорвался с уст Геракла:

Человек-птица!

А, так ты отлично понимаешь меня! — разозлился мужчина. — Может, ты, маленький негодяй, лишь прикидываешься ребенком, а на самом деле люди послали тебя шпионить за нами?.. — тут он понял, что проговорился, но быстро утешился: — Ничего, от того, что ты узнал, что я не один, тебе мало будет проку. Посмотрим, доживешь ли ты до утра, когда я притащу тебя на нашу стоянку!

Видя, что мальчик открыл рот, собираясь возразить, человек-птица опередил: — И не вздумай дурить, а то я не постесняюсь притащить тебя по частям!

Геракл не подчинился бы человеку, но столь необычное существо могло оказаться богом, и мальчик не рискнул до выяснения сути спорить с незнакомцем. Тем более ему надо было разузнать, не пустые ли угрозы расточает человек-птица. А если эти люди и в самом деле так опасны, как обещает незнакомец, тем более следует разузнать, в чем их сила и слабость: ведь там, в долине, ничего не подозревающие, спят товарищи Геракла.

Видя, что тайна его языка раскрыта, Геракл не стал дольше упорствовать в молчании, промолвив:

Идем, незнакомец! Но не скажешь ли ты, как мне тебя называть? Открой свое имя, чтобы я мог к тебе обращаться!

Обойдешься! — отрезал человек-птица.

Мальчик удивился столь резкому ответу: ведь он не спросил ничего предосудительного. Вдруг две крепкие руки подняли мальчика в воздух. Геракл почувствовал, как его прижимают к груди и, обхватив под мышками, возносят над поверхностью. В нос шибанул запах давно немытого мужского тела. Геракл попытался отвернуть голову.

Будешь дергаться — брошу в море! — предупредил незнакомец.

Человек-птица летел, чуть ли не касаясь воды. Ребенок, небольшой с виду, оказался слишком тяжелым. Лишь любопытство не давало летящему осуществить угрозу и избавиться от маленького дьяволенка, вцепившегося острыми коготками в шею мужчины.

«Надо отволочь его к главному, — размышлял человек-птица. — Может, это не простой ребенок, а предупреждение, которое может разобрать лишь наш колдун, разложив свои волшебные амулеты? Но почему он спросил мое имя?» — забеспокоился он вдруг и встряхнул мальчишку:

Эй, ты по-прежнему хочешь знать, как меня зовут?

Конечно! — отвечал Геракл, удивленный вопросом: что за тайну делает этот человек из имени. — Меня, к примеру, зовут Алкидом!

— Поглядим-поглядим, — прошипел человек-птица, — правду ли ты сказал!

Да зачем мне врать, неразумный ты человек! — возмутился ребенок, попытавшись для убедительности топнуть ногой.

Но, поскольку он висел между небом и морем, жест получился не столько угрожающий, сколько смешной: Геракл дернулся и затрепетал, как выброшенная на траву рыбешка, извиваясь всем телом.

Человек-птица не отвечал. Разгадка была так же проста, как наивна. Промышляя разбоем, люди-птицы, как и всякий, занимающийся противоестественным ремеслом, были пугливы и суеверны. Разбойники, к примеру, свято верили, что стоит кому-то другому узнать имя человека, тебе не угодного, или просто назвать кого-то вслух ночью, душа покинет тело, опороченное разбоем и грабежами. Поэтому даже среди своих люди-птицы избегали собственных имен, данных от рождения, окликая друг друга при надобности по отдельным приметам. Человека, что тащил под мышкой Геракла, звали Лысым из-за плохо растущих перьев на крыльях. Чего только не перепробовал Лысый, стараясь, чтобы перья более походили на такие, как у прочих: и травами окуривал, и отвары из жабьей икры пил, и к старухам-колдуньям обращался — перья оставались мелкие и некрасивые, как у новорожденного. А тут еще этот невесть откуда взявшийся Алкид выспрашивает о его имени!