Геракл - Антонио Дионис

Что там внизу? — спросила Алкмена, разглядев темнеющие громады.

Это твоя родина, царица! Хочешь, опустимся ниже?

И вот уже они ощущают на теле теплое дыхание земли и даже свет в лачуге земледельца можно различить с высоты.

Алкмена чувствовала себя легкой, прозрачной, всесильной.

А звезды? Мы можем коснуться звезды?

Твои! — ответил летящий рядом мужчина.

И в самом деле звезды приблизились, становясь все крупнее и ярче. Казалось, это небесная красавица рае сыпала бусины своего ожерелья, протяни руку — и они твои! Но Алкмене хотелось уже большего. Она сама не отвечала за свои желания Но чуткий спутник предугадал, что нужно летящей во тьме земной богине И вот они на земле. Остро пахнет дурманом трав. Алкмена лежит на спине, запрокинув за голову руки.

Иди ко мне! — зовет она своего супруга

Амфитрион возникает рядом и опускается на колени перед распростертой царицей. Алкмена слышит его учащенное дыхание и сама дышит жадно и быстро, нащупывая в темноте лицо любимого поцелуями. Призрачно мелькали обнаженные руки. Дикие звери бежали с охотничьей тропы, заслышав рычание страсти двух тел А любовники всецело отдавались друг другу, позабыв обо всем Все жарче становилось дыхание, все искуснее и стремительней становились ласки Даже волосы, как живые, сплетались, соединяя любовников. Голова у царицы закружилась она словно падала вниз с огромной вы соты Но даже падение несло в себе наслаждение и радость.

И, очнувшись на своем ложе, разбуженная радостными криками во дворце царя Креонта и топотом множества ног, Алкмена недоуменно обшаривала еще не остывшую от тепла супруга постель. И еще более удивила весть, что принес нетерпеливый гонец: из похода, наконец, с победой и славой возвращался Амфитрион.

Только тут Алкмена отрешилась от дивного сна, бросаясь на грудь появившемуся на пороге супругу.

— Я видела тебя во сне! — раскрасневшись от счастья, прошептала царица. Но о полете и всем остальном из стыда умолчала.

Ничего не происходит без того, чтобы не иметь последствий — через некоторое время после возвращения супруга Алкмена обнаружила, что беременна.

Теперь она стала вести покойную и размеренную жизнь, стараясь ничем не повредить младенцу. А спустя месяц или два предсказательница-эфиопка пообещала Амфитриону и его супруге двойню.

Зевс был доволен проделкой, потирая от удовольствия руки и с нетерпением ожидая первенца Алкмены.

Гера скрипела зубами и дулась, дав слово, что любовница божественного супруга не подвергнется никаким испытаниям.

Светлый Олимп, шушукаясь и подсмеиваясь, с нетерпением ожидал развязки столь опасного приключения. Сонм богов не верил, что Гера спустит измену.

Богиня в бешенстве целыми днями колесила по небу, распугивая стаи перелетных птиц и гоняя коней до полусмерти.

Рождение героя

Наконец, когда все сроки прошли, а терпение Алкмены иссякло, подошло время родов.

Царица сидела в купальне. Свежие струи омывали ее тело, бурунчиками пенясь вокруг огромного живота.

— Когда это кончится? — плаксиво пожаловалась царица старой прислужнице.

Чем меньше времени оставалось до разрешения от бремени, тем более портился характер царицы. Лежа по ночам без сна, Алкмена сама удивлялась, откуда вдруг эти непредсказуемые приступы ярости, сменяющиеся тихими слезами. Вкус ее изменился совершенно. Царица, никогда, даже в детстве, не любившая сладкое, теперь съедала горы фруктов, и не могла насытиться.

У тебя будут крепкие первенцы! — утешали ее прислужницы, опасливо поглядывая на живот, горой возвышавшийся, отчего царица казалась ниже ростом и удивительно безобразной.

Алкмена даже супругу старалась не попадаться на глаза, проводя дни в увитой диким виноградом и плетями розовых кустов беседке.

Зевс, сделавшись невидимым, часто украдкой навещал любимую, но показываться не хотел, боясь разгневать вездесущую Геру. Великий бог богов не хотел, чтобы роженица случайно споткнулась о метнувшуюся под ноги лисицу или испугалась клубка змей на дне корзины со сливами. Гера была способна на мелкое пакостничество, в котором ее потом никто не смог бы уличить.

Не то, чтобы Зевс потерял интерес к супруге или с веками меньше ее любил. Но однообразие надоедает даже в еде, а Зевс был мужчиной, и был не в силах бороться против своего естества.

Но столько мужества и преданности проявила Алкмена, так хороша была земная женщина, что Зевс не мог, не сумел преодолеть очарование, не удовлетворив свою страсть.

Он с нетерпением ожидал увидеть своего сына: лишь богам было ведомо, что лишь один из близнецов, которых принесет Алкмена, сын Амфитриона.

Второй младенец, плод любви бога богов и земной царицы, каким он будет?

Первый вскрик предродовых болей Алкмены на светлом Олимпе встретили приветственными криками.

Зевс, восседавший на золотом троне, поднял кубок за здравие матери и младенцев.

Гера кусала губы. Никогда она не видела, чтобы бог богов так сиял счастьем, ожидая рождения своих законных детей.

Лютая ненависть, дремавшая свернувшейся змеей в сердце Геры, проснулась и высунула черное жало.

А пир богов продолжался. Владыка мира Зевс поднял кубок, призывая к вниманию.

Сейчас там, на подвластной нам земле, родится мой сын! — начал Зевс. — И дам я ему власть над Грецией, и будет он моим любимым детищем!

Черная кровь прихлынула к голове Геры. Снести такую обиду было не в силах оскорбленной богини. Гера выступила вперед, холодом обдавая супруга.

Тише! Тише! Супруга Зевса хочет говорить! — пронеслось среди богов.

Слушаю тебя, о Гера! — задиристо вздернул курчавый подбородок Зевс.

Гера собралась с мыслями, хмуря брови.

О великий Зевс! Что проку в словах, сказанных за кубком вина! Так дай нерушимую клятву, что тот, кто родится в сей день и час, тот станет владыкой Греции, и все герои будут повиноваться ему!

Гера напряженно ждала ответа.

Клянусь! — с улыбкой отвечал Зевс, осушая золотой кубок.

Никто не заметил притаившуюся в углу хитрую обманщицу Ату, мгновенно накинувшую на бога Зевса невидимую сеть обмана и лжи. Не заметил великий властелин небес подвоха, продолжая празднество в ожидании добрых вестей с земли.

А Гера, обернувшись волчицей, быстрее ветра неслась к далеким Микенам. Там, во дворце, у выложенного мрамором бассейна с фонтаном забавлялась с ручным рысенком аргосская царица. Жена персеида Офенела дразнила звереныша привязанным к веревке пучком шерсти. Рысенок прыгал на игрушку, смешно выставляя коготки и, промахнувшись, шлепался на пол.

Суеверная прислужница покачала головой:

Не дело, царица, затеяла! Как ты мучаешь бес- словесную тварь, так будут мучить твоего ребенка, как только он родится. Царица смутилась. Беременность давалась ей легко, и царица порой забывала, что женщине, ждущей дитя, не следует делать многое из того, что может быть неугодно богам и отразиться на будущей судьбе ребенка.

Брысь! — спихнула царица рысенка с колен.

Вышла из дворца и, миновав оранжереи, углубилась в парк. Деревья благосклонно дарили сень, чуть слышно пришептывая. Буйство цветов и красок радовало сердце. Царица прикорнула у высокого вяза и неприметно для себя задремала.

Колючая изгородь, охранявшая парк мириадами шипов и иголок раздалась, пропуская крупноголовую волчицу, и смыкаясь там, где зверь оставил след.

Волчица приблизилась к беременной женщине, потягивая носом воздух. Ее желтые злые глаза сверкали лютой яростью. Ровная, густая шерсть вздыбилась на холке. Волчица зарычала, оскалив клыки.

В тот момент, когда царица открыла глаза, просыпаясь, волчица прыгнула, целясь в горло. Женщина закричала, прикрываясь руками. Что-то оборвалось у нее в середине. Короткая резкая боль пронзила тело, отдаваясь в пояснице. Царица на мгновение потеряла сознание. Свет померк, теряя очертания мира.

Когда боль отступила, женщина с трудом открыла глаза. Волчицы, привидевшейся ей, не было и в помине. А в раскинутых ногах мяукал только что покинувший материнское ложе младенец. Царица зубами перекусила пуповину, подняла царевича и обернула свое дитя краем окровавленного хитона.

Гера, скинув звериную шкуру, самодовольно усмехнулась: дело было сделано, и ей не терпелось первой рассказать весть Зевсу. Только что, без сроков и времени, явился на свет царевич Эврисфей, по величайшему повелению Зевса, властитель над всеми потомками Персея. Правда, бог богов об этом еще не догадывался.

А тем временем в Фивах отдыхала Алкмена. Внезапно родовые схватки, разрывающие тело, прекратились. Боль отступила, сменившись усталостью и покоем. Лоб женщины, усеянный бисеринками пота, прислужницы обтерли смоченным в холодной воде куском ткани.