Девушка из Дании - Дэвид Эберсхоф

Грета спустилась по ступенькам и присела в глубоком реверансе, вытянув подбородок к полу, застеленному восточным ковром. Члены клуба зааплодировали, не выпуская из рук бокалы с пуншем. Грета вышла в зал, где ее уже ожидал Тедди Кросс. Во фраке он как будто бы сделался меньше ростом. Набриолиненные волосы блестели, и в облике его было что-то незнакомое: со своей русой шевелюрой, морщинками вокруг глаз, здоровым загаром и острым кадыком, нервно ходившим вверх-вниз, он выглядел почти как датчанин.

Позднее в тот вечер, уже после вальсов, ростбифов и десерта из клубники в орегонском шампанском, Грета и Тедди выскользнули из зала и направились к теннисным кортам. Ночь выдалась ясная и холодная, и Грета приподнимала подол, чтобы не вымочить его в росе, высыпавшей на линиях разметки. Она немного опьянела и сама знала это, потому что чуть раньше неудачно пошутила насчет клубники и родителей Тедди. Она тут же извинилась, но по тому, как Тедди отложил в сторону салфетку, поняла, что он уязвлен.

Прогуляться к кортам тоже предложила она, словно в попытке загладить перед ним вину – за все сразу, за свою странную жизнь в Пасадене, в вихрь которой она его втянула. Плана, однако, у нее не было, и о том, что она может предложить Тедди, Грета не размышляла. Они дошли до павильона у дальнего корта, где были небольшой фонтан с холодной питьевой водой и плетеный диванчик, выкрашенный в зеленый цвет. На диванчике, от которого пахло сухим, источенным термитами деревом, они начали целоваться.

Грета не могла не сравнить такие разные поцелуи Тедди и Эйнара. В своей каюте на «Принцессе Дагмар» она стояла перед зеркалом и целовала свое отражение. Плоская холодная поверхность напоминала ей губы Эйнара, и тот поцелуй на ступеньках Королевской академии она постепенно стала воспринимать как нечто похожее на поцелуи с самой собой. Тедди целовался совершенно иначе. У него были твердые, шершавые губы, а усы над верхней губой царапали ей кожу. Шея, крепкая и сильная, прижималась к ее шее.

Пока в охотничьем клубе гремел бал, Грета решила не медлить. Она знала, чтὀ нужно делать дальше, хотя еще несколько минут собиралась с духом. Положить руку ему на… Ох, такое и вообразить было страшно, не то что отважиться! Однако Грета этого хотела или, по меньшей мере, думала, что хочет, и не сомневалась, что и Тедди желает того же – вон как трепетали его жесткие, как щетка, усы. Грета сосчитала до трех, задержала дыхание и потянулась к ширинке брюк Тедди.

Он перехватил ее руку.

– Нет, нет, – сказал он, удерживая запястье Греты.

На отказ она никак не рассчитывала. Луна светила ярко, и Грета знала, что если сейчас взглянет в лицо Тедди, то прочтет на нем стоическое намерение соблюсти приличия и страшно смутится. Грета вспомнила прошлый раз, когда мужчина попытался ей отказать: теперь их с Эйнаром разделяли и суша, и океан, не говоря уже о войне с ее огнем и дымом.

Замерев на плетеном диванчике в павильоне самого дальнего из всех теннисных кортов клуба «Долина», Грета Уод и Тедди Кросс просидели еще минуту; его мозолистые пальцы по-прежнему сжимали ее запястье.

Она снова спросила себя, каким должен быть следующий шаг, но на этот раз, словно побуждаемая желанием, не испытанным прежде, уткнулась лицом в бедро Тедди. Грета решила применить все штучки, о которых читала в дешевых романах, купленных справа от Центрального вокзала Копенгагена, и слыхала от болтливых распутных литовок – горничных в доме матери. Тедди снова запротестовал, однако «нет, нет», слетавшее с его уст, звучало все неуверенней, и в конце концов он выпустил руку Греты.

К тому времени, как все закончилось, ее платье измялось и сбилось комком, фрак Тедди каким-то образом оказался порван. А Грета, еще никогда не действовавшая так быстро и не заходившая так далеко, теперь лежала под худой, долговязой кучей, именуемой Тедди, чувствуя, как – тук-тук-тук – бьется ей в грудь его сердце, и ощущая солоновато-горький запах влаги, которую он оставил у нее между ног. Она уже знала, что последует далее, поэтому покорно обвила руками спину Тедди и сказала себе, что согласна и на это, лишь бы он увез ее отсюда.

Они поженились в последний день февраля в саду особняка на бульваре Ориндж-Гроув. Горничные-японки разбросали над лужайкой лепестки камелии, на Тедди был новый фрак. Свадьба была скромная, из гостей – только родня из Сан-Марино, Хэнкок-Парка и Ньюпорт-Бич. Среди приглашенных оказалась и соседка, наследница империи жевательной резинки из Чикаго: по неохотному признанию миссис Уод, эта женщина прошла через то же самое со своей дочерью. Приглашены были и родители Тедди, хотя все понимали, что они не приедут: в феврале добраться из Бейкерсфилда до Пасадены по шоссе Ридж-Рут было возможно далеко не всегда.

Сразу после свадьбы и короткого медового месяца, проведенного в Сан-Диего, в люксе с видом на сад гостиницы «Отель дель Коронадо», где Грета каждый день плакала – не потому, что вышла за Тедди Кросса, а потому, что оказалась еще дальше от милой Дании и той жизни, какую мечтала вести, – ее родители отправили их в Бейкерсфилд. Мистер Уод купил молодоженам уютный коттедж в испанском стиле с красной черепичной крышей, фигурными севильскими решетками на окнах и небольшим гаражом под сенью бугенвиллеи. Миссис Уод прислала к ним Акико. Перила в бейкерсфилдском доме были из кованого железа, дверные проемы между комнатами сделаны в виде арок. Еще там имелся овально-изогнутый бассейн и маленькая гостиная с подиумом и книжными стеллажами. Коттедж стоял в окружении финиковых пальм, поэтому внутри всегда было сумрачно и прохладно.

Родители Тедди навестили их только один раз; это были сгорбленные люди с розоватыми от клубники пальцами. Они жили далеко за городом, на своем участке в несколько акров глинистой земли, в убогом двухкомнатном домишке, сбитом из эвкалиптовых досок. Их глаза-щелочки прятались в складках морщин, избороздивших