Девять жизней Роуз Наполитано - Донна Фрейтас

меня – так пристально, будто не верит. Мои коллеги все еще не знают о Люке. Я им не рассказываю.

Девон вздыхает.

– Итак… В следующий четверг всем отделом идем выпить.

У меня вырывается смешок. Не то я ожидала услышать. Девон настолько весомо произнес свое «итак», будто собирался завести серьезный разговор, а не просто пригласить выпить.

– Да? Я не знала… Кажется, я была немного не в себе.

– Ты обязательно должна пойти. Почему бы нам не отправиться вместе? Я зайду за тобой и…

– Я знаю, что ты делаешь, Девон.

– Неужели? И что же?

– То же самое, что делаем все мы, когда беспокоимся о студентах. Стараемся отвести их в консультационный центр. А ты хочешь отвести меня выпить.

Наступает черед Девона смеяться.

– Может и так. Но, похоже, тебе не помешает развлечься, понимаешь? Повеселиться. Тебе пойдет на пользу.

На миг во мне вспыхивает надежда. Это один из тех драгоценных моментов, когда в душе оживает предвкушение новой жизни, оно загорается внутри, как яркое солнце, согревая тело. Но его тут же смывает сомнение – сомнение, что терзает меня всегда, – я не верю, что без Люка когда-нибудь буду счастлива снова, мой брак разрушен, и мои сомнения гораздо сильнее, чем эти мимолетные мгновения надежды, сомнения могучи, будто суперзлодей, укоренивший где-то глубоко в моем разуме свою ложь.

Улыбка Девона – добрая, обнадеживающая нас обоих, – придает мне сил произнести следующие слова:

– Хорошо. В четверг я буду здесь, у себя в кабинете, ждать, когда ты за мной зайдешь, и мы отправимся выпить.

Девон расплывается в улыбке – от уха до уха. Сияет как фонарь, как маяк, и я думаю: «А почему бы и нет? Почему бы не пойти за этим дружелюбным светом? Кто знает, Роуз Наполитано. Возможно, что-то хорошее поджидает тебя прямо за углом».

Но затем, когда коллега поворачивается и, уходя, бросает через плечо «Увидимся в четверг», суперзлодей, что скрывается в глубинах моей души, объявляется снова, смеется злобным, вредительским смехом и гасит весь свет, что подарил мне Девон.

* * *

В четверг в ресторане людно. Я брожу взад-вперед, пытаясь понять, не ошиблась ли, позволив Девону меня сюда затащить.

Мы подходим к длинной мраморной стойке бара, и мой коллега Джейсон, эксперт по поведению религиозных общин и всяким культам, салютует бокалом пива:

– Привет, Роуз! Где ты пряталась весь год?

Девон обнимает меня большой рукой и сжимает плечо.

– Что принести тебе выпить? – спрашивает он, спасая меня от ответа Джейсону.

Вопрос ставит в тупик: в минуты грусти я никогда не пью, потому что от этого только сильнее тоскую. Я почти забыла, какую выпивку предпочитаю.

– Может, «Олд-фешен»[6]?

Девон кивает и наклоняется к стойке, чтобы привлечь внимание бармена.

Джейсон наблюдает за мной, видимо все еще ожидая ответа.

– Скоро вернусь, – обещаю я и направляюсь в дамскую комнату.

В телефоне полно непрочитанных сообщений – наверное, от мамы.

Она за меня переживает, звонит каждый день, проверяет, как я. Я перестала перезванивать, потому что отвечаю всегда одинаково: мне грустно и одиноко, я тоскую.

Вместо мамы я звоню Джилл, но та не берет трубку.

– Джилл, если ты не занята, приходи спасать меня в «Мэйзон», пожалуйста. Девон убедил сходить выпить с нашим отделом, и я уже жалею… наверное…

Дамы толкаются в очереди к кабинкам. Склонившись над раковиной, я смотрю в широкое позолоченное зеркало, и у меня случается одна из вспышек – тех, что мне хочется разлить по бутылкам и выпить до дна, особенно когда я подавлена.

В отражении я вижу женщину – привлекательную, даже красивую, с отличной прической; профессора, но из тех, что следят за модой. Прежде чем я успеваю передумать, нащупываю на дне сумки помаду, наношу на губы и возвращаюсь к бару, где Девон, Джейсон, а с ними Брэнди, Сэм, Уинстон и Дженнифер, мои уважаемые коллеги, болтают с каким-то незнакомым мужчиной.

– Привет, ребята, рада всех вас видеть! – широко улыбаюсь я.

Раздается дружное «Привет, Роуз!», и Девон вручает мне бокал. Делаю большой глоток, тепло окутывает горло, как бы подтверждая – пойти в бар было правильно, Роуз. Ты выходишь в мир, снова становишься человеком! Женщиной, которая красит губы помадой, тусуется с коллегами. Профессором – модным профессором.

Девон кивает на незнакомого мужчину, и я смотрю на него. По-настоящему.

– Вы не встречались раньше? – спрашивает нас Девон.

Что-то мелькает в глубинах памяти, слабое воспоминание вырывается на поверхность. Секунду я не понимаю, но затем вглядываюсь в незнакомца, в копну темных волос, ясный взгляд карих глаз, узнаю его и протягиваю руку.

– Нет, мы не встречались. Я – Роуз.

Мужчина улыбается, приподняв лишь уголок рта, бросает на меня лукавый взгляд и берет протянутую руку.

– А я – Оливер, – заявляет он с прекрасным британским акцентом.

– Оливер из Лондона, как ты понимаешь, – объясняет Девон.

Оливер смеется, и я смеюсь. Мы хохочем так, будто коллега отпустил самую забавную шутку на свете.

– Он взял год творческого отпуска, – продолжает Девон, – преподает на кафедре литературы.

Мой разум и тело считают, что Оливер великолепен, но сама мысль странная, запретная, ведь он не Люк. За этой мыслью возникают следующие, более обнадеживающие: Роуз, ты можешь считать другого мужчину великолепным. Ты разводишься. Тебе позволено думать о подобном.

Эти новые мысли не просто задерживаются, они превращаются в нечто более прочное, начинают шириться, успокаивать и исцелять, даже после того, как мы разнимаем руки.

ГЛАВА 10

10 октября 2008 года

Роуз, жизнь 2

– Мама? – окликаю я.

Моя мама по случаю осени нарядилась в свитер цвета тыквы (мамуля всегда одевается соответственно времени года и праздникам). Она поднимает взгляд от романа, который читала. У нее ежедневная послеобеденная «релаксация», обычно это означает чтение книги или журнала и бокал белого вина на столике рядом с креслом в гостиной.

Вино в основном для вида. Маме нравится мысль читать книгу, попивая вино, больше, чем по-настоящему его пить.

– Да, милая?

– Можно у тебя кое-что спросить?

Она резко поворачивает голову, карие глаза внимательно смотрят на меня поверх очков для чтения. Худое лицо выражает любопытство, взгляд пронзительный, сосредоточенный, но мама изображает непринужденность. Ерзает, скрещивает ноги и наконец поджимает их под себя. Берет бокал вина и устраивается поудобнее.

– Конечно! Мамы для того и существуют.

Я киваю, но в глубине души гадаю: правда? Они для того и созданы? Это их задача?

Мне знаком древесный аромат комнаты, где стоит сундук из красного кедра и другая мебель, дар моего отца. Здесь успокаивающе пахнет домом. Я усаживаюсь на диван. Настраиваюсь задать вопрос, приободряю себя и приступаю к делу.

– Ты никогда не думала… что папа может тебя бросить? –