Девять жизней Роуз Наполитано - Донна Фрейтас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девон вздыхает.
– Итак… В следующий четверг всем отделом идем выпить.
У меня вырывается смешок. Не то я ожидала услышать. Девон настолько весомо произнес свое «итак», будто собирался завести серьезный разговор, а не просто пригласить выпить.
– Да? Я не знала… Кажется, я была немного не в себе.
– Ты обязательно должна пойти. Почему бы нам не отправиться вместе? Я зайду за тобой и…
– Я знаю, что ты делаешь, Девон.
– Неужели? И что же?
– То же самое, что делаем все мы, когда беспокоимся о студентах. Стараемся отвести их в консультационный центр. А ты хочешь отвести меня выпить.
Наступает черед Девона смеяться.
– Может и так. Но, похоже, тебе не помешает развлечься, понимаешь? Повеселиться. Тебе пойдет на пользу.
На миг во мне вспыхивает надежда. Это один из тех драгоценных моментов, когда в душе оживает предвкушение новой жизни, оно загорается внутри, как яркое солнце, согревая тело. Но его тут же смывает сомнение – сомнение, что терзает меня всегда, – я не верю, что без Люка когда-нибудь буду счастлива снова, мой брак разрушен, и мои сомнения гораздо сильнее, чем эти мимолетные мгновения надежды, сомнения могучи, будто суперзлодей, укоренивший где-то глубоко в моем разуме свою ложь.
Улыбка Девона – добрая, обнадеживающая нас обоих, – придает мне сил произнести следующие слова:
– Хорошо. В четверг я буду здесь, у себя в кабинете, ждать, когда ты за мной зайдешь, и мы отправимся выпить.
Девон расплывается в улыбке – от уха до уха. Сияет как фонарь, как маяк, и я думаю: «А почему бы и нет? Почему бы не пойти за этим дружелюбным светом? Кто знает, Роуз Наполитано. Возможно, что-то хорошее поджидает тебя прямо за углом».
Но затем, когда коллега поворачивается и, уходя, бросает через плечо «Увидимся в четверг», суперзлодей, что скрывается в глубинах моей души, объявляется снова, смеется злобным, вредительским смехом и гасит весь свет, что подарил мне Девон.
* * *
В четверг в ресторане людно. Я брожу взад-вперед, пытаясь понять, не ошиблась ли, позволив Девону меня сюда затащить.
Мы подходим к длинной мраморной стойке бара, и мой коллега Джейсон, эксперт по поведению религиозных общин и всяким культам, салютует бокалом пива:
– Привет, Роуз! Где ты пряталась весь год?
Девон обнимает меня большой рукой и сжимает плечо.
– Что принести тебе выпить? – спрашивает он, спасая меня от ответа Джейсону.
Вопрос ставит в тупик: в минуты грусти я никогда не пью, потому что от этого только сильнее тоскую. Я почти забыла, какую выпивку предпочитаю.
– Может, «Олд-фешен»[6]?
Девон кивает и наклоняется к стойке, чтобы привлечь внимание бармена.
Джейсон наблюдает за мной, видимо все еще ожидая ответа.
– Скоро вернусь, – обещаю я и направляюсь в дамскую комнату.
В телефоне полно непрочитанных сообщений – наверное, от мамы.
Она за меня переживает, звонит каждый день, проверяет, как я. Я перестала перезванивать, потому что отвечаю всегда одинаково: мне грустно и одиноко, я тоскую.
Вместо мамы я звоню Джилл, но та не берет трубку.
– Джилл, если ты не занята, приходи спасать меня в «Мэйзон», пожалуйста. Девон убедил сходить выпить с нашим отделом, и я уже жалею… наверное…
Дамы толкаются в очереди к кабинкам. Склонившись над раковиной, я смотрю в широкое позолоченное зеркало, и у меня случается одна из вспышек – тех, что мне хочется разлить по бутылкам и выпить до дна, особенно когда я подавлена.
В отражении я вижу женщину – привлекательную, даже красивую, с отличной прической; профессора, но из тех, что следят за модой. Прежде чем я успеваю передумать, нащупываю на дне сумки помаду, наношу на губы и возвращаюсь к бару, где Девон, Джейсон, а с ними Брэнди, Сэм, Уинстон и Дженнифер, мои уважаемые коллеги, болтают с каким-то незнакомым мужчиной.
– Привет, ребята, рада всех вас видеть! – широко улыбаюсь я.
Раздается дружное «Привет, Роуз!», и Девон вручает мне бокал. Делаю большой глоток, тепло окутывает горло, как бы подтверждая – пойти в бар было правильно, Роуз. Ты выходишь в мир, снова становишься человеком! Женщиной, которая красит губы помадой, тусуется с коллегами. Профессором – модным профессором.
Девон кивает на незнакомого мужчину, и я смотрю на него. По-настоящему.
– Вы не встречались раньше? – спрашивает нас Девон.
Что-то мелькает в глубинах памяти, слабое воспоминание вырывается на поверхность. Секунду я не понимаю, но затем вглядываюсь в незнакомца, в копну темных волос, ясный взгляд карих глаз, узнаю его и протягиваю руку.
– Нет, мы не встречались. Я – Роуз.
Мужчина улыбается, приподняв лишь уголок рта, бросает на меня лукавый взгляд и берет протянутую руку.
– А я – Оливер, – заявляет он с прекрасным британским акцентом.
– Оливер из Лондона, как ты понимаешь, – объясняет Девон.
Оливер смеется, и я смеюсь. Мы хохочем так, будто коллега отпустил самую забавную шутку на свете.
– Он взял год творческого отпуска, – продолжает Девон, – преподает на кафедре литературы.
Мой разум и тело считают, что Оливер великолепен, но сама мысль странная, запретная, ведь он не Люк. За этой мыслью возникают следующие, более обнадеживающие: Роуз, ты можешь считать другого мужчину великолепным. Ты разводишься. Тебе позволено думать о подобном.
Эти новые мысли не просто задерживаются, они превращаются в нечто более прочное, начинают шириться, успокаивать и исцелять, даже после того, как мы разнимаем руки.
ГЛАВА 10
10 октября 2008 года
Роуз, жизнь 2
– Мама? – окликаю я.
Моя мама по случаю осени нарядилась в свитер цвета тыквы (мамуля всегда одевается соответственно времени года и праздникам). Она поднимает взгляд от романа, который читала. У нее ежедневная послеобеденная «релаксация», обычно это означает чтение книги или журнала и бокал белого вина на столике рядом с креслом в гостиной.
Вино в основном для вида. Маме нравится мысль читать книгу, попивая вино, больше, чем по-настоящему его пить.
– Да, милая?
– Можно у тебя кое-что спросить?
Она резко поворачивает голову, карие глаза внимательно смотрят на меня поверх очков для чтения. Худое лицо выражает любопытство, взгляд пронзительный, сосредоточенный, но мама изображает непринужденность. Ерзает, скрещивает ноги и наконец поджимает их под себя. Берет бокал вина и устраивается поудобнее.
– Конечно! Мамы для того и существуют.
Я киваю, но в глубине души гадаю: правда? Они для того и созданы? Это их задача?
Мне знаком древесный аромат комнаты, где стоит сундук из красного кедра и другая мебель, дар моего отца. Здесь успокаивающе пахнет домом. Я усаживаюсь на диван. Настраиваюсь задать вопрос, приободряю себя и приступаю к делу.
– Ты никогда не думала… что папа может тебя бросить? –
