Не целуйтесь с незнакомцем - Мерил Сойер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дорогая, я так скорблю! Я ничего не знал о смерти твоего отца. Представь, мне не сообщили. Я писал свои выступления, не поднимая головы, не слушал новостей и не читал газет.
Она сняла с головы шляпу и взглянула на него с отстраненной холодностью, какой он еще никогда не встречал в ее глазах. Душа у него ушла в пятки.
– Ты знаешь, насколько я поглощен работой, – нерешительно повторил Коллис.
– Ты... репетировал выступления?
– Да. – У него немного отлегло от сердца.
– Ты не слышал моих сообщений?
– Ты знаешь, как это со мной бывает. – Он прибег к привычно покаянному тону. – Работы выше головы.
– Ты был занят? Настолько, что не мог ответить на звонок? – Он кивнул. – Настолько, что совершенно забросил газеты? – Он кивнул, изображая полное раскаяние. – Настолько, что не включал телевизор?
– Ну ты же знаешь, я так увлекаюсь...
– Да, ты увлекся. Грудастой девкой, обладающей редким талантом к нюансам маркетинга.
Коллис впал в оцепенение. Состояние его было близко к тому, когда и впрямь пора опуститься под землю на глубину шести футов, но это продолжалось недолго. Черт, видимо, Джанна побывала дома и засекла его с Аннабел. Надо же было оказаться таким идиотом, чтобы привести любовницу домой! Пожалуй, отпираться нет смысла.
– Она ничего для меня не значит, – заверил он Джанну. – Я так предан тебе. Ты отлично это знаешь. Ну, минутная слабость...
– Я уже много месяцев чувствовала неладное. Но ты упорствовал во вранье. Ты твердил: «Ты с ума сошла, Джанна. Оставь свои подозрения, Джанна. У тебя разыгралось воображение, Джанна». Из-за тебя я уже сомневалась, в своем ли я уме.
Коллис понял, что совершил крупную тактическую ошибку. Смерть отца должна была подкосить Джанну, тут-то и понадобилось бы надежное плечо супруга. Он сумел бы склонить ее к чему угодно, если бы она не поймала его с поличным. Надо было срочно искать выход.
– Прости. Я был страшным болваном. Ты же знаешь, что женщины сами на меня кидаются. – Он провел, ладонью по своей смазливой физиономии. – При такой внешности... Я долго был равнодушен, но она постоянно донимала меня, и в конце концов...
– Завтра утром я подаю на развод.
Он попытался ее обнять.
– Дорогая, не делай этого! Не решай ничего сгоряча.
Она отпрянула.
– Оставь свои нежности. Хватит мне быть дурой.
Коллис смотрел ей вслед. Да, он потерпел серьезное поражение, но считал его временным. Он знал, что с Джанной лучше не спорить, когда она в гневе. Ничего, он еще найдет способ заставить ее вернуться к нему. Так было всегда, повторится и теперь. Он не собирался так легко отказываться от состояния Атертонов.
3
Вечером на следующий день после похорон отца Уоррен сидел в библиотеке Лифорт-Холла. Полки из дерева грецкого ореха, занимавшие все стены от пола до потолка, были уставлены лучшими образчиками английской словесности, от первых изданий с золотым тиснением до переплетенных подшивок «Панча». Окна библиотеки выходили в сад, по другой стене красовался каменный камин с гербом Атертонов. Сполохи медленно тлеющего дубового полена освещали абиссинский ковер, утративший былую расцветку за столетия, на протяжении которых по нему подходили к письменному столу восемь графов Лифортов, каждый в свое время. В этой семье традиционно предпочитали библиотеку тесному кабинету. Девятый граф не отличался в этом от предыдущих.
Уоррен сидел в кожаном кресле, откинув голову.
Боже, час от часу не легче! Он полагал, что со страхами покончено, когда тетя Пиф уговорила доктора Осгуда обойтись простым вскрытием, чтобы бедняжка Одри не томилась в ожидании похорон; траурная церемония прошла без нареканий. Что еще важнее, Джиан Паоло не давал о себе знать. И вот теперь – ЭТО!
На столе зазвонил телефон. Судя по лампочке, Уоррена вызывали по внутренней связи. Он снял трубку, надеясь, что не услышит ничего неприятного.
– Сэр, – начал дворецкий, – пожаловала мисс Ханникатт. У нее дело к графине.
Уоррен сомневался, что мать способна сейчас принимать посетителей. Она перенесла траурную церемонию только благодаря лекарствам доктора Осгуда.
– Пригласите мисс Ханникатт ко мне.
Уоррен поправил галстук и убрал волосы за уши. Неплохо бы постричься! Дверь распахнулась. Перед ним предстала Шадоу. На ней были чересчур облегающие стираные джинсы, свитер под цвет волос и мужская жокейская куртка.
Он приветливо улыбнулся ей и сказал:
– Мать никого не принимает.
– У меня для нее подарок, полагаю, он будет кстати.
Шадоу вынула из-под куртки что-то белое, похожее на перьевую метелку для пыли, если бы не черные глаза и уши. Длинные пряди шерсти были завязаны на голове в узелок, напоминавший бархотку для пудры.
– Мальтийская собачка?
– Да. Твоей матери всегда хотелось такую.
Уоррен устыдился, что не вспомнил об этом сам.
Мать долгие годы твердила, что хочет завести собачку той же породы, что у тети Пиф, но отец презирал любых животных, если с их помощью нельзя было охотиться на лис.
– Давай отнесем ее наверх.
Они медленно поднялись к покоям матери. Уоррен постучал, ему отворила горничная. Мать возлежала на горе шелковых подушечек с лентами. Ее волосы длиной до подбородка были аккуратно причесаны «под пажа» – эту прическу она носила столько лет, сколько Уоррен себя помнил. На ней был шелковый халат с кружевами, подобранный под цвет ее глаз.
– Где доктор Осгуд? – осведомилась она слабым голосом.
Уоррен посмотрел на часы. Врач навещал Одри трижды на дню.
– Будет с минуты на минуту. Зато Шадоу, – он взял Шадоу за руку, – принесла тебе кое-что очень необычное. Взгляни.
Нежные пальцы Шадоу обвили его пальцы.
– Это Фон Роммель, – сказала она, передавая Одри собачонку.
Комок шерсти прижался к груди Одри и сонно зевнул, показав розовый язычок размером с ноготь.
Одри улыбнулась. После смерти отца Уоррен впервые видел ее улыбающейся.
– Какая прелесть! Огромное спасибо. – Она прижала собачонку к груди. – Только сегодня утром я попросила у Пиф щенка. Ее мальтийская сука принесла приплод. Но поскольку это произошло за пределами нашей страны, несчастному созданию пришлось бы провести на карантине шесть месяцев, прежде чем власти впустили бы его к нам!
– Я рада, что он вам понравился. Вам придется о нем заботиться. Без вас Фон Роммель не проживет.
– Не беспокойся, – заверила Одри Шадоу, – я стану сама его причесывать и выводить на прогулки. Когда я буду ходить за покупками в «Харродс», то буду оставлять Ромми там в специальном помещении с подушечкой и миской.
Раздались голоса горничной и доктора Осгуда. Уоррен взглянул краем глаза на Шадоу, которая ласково улыбалась его матери. Шадоу была самой чуткой женщиной из всех, кого он знал, умевшей без малейших усилий настраиваться на чужую волну.