Последняя ночь - Мерил Сойер

Мерил Сойер

Последняя ночь

1

– Это выглядело так странно. Перья какие-то и все такое прочее… Я не знаю, что это было на самом деле. Какое-то чучело, может быть.

В зале суда оживленно зашептались, раздались смешки, и свидетельница смущенно запнулась, покраснев до корней волос. Дана Гамильтон постучала молотком по столу, призывая к тишине переполненный зал. Публика собралась разношерстная – от тоскующих домохозяек, не знающих, чем заняться, до пожилых супружеских пар, которые ежегодно летом прилетали на Гавайи в погоне за экзотикой. Всех объединяло одно – скоротать свободное время до наступления вечера, по возможности не скучая. Дана по своему опыту знала, что, когда в Гонолулу стоит одуряющая дневная жара, недостатка в любопытных не будет. Впрочем, сегодня зал был набит до отказа не зря. Температура, конечно, была за тридцать, но и дело слушалось нашумевшее. Дело извращенца, которого репортеры-остроумы уже окрестили «Цыпленок-эксгибиционист».

– Продолжайте, пожалуйста, – Дана обратилась к свидетельнице, нарушая затянувшееся молчание.

Скрытая от глаз публики массивным столом из темного дерева, Дана скинула с ног туфли и подняла до колен, а затем задрала до самых бедер тяжелую судейскую мантию, надетую поверх платья. Она тщетно надеялась, что ей станет хоть немного легче. Духота, царившая в зале, была невыносима. «Черт побери, – подумала Дана. – Неужели так трудно починить кондиционер?» Легкий сквозняк бесполезно гонял жаркий, влажный воздух, не создавая даже иллюзии прохлады.

– На пляже почти у самой кромки воды стоял мужчина в плаще. Он поманил меня рукой. Ну мало ли что, может, помощь какая нужна? Я подошла. Он распахнул плащ, и я увидела, как бы это сказать, на его причинном месте что-то вроде пучка перьев. Он сорвал это… м-м-м… украшение и бросил в море.

Лавина хохота сотрясла стены муниципального суда седьмого округа Гонолулу, построенного полвека назад. Дана с невозмутимым видом постучала молотком по столу, добавляя еще одну вмятину к уже имевшимся на столешнице. Зал ответил новым взрывом ликования. Она и сама с удовольствием присоединилась бы к смеющейся публике. Комизм ситуации – обнаженный мужчина, швыряющий на глазах остолбеневшей женщины в прибой комок перьев, сдернутый с, как она выразилась, причинного места, – развеселил и Дану, но положение судьи обязывало скрывать от зала свои эмоции.

Публика же веселилась от души. Дана нетерпеливо стучала молотком, но смех неослабевающими волнами продолжал перекатываться из одного угла зала в другой. Взгляд ее случайно упал на Роба Тагетта. Дана заметила его еще два часа назад, когда начались слушания свидетельских показаний. Все это время Дана героическим усилием воли старательно отводила глаза от сидящих в первом ряду. Обычно эти привилегированные места резервировались для представителей прессы. Дана не жаловала репортеров и нисколько этого не скрывала, считая их всех нечистоплотными и падкими на жареные факты людишками. Почетное первое место в списке подобных субъектов занимал Роб Тагетт – репортер скандальной столичной газеты «Гонолулу сан».

Правда, изредка, когда ей не спалось темными, душными ночами, она думала о нем. Его открытая улыбка, какой-то особенный, будто обволакивающий паутиной взгляд, мерцающие искорки в темной глубине его голубых глаз не то чтобы снились, нет, они чудились ей в мареве бессонниц. Впрочем, это все романтические бредни. На самом деле Дана была уверена, что за столь располагающей к симпатии внешностью скрывался несомненный негодяй. Иначе как объяснить отвратительную, клеветническую статью о ней, о Дане Гамильтон, которая появилась три года назад в «Гонолулу сан» и принадлежала перу этого человека? Днем у нее не было времени забивать себе голову подобными глупостями, но по ночам мысли о нем часто будоражили ее воображение. В такие моменты она задавалась вопросом: что правда и что ложь в тех слухах, которыми было окружено его имя? Обвинения, в свое время выдвинутые против него, остались недоказанными, и он был оправдан. Но тем не менее, если во всех этих сплетнях присутствовала хоть сотая доля правды, тут было над чем задуматься.

Сейчас Роб вместе со всеми весело хохотал над необычным поведением эксгибициониста-выдумщика, который уже не один месяц таскался по пляжам Гонолулу и приставал к женщинам, предлагая полюбоваться пресловутым «цыпленком».

Почувствовав на себе пристальный взгляд Даны, Роб поднял глаза и неожиданно подмигнул ей. Она поспешила отвернуться с самым безразличным видом.

– Пожалуйста, мы вас слушаем, – она попросила свидетельницу продолжить рассказ, после того как тишина в зале была восстановлена.

Когда свидетели были заслушаны и присяжные удалились в комнату на совещание, Дана быстро выскользнула из зала через неприметную боковую дверь, даже не посмотрев в сторону Роба Тагетта.

Придя в свой кабинет, она со вздохом облегчения стащила с себя тяжелую, душную мантию и с досадой сказала секретарше:

– Позвони еще раз в отдел технического обслуживания насчет кондиционера. Сегодня в зале творится что-то невообразимое – пекло, как в аду.

– Уже звоню. – Анита потянулась к телефону.

Расправив черную мантию на вешалке, Дана окинула взглядом комнату. Две стены занимали полки с толстыми юридическими справочниками в кожаных переплетах, доставшиеся ей в наследство от предыдущего хозяина кабинета. Скучноватый интерьер. Когда-то Дана попыталась бороться с однообразием, повесив на стену огромный цветной батик с видом подводного царства. Покупка обошлась ей в кругленькую сумму.

Зная цену деньгам, Дана ничего не покупала просто так, из чистого каприза. Но в тот день ее утвердили на должность судьи. Это был большой шаг вперед. Это надо было как-то отметить. Дана направилась в художественный салон. Однажды она уже заходила туда совершенно случайно и среди картин в самом углу увидела этот батик. Плененная сказочной красотой, она безмолвно застыла перед ним, а когда пришла в себя от первого потрясения, решила, что непременно купит его.

Безусловно, в тот день она получила немало всяческих подарков от своих коллег: мелкие сувениры, памятные безделушки, а цветов было столько, что ими можно было бы усыпать землю толстым ковром, как на пышных похоронах какого-нибудь крестного отца итальянской мафии, но все это было не то. А вот эта великолепная роспись, в которой Дана находила все новые и новые возможности восторгаться, была в самую точку. Чудесная картина казалась неисчерпаемым источником наслаждения.

Подводный мир, населенный яркими, экзотическими рыбами, плавающими среди причудливых кораллов и витых раковин, лежащих на белом морском песке, был изменчив и пугающе реален. Взгляд проникал в темную глубину вод, просвечиваемых тонкими лучами солнца. Казалось, что смотришь и растворяешься в притягивающей, манящей бездне океана. Это было непостижимо и никогда не могло наскучить.