Из ада в рай – Божий промысел. Книга 2 - Анна Дмитриевна Степанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одесские истории
Аллочка
Чем запомнились на всю жизнь студенческие годы в Одессе? Конечно, оперный театр, верные друзья и искромётный, уникальный одесский юмор. Из друзей я могу выделить Володю Решетняка, который стал талантливым нейрохирургом. Мы общались с ним до известных событий 2 мая 2014г. в Одессе. К сожалению, после этого связь по скайпу прервалась. Но у меня осталась кассета с его замечательными песнями, и значит наша дружба длиной в полвека будет до конца моих дней. Здесь традиция – отпевают прах в церкви и в конце включают любимую песню. Я закажу одну из песен Володи. От Аллочки Сарару у меня остался портрет. Смотрю на него, и она встаёт передо мной как живая со своей завораживающей красотой. Её большие бархатные чёрные глаза с длинными пушистыми ресницами с улыбкой смотрят на меня. Боже мой, сколько лет прошло! Это было в 1962 году. Я и сейчас представляю, как она, словно не касаясь ступенек мраморной лестницы в главном корпусе, вприпрыжку сбегает вниз как на крыльях. Я всегда старалась спускаться по этой лестнице осторожно и то как-то упала и покатилась вниз. У Аллочки была удивительно лёгкая парящая походка, как у балерины, а сложена как греческая богиня – всё прекрасно и гармонично.
Куда смотрят мальчики? Правду надо сказать, в расцвете девичьей красоты она вела себя как озорной весёлый подросток без тени кокетства. Своя среди всех. Одевалась она с большим вкусом. Не удивительно, ведь её отец и мама были известными закройщиками. И вот, несмотря на такой контраст, что-то её притянуло ко мне. Она подошла ко мне в анатомке. Мы вместе грызли фундамент науки: названия и формы костей, их отростки, отверстия и т.д. увлечённо, не обращая внимания на весьма неприятный запах формалина. Аллочка как истинная одесситка всегда в запасе имела свежий анекдот. Я пыталась запомнить, вскоре поняла: чтобы так по-одесски шутить, для этого нужно родиться в Одессе. Одесса – удивительный город. Другого такого в мире нет. Там шутят с таким серьёзным лицом, что Вы не сразу поймёте, что с Вами таки только что пошутили. Чтобы понять этот язык, нужно иметь чувство юмора, но, чтобы разговаривать на нём, надо родиться в Одессе. Аллочка владела одесским юмором виртуозно.
– Что вы знаете? Петя стал держать бардак.
– Перестаньте сказать, я точно знаю, что он пошёл не бандерщиком, а директором библиотеки.
– Разве я говорю «Нет»? Так во-первых, на дому написано, что библиотека публичная, а во- вторых, как не может быть бардак там, где есть Петя ?
Это – типично одесский анекдот и требует одесской интонации. Ещё немного одесской лексики.
– Ведите себя спокойней, не стоит так громко нервничать. «Алёша, ша! Возьми полтора ниже».
– Они уже довели людей до потери мозгов! У бювета (одесское выражение) очередь длиннее, чем раньше за водкой! Куда мы катимся?
– Ша, граждане, если не хотите в спец курорт! А что такое набрать в рот воды вам хотя бы известно?
Разно-полярные заряды притягиваются. Так и мы, абсолютно разные, но чем дальше, тем крепче становилась наша дружба. Мы вместе делали все лабораторки на кафедрах физиологии, патфизиологии, биохимии и т.д. Аллочка давала мне всю подписную литературу. Благодаря ей я прочитала много Фейхтвангера, Бальзака, Томаса Манна и т.д. Все новенькие книги сама прочитает и даёт мне в общежитие. Это ведь небезопасно. Но этот жест свидетельствовал – для друга ничего не жалко. Не знаю, что я вызывала у неё, она у меня вызывала восхищение и красотой, и её энергией, лёгкостью, грациозностью. В первом семестре третьего курса после каникул Аллочка на воскресенье пригласила меня к себе домой. Она жила недалеко от Ланжерона – знаменитого одесского пляжа. Мы спустились с ней с пригорка на лодочную станцию. Здесь она провела всё лето. У неё был ровный шоколадного цвета загар и вид настоящей королевы пляжа. На лодочной станции я расположилась в тенёчке под деревом с книжечкой в качестве сторожа наших пожитков. А Аллочка вместе с несколькими ребятами выбрала себе байдарку. И вот они уже далеко в море. Я чувствую себя обделённой – рождённый ползать летать не может. Мне оставалось наслаждаться запахом моря, плеском волн и вглядываться вдаль, стараясь не потерять из виду байдарку с Аллочкой.
После Нового года я всё чаще замечала мимолетную грусть, тревогу на побледневшем личике Аллочки. Несколько раз она приглашала меня к себе домой. Говорила, что мама уехала в Измаил. Я не расспрашивала. Квартира у них двухкомнатная, каждая комната по 10 кв.м., словом, хрущёвка. Обставлена со вкусом. У нас никогда не было типичных девичьих разговоров о мальчиках. Но мы имели общие темы, хотя бы потому, что читали одни и те же книги. Суть своих проблем Алла не раскрывала. Я чувствовала, что в ней кипело раздражение ко всему и всем. Раньше я за ней такого не замечала. Теперь она мне рассказывала в основном политические анекдоты, где главным образом высмеивались КПСС и Хрущёв. И часто это было на лекциях и практических занятиях по философии. Лекции профессора по философии были выше нашего понимания. Хотя, по правде говоря, когда в Алма-Ате читала философию Долина Григорьевна Суворина, увязывая философию с медициной, мне было очень интересно. Но в институте я предпочитала слушать Аллочку. Говорила она мне серьёзным тоном, но порой нельзя было удержаться от смеха. Пример:
«Во время политинформации Рабинович задаёт вопрос докладчику:
– Мы все прекрасно понимаем, что давно опережаем Америку и другие капиталистические страны по уровню жизни. Вот Вы сказали, что мы производим мяса больше всех других стран. И это правильно. Так у меня вопрос, куда оно девается?
– Товарищ Рабинович, я подготовлю на следующий раз все интересующие Вас цифры.
На следующий раз политинформатор, завершив групповой секс (политинформация – единственный из всех видов секса в СССР), спрашивает:
– У кого есть вопросы, товарищи?
Один в зале тянет руку. Политинформатор спрашивает его:
– Вы, товарищ, хотите спросить, куда делось мясо?
– Нет, я хочу спросить, куда делся Рабинович.
Конечно,
