Из ада в рай – Божий промысел. Книга 2 - Анна Дмитриевна Степанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я думаю, что это работа только для волонтёров, ибо ни за какие деньги ни я, ни Ирина не стали бы вытаскивать из речки как из помойки всякую гадость. Я уже тяжести не ношу, только палочкой с захватом мусор собираю вокруг. А Ирина всегда, как определили фронт работы, одевает высокие сапоги и идёт прямо в речку. Оттуда достаёт вместе с другими волонтёрами и матрасы, и ковры, и тележки, и железные ворота и т.д., столько гадости вонючей! Потом всё это собираем в большие кучи. Вы бы посмотрели на лица этих людей! Более счастливых я не видела! Возможно, это особый вид богослужения?! Да и невозможно себе представить, чтобы такую грязную работу выполнять с унылым видом. Я думаю, дело в общем позитивном настрое, в понимании, что ты служишь природе-матушке, и тогда любые сложности легко и с радостью преодолеваются, и силушка берётся свыше, и благодать нисходит к тебе в самую душу.
Я не всегда порхаю в эйфории. В следующем моём повествовании «К цели через неимоверные испытания» я опишу, как одиночество и людское глумление довели меня до крайней степени депрессии – жить не хотелось. Но в строительной бригаде Горловки меня признали как равную среди равных строителей дорог. Меня даже назначили отметчицей самосвалов. Подъезжали машины, я должна была показать, куда высыпать щебёнку, и отметить в блокноте номер машины и сколько щебёнки привезли. Так объяснять долго и не все понимают. А крепкие слова все понимают, как говорится, с полуслова. И я разболталась. Потом ввели закон: кто скажет матерное слово – 20 копеек в копилку. Я это предложила и поначалу несла убытки. Но всё-таки свою речь со временем значительно почистили все девочки.
Летом мы одевались кто в чём: кто в старенькое платьице, кто юбку с кофтой. Тогда такой моды на брюки ещё не было. Зато зимой нам выдавали ватные брюки и фуфайки. Видок, скажем прямо, обворожительный. Как-то, получив получку, мы решили заглянуть в кафе. К нам долго не подходили. Наконец подошёл официант
– Деньги девушки вперёд.
– За что такое недоверие к рабочему классу, господин хороший!? Мы для Вас дороги строим, а Вы к нам с презрением. Пойдём, девчонки!
Мы посмеялись и рабочей столовой больше не изменяли.
Как-то на обед девчонки пошли вперёд и зовут меня. Мне нужно было перейти через две трамвайные линии. Один трамвай прошёл, и тут встречный. Звук предыдущего ещё остался, я не заметила и прямо под трамвай. Оказалась под сеткой. Очевидно, если бы не мой спецкостюм, проскользнула бы под колёса. Меня вытащили, привезли в общежитие. Через час приехал прораб, беспокоился и начальник участка. Словом, стала я героем дня № 1, не ходила на работу 3 дня. Все беспокоились, как я себя чувствую. А ведь забота – это так приятно. Я помню и другую ситуацию. В больнице мне поручили доклад на городском обществе рентгенологов (собственно, я почти всегда, как подходила очередь нашей больницы, была штатным докладчиком) Но на тот раз у меня поднялось давление выше 200. Подхожу к заведующей Вере Михайловне, сообщаю:
– Вера Михайловна, у меня давление 220 /120, не могу я в понедельник доклад делать.
– Ничего, ты всё можешь, пусть сделают укол, и будь готова.
– Вера Михайловна, у меня же ребёнок! Что будет, если инсульт случится?!
– Пусть сделают укол, и готовься к докладу. Подводить коллектив – нечестно.
Такое тоже трудно забыть. Поэтому лопата мне как-то ближе к сердцу.
Зимой нас также посылали на железную дорогу утрамбовывать шпалы. Там строительные бригады жили в вагончиках, и эта организация называлась мосто-поезд. После моего отъезда Шура ушла туда работать, и я потеряла с ней связь. В начале июня за мной приехала моя мама, чтобы я собиралась поступать в мединститут. С таким почётом я нигде с работы не уходила. Начальник участка выделил Лаз – Львовский большой автобус – и все полностью бригадой провожали меня до Ясиноватой, откуда шёл поезд. Прощались – все плакали, я особенно, как будто уходила с министерского поста.
К цели через неимоверные испытания
За год работы на Донбассе я много подзабыла, естественно книги в руки не брала, так как рассчитывала работать два года – один всё равно не учитывался. Кое-как полистав книги, я поехала поступать в Киевский мединститут. Остановилась у Ранковых. Ольга Романовна какое-то время работала в Златополе врачом с мамой в тубдиспансере и очень хорошо к ней относилась. Её сестра Анна Романовна – добрейшей души человек. Вот уж истинно человек оставил добрую память. Принять незнакомого человека с такой любовью и щедростью – это божественный дар. Они отказались взять плату за проживание и старались каждый день для меня сделать праздничным. Всё хозяйство вела Анна Романовна. Она готовила незабываемые блюда, например, снежки – взбитый яичный белок с сахаром вливала в кипящее молоко мелкими порциями и получались как снежинки. Это подавалось к каше с клубничным или смородиновым вареньем. Готовила очень вкусный бисквитный торт, говяжьи биточки и т.д. У них всегда в комнате был букет флоксов. Этот удивительный запах и теперь будит у меня воспоминания о Ранковых. Я у себя в саду развела много кустов флоксов и всегда, когда они цветут, передо мной встают живые лица Анны и Ольги Ранковых. Их квартира находилась в переулке, недалеко от оперного театра и Владимирского собора.
Иногда мы с Анной Владимировной ходили гулять. Она относилась ко мне как к родной дочери. Мы с ней ходили и в оперный театр, и особенно часто во Владимирский собор. Первый раз, когда я вошла во Владимирский собор, я была поражена ликами святых. Видно было, что их писали с людей. Позже я узнала, что Владимирский собор расписывали Васнецов и Нестеров. Женские образы Нестеров писал со своей дочери и жены. Недалеко от собора – дворик со скамейками, и это было моё любимое место, где я готовилась к вступительным экзаменам.
Как я и предполагала, по сочинению получила 3, физику сдала на 4, химию на 3, и, конечно, не поступила. Что делать, куда деваться?
Домой возвращаться не хотелось. Я знала, что там с работой очень трудно. Как только я приехала из Донбасса, пыталась найти работу, но не удалось. Я решила не возвращаться, а поехать в ближайший
