Танец фавна - Елена Бриолле
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сергей… Сергей Павлович… – только и смог произнести он при виде Ленуара. – Вы за мной?
– Я к вам, мсье. Нам нужно поговорить.
Взгляд Нижинского остановился на Дягилеве, но, не замечая в импресарио привычной опоры, заметался по комнате, пока не застыл на каминной полке. Там лежала шахматная доска. Игра и для самого Ленуара часто служила лекарством, успокаивающим нервы, поэтому сыщик сказал:
– Хотите сыграть со мной партию в шахматы?
Расчет был прост, как деревянный карандаш: если в шахматы лучше играет Дягилев, Нижинский откажется. Если это его игра, знакомые комбинации ходов помогут ему успокоиться. В любом случае Ленуар ничем не рискует.
– А вы играете? – полушепотом спросил Нижинский. – Я везде стараюсь раздобыть доску. Сергей Павлович даже смеется надо мной. Говорит, что он путешествует с образом Святой Елены, а я с двумя деревянными армиями.
– Вы прекрасно вооружены, – прокомментировал Ленуар.
– Что? Ха-ха-ха! – смех Нижинского наполнил комнату, как стая бабочек. – Сергей Павлович, ты слышал? А я тебе о чем говорю? Видишь, я не один так думаю!
– Господин Ленуар – агент Безопасности парижской префектуры полиции, Вацлав. Он хочет задать тебе вопросы о Чумакове, – смущенно сказал Дягилев. – Поговори с ним, а я пока разберу свою корреспонденцию.
– Да-да, сейчас… – Нижинский раскрыл свою доску и выставил фигуры. – Я готов. Если не возражаете, я начну.
Вацлав сделал первый ход.
– Вы давно знакомы с Чумаковым? – спросил Ленуар.
– Мы учились с ним в Петербурге, но никогда не были друзьями.
– Это правда, что он хотел вас убить?
– Меня? – Нижинский оторвал на секунду взгляд от шахматной доски. – Нет, меня нельзя убить… Чумаков был очень злой. Я… Он называл меня разными словами. Однажды они с друзьями заставили меня пойти к кокотке, отчего я долго болел и не мог танцевать…
– К девушке легкого поведения?.. Интересные у вас друзья. За что же он на вас злился?
– Не знаю. Я думал тогда, что мы друзья. У меня всегда было мало друзей. Они спешили утешать меня, когда я падал… А мне нужны были такие друзья, которые могли порадоваться за меня, когда я взлетал. Таких друзей у меня нет, только Броня. Она всегда рядом. Как и Сергей Павлович. Была еще Анна Павлова. Мы с ней вместе учились у Чекетти. Она бы тоже меня сейчас поддержала.
Нижинский при этом коснулся своего перстня. Того самого, с сапфиром, который Ленуар видел у уборной Нижинского вчера.
– Где вы были до того, как вошли и увидели тело Чумакова?
– Я репетировал с Броней и Нелидовой «Фавна». Знаете, Фокин всегда дает только общий рисунок танца, а я вижу танец сразу. Во всех деталях. Без внимательного отношения к деталям весь танец превращается в жалкую карикатуру на самого себя.
– Вацлав, ты слишком увлекаешься мелочами. Астрюк нам то же самое сегодня сказал, – вмешался в разговор Дягилев.
– А почему ты слушаешь Астрюка? Почему ты не слушаешь меня? Я вижу сразу всю картину, каждое движение, каждый наклон головы…
– В любом искусстве важна гармония, – сказал Дягилев.
Нижинский застыл, а потом резко встал, зацепив ногой шахматную доску. Фигуры упали и разлетелись по полу.
– Серж, ты говоришь, как чужой, как французский критик. А это мой балет! Это мой Фавн. Я уже почувствовал его в себе. Теперь движения диктует мне он.
Нижинский быстро собирал фигуры и складывал их в доску. Дягилев подошел к своему солисту и положил руку ему на плечо, взглядом показывая, что Ленуар может идти в соседнюю комнату. Дважды приглашать сыщика было не нужно.
Комната русского Фавна по сравнению с дягилевской напоминала келью. Самым выдающимся предметом было огромное зеркало, стоящее между двух окон, отчего комната выглядела просторнее. В шкафу висела пара костюмов. Небогатый гардероб Нижинского удивил Ленуара. Казалось, танцовщик был абсолютно равнодушен к своему внешнему виду. Огромное зеркало и полупустые шкафы. У кровати стоял пишущий стол, но столешница чернела пустотой. Ленуар дернул ящик. Заперто. Что может скрывать такой прозрачный в эмоциональном отношении артист?
Ленуар огляделся и прислушался. Дягилев в соседней комнате что-то вкрадчиво вещал своему протеже. Попробовать стоило. Агент Безопасности вытащил из сорочки большую английскую булавку, разогнул ее и вставил два острых конца в узкую замочную скважину. Механизм щелкнул, и ящик открылся.
Внутри лежала только одна тетрадь. Ленуар начал ее листать. Круги, круги, одни круги и точки. Рисунки. И никаких записей. Нажим был таким сильным, что очертания отдельных окружностей отпечатывались на следующей странице. Последний заполненный лист топорщился оборванным краем. Зачем эту тетрадь прятать в ящике письменного стола, если в ней нет никаких записей? Ленуар вырвал следующую чистую страницу и внимательно посмотрел на свет. Если закрасить карандашом, то можно…
Сыщик вынул свой карманный рабочий карандаш и принялся заштриховывать часть белого листа. Постепенно стали проявляться новые круги и точки. А потом – строки стихотворения на французском языке:
Я Фавн. Ты мой.
Ты забыл, что Бог существует.
Я забыл, что Бог существует.
А он теперь живет во мне.
Ты не любишь смерть,
А она стучит,
Кто-то должен умереть.
Молитва
Церковь Святого Евстахия находится в самом центре города. Однако ее фасад теряется в шуме «чрева Парижа» – огромного рынка. Гораздо больше людей приходят на площадь не исповедоваться в церкви, а за овощами и фруктами, за мясом и рыбой, за хлебом и зеленью, за разговорами и встречами с соседями. Церковь возвышается над рыночной суетой и словно прислушивается к чужим тайнам.
Ленуар не относил себя к практикующим католикам. Сегодня он тоже пришел сюда не молиться. В театре сказали, что Бронислава Нижинская имеет обыкновение ходить на мессу в «рыночную церковь», которая находится неподалеку от «Шатле». И вот сыщик здесь.
Служба уже началась. Голоса хористов устремлялись вверх и, отражаясь от вытянутых готических сводов, от старинных витражей и окон в форме сердец, заполняли все пространство церкви неземными звуками. На деревянной кафедре были вырезаны скрипки и трубы, а нарочитые ноты органа убеждали всех присутствующих в том, что они принимают участие в священнодействии.
Нижинская сидела в дальнем углу слева. Девушка сосредоточенно слушала хор и с чувством повторяла «Аминь» после каждой молитвы. Когда Ленуар сел на соседнее место, она не сразу