Убийства – помеха любви - Сельма Эйчлер

– Как вы отнеслись к тому, что ваш муж изменил завещание?

Она недоуменно смотрела на меня.

– Вы знали, что мистер Константин незадолго до смерти составил новое завещание, поделив имущество между дочерью и миссис Уоррен?

Луиза медленно покачала головой. Она выглядела искренне пораженной.

– Вы думаете, я его убила, потому что разозлилась из-за завещания? – выговорила она наконец. – Да я понятия об этом не имела.

– А ваша дочь?

– И Альма тоже ничего не знала. Иначе она бы мне сказала. Кроме того, новое завещание ничего для нее не меняет, раз она остается наследницей.

– Но ваш муж недавно и сам унаследовал крупную сумму, и вот это действительно имеет значение.

– Унаследовал? Нил? Мне кажется, здесь какая-то ошибка. Кто мог оставить Нилу большие деньги? – Казалось, Луиза удивлена новостью.

– Полтора года назад умерла его тетка, – объяснила я.

– Тетя Эдна?

– Это сестра его отца?

– Да, но я первый раз слышу, что у нее водились деньги.

Если Луиза Константин ломала комедию, то она выступала перед очень доверчивой аудиторией.

– Как вы думаете, Нил мог сказать об этом дочери?

– Нет. Точно нет. У нас с Альмой нет секретов друг от друга. Послушайте, мне действительно пора. – Луиза встала.

– Вы мне очень помогли, но я хотела бы задать последний вопрос. Может, если мы все выясним, мне не придется беспокоить Альму.

Когда речь идет о том, чтобы вытянуть сведения, я не останавливаюсь перед откровенным враньем, умело расставляя лживые приманки в стратегических местах.

Луиза неохотно села.

– Как ваша дочь отнеслась к тому, что вы разошлись?

– Нормально. Она же продолжала регулярно видеться с Нилом. Честно говоря, он стал уделять ей гораздо больше времени, чем когда работал по двенадцать-четырнадцать часов в агентстве. И не забывайте, мы с Нилом сохранили дружеские отношения. Это, наверное, тоже помогло.

Луиза снова встала.

– Безусловно, – быстро сказала я. – Прошу вас, еще один вопрос.

– Простите, но…

– Вы можете сказать, где были в понедель­ник вечером?

Луиза рухнула на стул. Судя по всему, она горела желанием сообщить мне все мельчайшие подробности.

– Сейчас вспомню… сейчас, сейчас… Около семи я поужинала.

– Одна?

– Да. Несколько месяцев назад Альма поселилась отдельно. А после ужина… а после ужина приняла душ и оделась. Примерно без двадцати девять я взяла такси до кинотеатра «Биограф», где встретилась с Альмой. Фильм начался в девять пятнадцать.

– Что показывали?

– "Рождение звезды".

– А после кино?

– Я сразу вернулась домой. Альма пошла со мной, так как я плохо себя чувствовала. Где-то в середине картины у меня ужасно разболелась голова, а затем скрутило живот, наверное, какой-то вирус. Честно говоря, я не думала, что досмотрю фильм до конца, однако после пары отлучек в туалет смогла досидеть. Но чувствовала я себя так отвратительно, что Альма настояла на том, чтобы остаться у меня на ночь.

– И когда вы вернулись домой?

– Наверное, около полуночи… Можете проверить у привратника. Возможно, он вспомнит. Его фамилия Энгельгард, и он дежурит с одиннадцати вечера до семи утра.

– И после этого никто из вас не уходил?

– Нет. Я выпила пару таблеток аспирина, Альма приготовила мне липовый чай. Через некоторое время я почувствовала себя лучше, и мы легли спать. Где-то в начале второго. – Тут Луиза решительно встала, и на этот раз я не сомневалась, что беседа окончена. – Я принесу ваши вещи!

Она вернулась с плащом и зонтиком, прежде чем я успела выкарабкаться из мягкого кресла.

– Кстати, – спросила я уже на пороге, – вы не были знакомы с женщиной по имени Агнес Гаррити?

Луиза даже не попыталась скрыть свое нетерпение.

– Нет! – сухо обронила она.

– Мистер Константин когда-нибудь упоминал при вас это имя? – обратилась я к щели закрывающейся двери.

– Нет! – рявкнула Луиза и в сердцах саданула дверью.

До начала дежурства Энгельгарда оставалось еще два часа, а киноцентр на 34-й улице находился всего в двух шагах, поэтому я поплелась туда, хлюпая по лужам. Мне не повезло. Из четырех демонстрировавшихся фильмов только один из тех ужасных боевиков с Арнольдом Шварценеггером, про который я заранее решила, что никогда и ни за что не стану его смотреть, начинался в это время. Но ведь в зале сухо и тепло, правда?

Фильм оказался не таким уж и гнусным. А к тому времени, когда он закончился, прекратился и дождь. Я вернулась к дому Луизы Константин и обнаружила у дверей невысокого коренастого мужчину. Это и был Энгельгард. Безапелляционным тоном он объявил, что миссис Константин вернулась в понедельник вместе со своей дочерью около двенадцати и ни одна из них в течение его смены из дому не выходила.

– Может, вы не заметили, как они вышли? – предположила я.

– Исключено!

Он произнес это слово таким тоном, что у меня не возникло желания возражать.

Глава четырнадцатая

На следующий день после полудня я решила наведаться к юной Альме: проверить, дома ли девушка, а заодно спросить, не желает ли она принять меня. Если просто позвонить, то девчонка начнет под разными предлогами оттягивать встречу, а видит бог, такого я не выдержу. Возможность, что кто-то из подозреваемых вообще откажется разговаривать со мной, я не рассматривала. Не бывать такому!

Девушка жила в районе Восточных Тридцатых улиц, неподалеку от матери, в доме, рядом с которым жилище Эллен выглядело настоящим дворцом. Я готова была поспорить, что у Альмы даже нет камина!

В вестибюле я сверилась со списком жильцов и обнаружила маленькую табличку из черного металла с надписью «Константин/Уильямс». Я нажала на звонок, и почти тут же раздалось жужжание замка в двери. Неужели нынешняя молодежь не подозревает, для чего предназначены домофоны?

Первое, что я ощутила, захлопнув за собой дверь, – страшную капустную вонь. (Вы никогда не замечали, что в старых домах почему-то непременно пахнет прокисшей капустой? Не биф­штексом. Не ветчиной. И даже не собаками. А именно капустой, к тому же обязательно прокисшей.)

Я втиснулась в лифт, которому не доверился бы ни один здравомыслящий человек, и не дышала до тех пор, пока этот дребезжащий саркофаг не остановился на втором этаже.

У квартиры в дальнем конце коридора томилась молоденькая девчушка. У нее были светлые волосы и осиная талия, и она была такая прехорошенькая, что я едва не рванула со всех ног к себе домой, дабы немедленно расколотить все зеркала.

– Альма?

– Нет, я Тесс Уильямс, мы вместе снимаем квартиру.

– Мне хотелось бы повидать Альму. Я ее надолго не задержу, несколько минут. Она дома?

Ответ был вежливым, но уклончивым:

– Вы можете мне сказать, в чем дело?

– Я расследую смерть ее отца. К Альме у меня два-три вопроса – вот и все.

– У вас есть какое-нибудь удостоверение?

Все это время красавица Тесс ненавязчиво перемещалась, так что теперь она находилась между мной и открытой дверью.

Я порылась в сумочке и с третьей попытки выудила удостоверение частного детектива.

– Вы подождете здесь?

Девушка ушла, не закрыв дверь. Через пару минут она вернулась:

– Альма просит вас пройти.

Я последовала за Тесс в гостиную, обстановка которой состояла из нескольких очень старых и очень натруженных кресел, обтянутых грязно-бежевой тканью, и нещадно исцарапанного деревянного столика. В общем, квартира Альмы Константин была обставлена в стиле «мамаша-одиночка».

В истерзанном кресле свернулась калачиком девушка в сползших на нос очках. Видимо, это и была Альма. На ее коленях балансировала открытая книга.

– Вот Альма, – произнесла Тесс излишнюю фразу и опустилась на пол рядом с креслом.

– Меня зовут Дезире Шапиро, – отрапортовала я, протягивая руку. Альма вяло пожала ее и тут же выпустила.

– О чем вы хотели спросить? Судя по всему, с воспитанием у девицы не ахти.

– Не возражаете, если я сяду?

– А-а… да нет.

Я подошла к бежевому дивану, всю поверхность которого покрьшали декоративные подушечки, и сгребла их в сторону. И тут же поняла, зачем здесь столько подушечек. Диван был практически изодран в клочья!

Я плюхнулась на него и, делая вид, что устраиваюсь поудобнее, принялась рассматривать Альму.

Живости в ней было столько же, сколько в ее родительнице. Правда, если Луиза изображала невозмутимого сфинкса, то Альма была из тех, кто всем своим видом показывает: «А мне наплевать!». Это проявлялось во всем: от тонких темно-русых волос, которые последний раз мыли не позже прошлой весны, до заляпанной футболки и грязных босых ног. А дабы у окружающих не осталось сомнений в ее жизненном кредо, Альма совершенно не употребляла косметики. И вовсе не потому, что сидела у себя в гостиной. Наверняка она и на вечеринки ходит в таком замызганном виде.