Записки с того света - Александр Тимофеев

Дым стоял коромыслом.

Кто-то «рукоделил», мастерил всякие поделки.

Работал телевизор – все с интересом смотрели криминальную хронику.

Особенно все радовались, когда преступники как-то «тупили» и их ловили или когда полиция настигала убегавших во время погони. Этот момент вызывал дружное улюлюканье и одобрение. Ну не только же присутствующие здесь – неудачники. Вот и по телевизору тоже показывают таких же неудачников. Вообще, неудачникам нравится смотреть на других неудачников – в этом во многом состоит магия телевидения.

Который раз транслировали завораживающий сюжет про банду свирепствующих и безжалостных гомосексуалистов-убийц, переодевавшихся в женские платья. Неуловимых.

Этот сюжет все смотрели молча, без улюлюканья и комментариев.

Малыши.

Напротив меня сидели два «малыша» – оба где-то 145–150 сантиметров роста: парагваец лет двадцати трех, но выглядевший на 13–15, не больше, и квадратный боливиец – ему было 32, но я бы дал ему все 50. Я даже спросил у Витаса: «Что это за дед?» Это был индеец, полноватый по женскому типу, с немного отвисшими грудями, которые вызывали непременный смех у всех, когда он снимал футболку. Поэтому индеец на публике старался делать это как можно реже, только разве по забывчивости.

Мне подумалось, что все мы здесь «малыши»*.

Вперед,«Коринтианс»!

Ночью смотрели футбол. Играл местный клуб «Коринтианс».

Все бедняки Сан-Паулу болеют за эту «рабочую» команду. Об этом мне сказали мои адвокаты.

У нас в камере одни бедняки и были. Представители неблагополучных слоев населения. Все неистово болели и радовались голам «Коринтианс» со страстью, свойственной бразильцам. Когда забивали гол, некоторые подскакивали к решетке и что-то кричали другим камерам.

Те откликались.

Во время особенно бурного проявления эмоций что есть силы били по столу, который после отбоя крепился ножками к решетке, так, чтобы его ножки выпирали наружу. Это делалось потому, что если бы стол оставался стоять на полу, мы бы все просто не поместились.

Не знаю как, но я вырубился и заснул во время этого матча и сопровождавшей его вакханалии с криками и ударами по столу.

Солнце или сигареты.

Утром проснулся от холода, изо рта шел пар. На прогулке потом сказали, что было плюс пять.

Позавтракали – холодное молоко, белая булочка и глоточек кофейку.

Ходили по кругу. Отдал одну свою кофту потускневшему Даниэлу.

Встал у стены, подставив голову поднимавшемуся солнцу. В это время оно освещало небольшой край нашего отсека. Самую малость. Люди уже стояли там, напоминая греющихся на камнях ящериц.

Небольшая группа любителей солнца.

Если солнце уходило чуть в сторону, все друг друга начинали немного двигать плечами. Любопытно, что солнце согревало только голову, и тем, кто был не-большого роста, приходилось приподниматься, что они и делали. Высокие же стояли ровно, зажмурив глаза, как коты.

Было приятно. Погода немного морозная и ясная.

Отогревшись, я стал отчаянно быстро ходить кругами, подрезая и обгоняя идущих впереди, как будто за мной кто-то гнался или я куда-то спешил. Так в Москве спешат на встречу деловые люди или опаздывающие студенты.

Но меня нагнал Федор.

Я все время пытался избежать его общества, но он всегда появлялся неожиданно, как черт из табакерки. Так и сейчас он откуда-то вынырнул со словами: «Какая встреча!» Но я уже стал привыкать к его бреду, поэтому встретил его спокойно, безучастно. Настрой у меня тем утром был бодрый, боевой. Я шел молча, ничего не отвечая идущему рядом со мной Федору. На втором или третьем совместном круге он от меня отцепился, заговорив с кем-то другим. Наверное, он уловил мою агрессивную энергетику и решил отстать.

Он тонко чувствовал людей. Как все сумасшедшие.

Ко мне подошли два дружелюбных обитателя нашего заведения, напоминавшие паломников или служителей секты Свидетелей Иеговы. Всегда на позитиве, с улыбками. Они мне импонировали, так как каждый раз поднимали мое настроение. Я не понимал, что они мне говорят, кроме одной фразы: «Все в руках Бога».

Эту фразу я уже запомнил. И всегда с ними

соглашался.

Далее, как я понял, они желали мне всего хорошего, удачи – ну и так далее.

Это тоже было приятно, особенно после общения

с Федором. Увидев меня, они каждый раз поднимали большие пальцы вверх. Это тоже было понятно. Я отвечал им аналогичным жестом.

Они напоминали мне двух херувимов. Я все время хотел спросить их, за какие грехи они находятся здесь?

Пришло традиционное время футбола.

Весь наш «колизей» был обвешан нитями, на которых сушилось белье, и мяч то и дело попадал в висевшие простыни. Они, кстати, не пачкались: «поле» было чистое, его мыли с мылом. Иногда

мяч даже залетал в открытые двери камер, хотя попасть туда было непросто из-за развешанного повсюду белья. Бывало, мяч попадал и в зазевавшихся болельщиков. Это всех особенно веселило. Кроме тех, в кого угодил мяч.

Немудрено, учитывая силу удара.

Белье, кстати, сушится на веревках, которые

делают вот эти поддерживающие мой дух «херувимы». Они плетут веревки из пустых полиэтиленовых пакетов из-под молока, как-то скручивая их.

Я стоял на лестнице, где светило солнце, и блаженно грелся на втором ярусе. Через какое-то время от солнца и вечного недосыпания я впал в полудремотное и расслабленное состояние.

Футбол закончился.

Постояли на солнце, болтая с венесуэльцем Эдвином. Он сказал, что любит солнце. Я сказал, что солнце – это жизнь.

Солнце действительно действовало ободряюще, позитивно. Витально.

Так и стояли – грелись.

Охранник провел дубинкой по решетке. Наше время кончилось. И мы побрели в свои камеры.

Если в мире всеми признаются евро и доллар, то в тюрьме их роль играют сигареты.

Им поклоняются. Не дай бог впасть в любую зависимость.

За них можно купить все, что тебе нужно.

Некоторые заключенные находятся в наркотической зависимости от сигарет. Готовы отдать за них все, снять с себя вещи, единственное мыло…

Если кто-то говорит, что сигареты не наркотик, не верю. Наркотик.

Да, и сигареты в тюрьме заключенный выкуривает до фильтра! Жадно!!

Многие курили обреченно – делали это неистово, страшно кашляли, но вновь и вновь зажигали еще одну сигарету, как бы пытаясь быстрее приблизить развязку – свою смерть.

Их взгляды были немного испуганными. По-детски испуганными, но по-взрослому обреченными. У них были большие синие круги под глазами и бледные лица.

Они не любили солнце.

Редко выходили из камеры.

Особенно меня поразил один парень лет двадцати двух – двадцати трех, у которого были очень заметные синие мешки под глазами, напоминавшие фингалы, и затуманенный взгляд усталого человека. Когда он вставал, то делал это с усилием. Он лежал в компании двоих своих друзей в закутке нашей камеры: там был небольшой выступ в стене.

Они постоянно курили гашиш.

И седовласый мужчина лет сорока пяти – пятидесяти – трудно сказать, возможно, он был и моложе. Он напоминал белого таракана.

Он выкуривал не меньше трех-четырех пачек в день. И каждую до фильтра! Он обжигал свои пальцы и губы, но не бросал окурок, жадно всасывая до последнего. Когда