Встретимся в Эмпиреях - Игорь Удачин

— Не злись на меня, Слива. Не злись, брат, — заговорил он. — Если кто-то и потерял во всей случившейся истории — то это я…

До Сливы, разумеется, не сразу дошел смысл сказанного.

— Мне хорошо с ней. Она нужна мне. А как она теперь, после всего, станет относиться ко мне? Бог ее знает.

— И ты допустил… А если бы я и в самом деле трахнул ее?! — Сливиному возмущению не было предела. Он не мог этого принять.

— Гоголь тоже трахал ее (при таких, не затруднивших Демона словах я поежился), и еще, наверно, как минимум десятки тех, кого я не знаю, трахали ее. А у меня сколько половых приключений было, ты воображаешь? Мне не важно. Я об этом не люблю задумываться. Я же говорю ― мне хорошо с ней… и все. Поймешь ли?

Слива молчал, глядя перед собой немигающим взглядом ― будто действительно вознамерился вот так, за кроху времени, одним только холодным разумом взять и разобраться в целом пласте чужой души.

— Но насколько я успел узнать ее — ей никто не нужен, — вздыхает Слива в какой-то момент. — Был бы только рад ошибаться.

— Порой мне казалось, что я… ей нужен, — рассеянно, с усталостью в голосе выговорил Демон, словно произнес мысли вслух.

— Да, — напомнил я друзьям о своем скромном присутствии, — бывает и такое. Два человека, которым никогда никто не был нужен, оказались нужны именно друг другу… Алло, барышня! Можно вас попросить еще по бокальчику вина для нашего столика?

* * *

Не раз еще заказав «по бокальчику» и напившись в итоге до самозабвения, мы покидали «Находку», когда совсем стемнело и на небе высыпали звезды. Мы спотыкались и толкали один другого, наскакивали на редких и перепуганных прохожих, плели чушь, сквернословили, пачкали одежду, теряли по дороге туфли; у меня с новой силой раскалывалась голова, а Сливу усердно поташнивало — но все это не прогоняло вернувшейся легкости на душе. Сколько несусветной глупости вместил в себя завершившийся день, не важно — а трое друзей вновь могли смотреть друг другу в глаза, не отводя взглядов.

Мы как раз проходили мимо дома Марго, музы нашего сегодняшнего пьянства, словно сговорившись, не поворачивая в сторону слишком знакомого белокаменного гиганта своих лиц.

— А знаешь, Гоголь, — повис на моих плечах Демон, так что у меня аж прострелило в спине, — мы все-таки с тобой ненормальные. Имбецилы просто какие-то!

— Имбецилы, — согласился я, — конечно, мы имбецилы.

— Мы такие имбецилы, что я охреневаю! Такие, что если бы существовал всемирный конкурс имбецилов, мы уж точно заняли бы на нем второе и третье призовые места.

— Почему же не первое?

— Да потому, что мы имбецилы!! — загоготал Демон, оставляя меня в покое.

— Первое занял бы я, — поспешил уверить нас Слива, и тогда уже до рези в животах мы расхохотались все вместе.

Но вот смех наш смолк, а шаг сбился.

На краю дороги, между деревьями, стояла Марго. Ее взгляд был устремлен на нас. Вернее, на одного из нас. Влекущие губы улыбались вместе с глазами — я видел, потому что свет фонаря падал ей прямо на лицо, захватывая и верх нового, переодетого платья. Некоторое время мы так и таращились в ответ, не в состоянии проронить ни слова. Пауза затянулась, и даже Марго успела смутиться. Еще секунда — и она бы ушла.

— Ладно. Давай топай, — Слива похлопал Демона по плечу и подтолкнул в направлении поджидавшей нашего друга красотки.

Демон неуверенно на нас оглянулся, но мы со Сливой уже продолжали путь домой, на пару разыгрывая жутко увлекательную беседу.

Выходя на поворот, все-таки обернули свои изнемогающие от любопытства взоры ― Марго и Демон так и стояли, целуясь, под тем фонарем, где мы их оставили.

Демона нещадно шатало из стороны в сторону, но Марго смиренно переставляла ноги в такт с ним, чтобы удерживать равновесие их стройных, обнявшихся тел.

— Как будто танцуют, да? — улыбнулся Слива.

— Ага, Слива… будто танцуют… Пойдем-ка, брат, спать. В свои холодные холостяцкие берлоги!

Глава 3. Она

Опять не позвонила. — На площади. — Ради сумасшедшей. — Расставание. — Сногсшибательный сюрприз. — Жизнь продолжается. — Встреча в «Карамбе». — Бей, я сказал! — Точка надлома. — Мы-вчерашние, мы-завтрашние. — Призраки любви.

26 мая

Иногда ум за разум заходит, как хочется сбавить жизненные обороты, погрузиться в покой и тишину, упиться благословенным бездельем в ожидании счастливого аванса от судьбы. К чему все тревоги, переживания, неужели без них и шагу ступить нельзя? Сколько, представить только, фантазий за историю человечества наплодили обладатели талантливейших мозгов, но худосочных тел и атрофированной воли. «Какое издевательство, — мучился в душе каждый из этих живших, возвышенных мечтателей и трогательных чудаков, — быть тем, в чьей шкуре родился, не уметь изменить ничего… хотя наитие неустанно рисует образ сверхчеловека, обернувшись которым, ты враз и навсегда покончил бы со всеми своими невзгодами». Вот и я, точно они, — начнешь думать — и думаешь, думаешь, пока не передумаешь одну и ту же призрачную мысль на все лады.

Бедлам в голове, и только. А начинается все с чепухи. С желания покоя на один-единственный вечер. Вот он наступает, пожалуйста — заказывали? Но ты вдруг сам не знаешь, что тебе с таким приторным, непривычным, как против шерсти зачесанным вечером делать. Можно подумать, ножницами — чик! — отхватили от календаря и выкинули в неосязаемое безвременье. Сам себе кажешься инопланетянином. Сам себя, напасть какая-то, перестаешь понимать. И все не так. Будто вышел из комнаты с устроенным порядком, вернулся обратно — а все предметы на новых местах. Поди разберись, где что лежит…

С час назад в гости заглянул Демон и предпринял благородную попытку меня расшевелить. Хорошие друзья всегда почуют, если что-то с тобой не то. Оно так и есть. Целый день я послушно отвечаю на телефонные звонки, но угадав голос Виктории, Демона или Сливы, мямлю какую-то халтурную чушь и никак не определюсь: то ли нездоровится мне, то ли я чем-то занят… Со стороны могло померещиться ― искусственно к себе интерес подогреваю; опять, мол, голову запрудило чем-то хитровывернутым. На самом же деле — ничего подобного, и вряд ли друзья так между собой решили. Но «разведка» для общего спокойствия все-таки наведалась.

Демон держится непринужденно. То посмеивается, то резкость какую-нибудь выдаст — но все к месту. Попиваем принесенное им пиво, грызем соломку, разговариваем. Правда, собеседник сейчас из меня не ахти какой, по-прежнему забирают собственные мысли. Полукосмические, полу… клинические.

— У тебя такое лицо, Гоголь! Ты бы себя видел сейчас! О чем ты думаешь, черт подери? — не вытерпел в какой-то момент Демон и, дернув головой, громко икнул.

О чем. Начни рассказывать, о чем я думаю, и мы оба покроемся плесенью. Куда лучше промолчать. Тем более что такие вопросы не висят в воздухе подолгу. Не ответишь ничего — ну и что. Растворятся и не вспомнятся уже через минуту…

— Да-а, — упрямо не сводя с меня глаз, протягивает Демон, и это его «да», несомненно, предлагалось истолковать как «тяжелый случай» или «бывает».

Демон поднимается с дивана. Вздыхает, тянет руку за сигаретами. При этом неловко задевает локтем пивной баллон, и тот с шумом опрокидывается. Шипя и пенясь, по полу растекается пиво. Демон суетится: неуклюже хватает баллон, снова роняет его, опять подхватывает — пивная лужа очень быстро достигает внушительных размеров, а эти клокочущие хлопья пены прямо-таки устрашают.

— Армагеддон! — хлопает себя по щекам Демон. — Ар-ма-гед-дон…

— Безрукий ты, что ли, — лениво замечаю я. Хоть что-то наконец выводит меня из опостылевшей абстракции.

— Где у тебя тряпка? — выражение лица у Демона до комичности виноватое.

— Посмотри под ванной в тазике.

Демон уходит, но возвращается почти тут же.

— У тебя в тазу нет тряпки, там только мочалка, — возмущенно демонстрирует мне свою находку. — Кто, по-твоему, мочалкой пиво собирает?

— Ты.

— Я. Зашибись. — Демон с оскорбленным видом опускается на колени и начинает возить мочалкой по полу.

— У тебя неплохо получается, — нахожу в себе силы съязвить снова.

— Был бы признателен, если бы ты заткнулся. Трудно поверить, что минуту назад твое молчание меня удручало…

Когда Демон уходит в ванную выжать мочалку, задевает ногой телефон, стоящий на полу, и скидывает трубку с базы.

— Положи трубку, — бросаю ему вслед.

Делает вид, что не слышит. Вот опять возвращается в комнату.

— Положи трубку на место.

Теперь в открытую игнорирует мое замечание. В отместку, понимаю.

— Не припомню, чтобы ты мыл у меня полы, — сипит себе под нос, усердно борясь с пивной лужей-страшилищем.