По эту сторону стаи - Ядвига Войцеховская

   Это такая игра...

   "In behint yon auld fail dyke,   I wot there lies a new slain knight;   And naebody kens that he lies there,   But his hawk, his hound, and lady fair..."

   Песня вскоре заканчивается. Слова, будто чёрные птицы, кружатся у Дорин в голове. Это не внушение, зеркала неживые и не могут делать то, на что способен милорд Уолден или хозяйка. Хотя как Дорин может утверждать там, где всё зыбко, словно предутренний туман?

   - Вы ирландка? - наконец, догадывается спросить она.

   - Я Макрайан, - отвечает дама в красном - и Дорин начинает понимать, что в этом мире зеркал нет стран, нет континентов, и нет границ, есть другое и это другое ей ещё предстоит постичь.

   - Почему вы позвали меня? - это странно, ведь с ней никогда не заговаривало ни одно из зеркал Близзард-Холла.

   - Дорин, - дама снова показывает на неё. - Морриган, - и показывает на себя.

   Такая игра. Может быть, длящаяся столетиями? Скучно быть зеркалом предка, - думает Дорин, отцепляя от угла рамы серую тряпку и кидая её в угол.

   - Уолли - неплохой мальчик. Особенно когда спит, - Морриган смеётся - снова звенят дождевые капли по каменной кладке - и прикладывает ладонь к стеклу.

   - Почему ваше зеркало тут, а не в галерее? - Дорин протягивает руку и со своей стороны прикасается к прозрачной преграде - барьеру между временем.

   - Я довела до конца то, что вчера не смогла сделать ты, - говорит Морриган.

   День Дорин проводит в обнимку с тряпкой и ведром: если ей суждено хотя бы иногда находиться в этих комнатах, похожих на склепы, то она не желает делать это в компании дохлых пауков.

   Ладно, чёрт возьми, она признается честно: ей проще занять руки и не думать ни о чём, нежели опять начать презирать себя. Зеркало Морриган снова занавешено покрывалом; она сказала, что так будет лучше. Зато теперь Дорин весь день напевает песню про двух воронов.

   - Ну, что ж, миссис Макрайан, если я по вашей милости не отморозил себе задницу, то сегодня мы наверстаем упущенное, - говорит Макрайан вечером, критически глядя на своё одеяло - назвать это килтом у Дорин не повернулся бы язык.

   Она сидит на самом краешке кровати и расчёсывает волосы, выбирая из них ошмётки старой паутины. Тяжёлая щётка с костяной ручкой нашлась в том же сундуке, где было платье. "Семь бед - один ответ", - решает Дорин, завладевая щёткой - иначе скоро она станет похожа на пугало.

   - Обязательно делать это на ночь? - бурчит Макрайан.

   - Делать что? - Дорин не понимает, в чём таком провинилась на сей раз.

   - Расчёсываться, - Макрайан отбирает у неё щётку и идёт к камину. Она думает, что сейчас он швырнёт ту в огонь, но туда летят только вычесанные волосы.

   - Волосы всегда надо сжигать - иначе запнётесь о них в темноте, да и сломаете себе шею, - поясняет он Дорин, которая сидит с открытым ртом. - Горят, - произносит Макрайан с таким выражением, будто ожидалось, что камин взорвётся или превратится в фонтан.

   - Вообще-то вы бросили их в пламя, - напоминает Дорин на случай, если он забыл.

   - Если горят - значит, вам не суждено утонуть, - добродушно сообщает Макрайан.

   Она слушает эти умозаключения, всё ещё не привыкнув к такому обилию суеверий на квадратный дюйм.

   Он начинает разоблачаться, бросая одежду, куда попало - на пол, так на пол, на кресло, так на кресло. У Дорин создаётся впечатление, что он проделывает это первый раз за несколько лет.

   Кожа бледная, чёрт знает сколько времени не видавшая солнца. И, кстати, ванны. На левом плече выжженный зигзаг с поперечиной - "волчий крюк".

   Наверное, больно было. Дорин поёживается. И вдруг, против своей воли, тянется пальцами к клейму: уже потом она понимает, что из пустого любопытства хочет выяснить, рельефное ли оно на ощупь.

   Да. Рельефное.

   Это последнее, что она успевает сообразить перед тем, как Макрайан перехватывает её кисть и сжимает с такой силой, что темнеет в глазах.

   Дорин вскрикивает. Ещё чуть-чуть, и пальцы будут раздавлены, словно попали под пресс.

   Она уже успела забыть, что боль - это всё, что ждёт её в дальнейшем. Одна сплошная боль. И никогда, никогда не случится больше ничего хорошего...

   - Запоминайте ещё одно правило, миссис Макрайан, - тихо говорит он с такой ненавистью, что, кажется, сейчас всё вокруг воспламенится и сгорит в мгновение ока. - Никогда - слышите? - никогда. Больше. Не смейте. Напоминать. Мне. Об этом. Унижении.

   - Хорошо, - она сглатывает.

   - В противном случае я выжгу то же самое вам, - угрожающе добавляет Макрайан.

   И вдруг что-то меняется окончательно.

   Вокруг, в мире, во вселенной, или в её голове, - Дорин не знает.

   Хорошо.

   Она не посмеет.

   Никогда.   

Глава 6

     Дни идут за днями, и, к удивлению Дорин, не происходит ничего особенно жуткого. Она запомнила правила, особенно последнее, да только Макрайан больше ни разу не снимал одежды. Так и ложился рядом с нею, словно медведь. И Дорин подозревает, что дело тут вовсе не в том, что в комнатах довольно прохладно.

   Иногда она общается с Морриган, и тогда они поют песни. А потом Морриган снова остаётся за своим покрывалом одна.

   Долгое время Дорин не подозревает, что Макрайан отлично знает об этом, пока в один прекрасный день он не заговаривает о Красной Даме сам.

   - Поменьше бы вы свистели на пару с чёртовой старухой, - она даже не сразу догадывается, о чём идёт речь.

   - Она не старуха, - Дорин становится обидно: таким манером можно записать в старухи и её.

   - Думали, я не видел, как вы крадётесь к проклятому зеркалу, а, миссис Макрайан? - подкалывает он.

   - Почему вы не повесите её в галерее? - щёки теплеют, когда она слышит это его "крадётесь" и представляет себя со стороны. Создатель, что за манера, чуть что, становиться похожей на свёклу и начинать жевать свои волосы?!

   - Зачем это? - удивляется он.

   - Затем, что ей скучно. Посмотрела бы я на вас, окажись вы один-одинёшенек в кладовке с хламом, - объясняет Дорин, весьма дерзко подразумевая под кладовкой с хламом всю эту кучу камней.

   Однако Макрайан не настолько чувствителен, чтобы уловить иронию.

   - Я и был один-одинёшенек, миссис Макрайан, пока сюда не притащились вы, - обличающе говорит он. Конечно, снова виновата она и никто другой. - Это только у людей принято жить друг у друга на головах, словно муравьи или пчёлы. Нас для того слишком мало. Поэтому за зеркало можете не волноваться, старая грымза привыкла быть одна. Если, конечно, не считать голову её покойного мужа.