Зона невозврата - Шон Блэк

– Мои свидетели в полном порядке, – заверила она.

– А вот я, боюсь, слышал иное, – с печальной участливостью заметил Гросс. – В частности, что в «Пеликан Бэй» произошел некий инцидент.

У Джалисии замерло, а затем гулко стукнуло сердце.

– Я знаю, – солгала она.

Дверь за спиной Гросса и его команды открылась, и в зал вошел Коберн в сопровождении пары человек, в которых Джалисия узнала тех маршалов, что доставляли Лока с Таем в тюрьму.

Извинившись, она прошла к ним и тревожно спросила:

– Что-то случилось?

– Не волнуйтесь, – глядя в пол, ответил Коберн, – Рипер в порядке.

Коберна с маршалами Джалисия вывела в коридор, подальше от рыскающих глаз «арийских братьев» и их пронырливых адвокатов.

– Так, – коротко кивнула она. – Изложите суть.

– В тюремном дворе был бунт, – сообщил Коберн.

– На Рипера совершено нападение?

– Сведения разнятся. Департамент исправительных учреждений Калифорнии только что получил видеосъемку с камер слежения.

– Скажите мне, Рипер в порядке?

– Отделался легкими ушибами, – выдал один из маршалов.

– А что с Локом?

– Он, наоборот, отправил пару человек в лазарет, – сказал Коберн. – Его вместе с Рипером упрятали в одиночную камеру. Ради их же блага. В поселении им небезопасно.

– Риперу это очень понравится, – язвительно усмехнулась Джалисия.

– Пускай уж лучше разозленный, чем мертвый, – со значением заметил Коберн. Судя по виду, он что-то недоговаривал.

– Я так понимаю, это не всё? – требовательно спросила Джалисия.

– Партнер Лока… Охранник не знал, что он один из нас.

– Охранник? Какой именно?

Маршалы под ее взглядом опустили глаза.

– Часовой на вышке, – нехотя ответил Коберн.

– Тай… застрелен?

– Вообще-то дышит. Но подробно о его состоянии мы не знаем.

– Дайте мне минуту, – внезапно усталым голосом произнесла Джалисия, массируя себе виски.

Она сделала глубокий вздох, за ним другой, стремясь отрешиться от потрясенности случившимся и одновременно сосредоточиться на подлинной дилемме: как быть с Рипером. С произошедшим в тюрьме поделать теперь ничего нельзя, но показания главного свидетеля должны прозвучать во что бы то ни стало.

– Так, ладно. Слушайте. Я попытаюсь убедить судью временно отложить процедуру слушаний. Дать нам какое-то время на то, чтобы уладить эту неразбериху.

– Вы думаете, он на это пойдет?

– Может, и нет, но мы…

Помещение сотряс оглушительный грохот, от которого под ногами тяжко содрогнулся пол. Взрывной волной Джалисию сшибло на пол, а вокруг все подернулось белесой дымкой цементной крошки. Зашлись воем пожарные сирены. Джалисия машинально вскинула руку к глазам, чуя в носу и горле першистый пылевой осадок.

Она повела из стороны в сторону головой, невнятно пытаясь уяснить, что это, черт возьми, стряслось, а затем на четвереньках поползла вперед. Подняв помутившиеся глаза, в десятке метров впереди на дверях санузла разглядела кучерявые завитки огня. Развернувшись, все так же на четвереньках Джалисия тронулась в сторону зала суда. Поднятая взрывом пыль мешалась с едким черным дымом близкого пожара.

Спокойствие, Джалисия. Только спокойствие.

Она продолжала движение, пока не добралась до места, где вместо пола ее встретила пустота. Подавшись вперед, она протянула руку вниз в попытке нащупать ступеньку лестницы – ничего, пустота. Джалисия боязливо отдернула руку.

Пыль постепенно оседала, но вокруг начал сгущаться удушливый дым. Женщина подалась назад, пытаясь по возможности держать голову возле пола, где пока дышалось чуточку легче.

– Джалисия? – послышался невдалеке сдавленный голос.

Коберн.

– Я здесь, – отозвалась она, сама дивясь нелепости брошенной фразы. «Здесь» – это где?

– Ты в порядке?

– Кажется, да.

Слева сквозь белесую взвесь пыли и дыма пробился лучик света.

– Ты видишь свет? – спросил Коберн. – Иди на него.

Джалисия принялась ползти на свет. Колени и локти саднило, в ушах стоял противный металлический звон, но она продолжала движение.

– Давай, давай. Ты уже почти добралась.

Эти слова ее подбодрили. Через минуту она почувствовала у себя на плече руку Коберна, который помог ей встать на ноги и повлек ее через проем на лестницу. Вверх здесь озабоченно взбегали полицейские и маршалы, рассредоточиваясь по верхним этажам. А встречно тек людской поток, направляющийся вниз.

Двумя пролетами ниже она жестом велела Коберну остановиться и, упершись руками в колени, с минуту приходила в себя, пытаясь отдышаться. Наконец подняла взгляд на Коберна:

– Спасибо тебе.

– Без главного обвинителя суд невозможен, – произнес Коберн, то ли похлопывая, то ли отряхивая ей плечо от пыли. – Ты на ногах держишься нормально?

Джалисия выпрямилась и, оглядев его присыпанную мучнистой белизной проседь и набрякшие мешки под глазами, ответила:

– Да.

В вестибюле охранники в синих блейзерах занимались выводом максимально возможного числа людей за пределы здания. Здесь Коберн отошел от Джалисии и затеял разговор с сержантом полицейского управления Сан-Франциско. Через пару минут он возвратился.

– Есть новости. Тебе сначала хорошую или плохую?

Джалисия поглядела на поток людей, все еще сливающийся по пролетам лестниц. У тех, кто спускался с верхних этажей, лица были закопчены, а одежда усыпана пылью. Все еще внутренне содрогаясь от взрыва, Джалисия как никогда нуждалась в хорошей порции кофеина.

– Давай с хорошей, если она вообще здесь уместна.

– Все подзащитные поименно сданы под стражу и увезены в надежное место до возобновления слушаний, которые, само собой, затягиваются.

– А плохая?

– Был еще один взрыв.

Джалисии крутнуло желудок.

– Где?

– В федеральном суде Лос-Анджелеса.

Глава 21

Кровь вольным ручейком лилась по комнате, растекаясь вдоль стены сортировочного отделения лазарета. Тай приоткрыл рот, собираясь с силами для вопля. Несмотря на несносную резь в животе, мысли были парадоксально, до странности спокойны. Не к добру.

Неожиданно сверху над ним показалось женское лицо. Наружность азиатская. Причем довольно приятная. А само лицо какое-то… человечное – людское свойство, о котором Тай успел несколько позабыть даже за столь короткий период времени. Он попробовал вновь раскрыть рот, на этот раз для каких-нибудь слов. В уголке губ что-то вспузырилось. Он поднес к этому месту руку, а когда убрал, кончики пальцев оказались красными.

– Не волнуйтесь, Тайрон, – сказала женщина. – Я дам вам что-нибудь для снятия боли.

В руку ткнулась игла, словно птица кольнула клювом, и через несколько секунд рука похолодела, а затем по телу разлилось томное тепло, и боль как будто притупилась. Тай облизнул губы, ощутив на них железисто-солоноватый привкус.

– Я умру? – слабо спросил он, тут же устыдившись нелепости этой фразы. Как будто кто-нибудь возьмет и скажет: «Непременно, сию же минуту».

– Я так не думаю, но для начала нам надо вас стабилизировать.

Тай страдальчески скривил лицо. Черт. Кто бы мог сказать, что попадание в тело крохотного металлического цилиндрика вызывает такие мучения. Еще один жаркий прострел боли пронизал плечо. В глазах скапливались слезы, горячие и мокрые.

– Бог ты мой, хоть бы унялось, – простонал он.

Ум попытался на чем-нибудь сосредоточиться. Неважно на чем.

Первый выстрел он слышал, но был так поглощен своим неистовым порывом, что и не думал останавливаться. И хотя теперь было ясно, что стрелок на вышке знать не знал о том, кто он есть на самом деле, Тай на тот момент пребывал в полной уверенности, что второго выстрела после того предупреждения не последует. Уверенность, понятное дело, дурацкая.

Что ж, за дурость пришлось поплатиться. Получается, так вошел в свой тюремный образ, что пришлось останавливать из ружья. А стало быть, получил – терпи.

Тело теплым коконом окутывала слабость, прорастая откуда-то изнутри. Попытка сцепить ладони ни к чему не привела: обмякшие пальцы размыкались. Хребет, еще недавно пружинисто изгибавшийся от боли, словно рассосался в матрасе. Тай смежил веки; чувствовалось, что сознание уплывает. Напоследок он вяло, сквозь густеющую дремотную дымку помолился: дай-то Бог открыть их когда-нибудь снова.

Команда по борьбе с беспорядками перевела основных участников драки в блок строгой изоляции. Лока разместили в камере по соседству с Рипером. Вообще камеры были рассчитаны на двоих заключенных, но такова уж была сущность контингента, обитающего в этой части тюрьмы, что почти все они сидели обособленно. Потому как свою неприязнь к окружающему миру эти люди выражали тем, что убивали своих соседей по камере.