Политическая антропология - Николай Крадин

Все попытки гражданской общественности поднять эту проблему в печати, как правило, наталкиваются на замалчивание ее военными. В то же время внутренние попытки борьбы офицерского состава с системой данных отношений не привели к ее искоренению в армии. Только в последние 10-15 лет эта тема стала предметом активного обсуждения, в частности, в "военной социологии" (Марченко 1993; Образцов 1996; Бочаров 2000). Однако, к сожалению, ее существование не совсем правильно интерпретируется только недостатками воспитания в советском и современном постсоветском обществе, общим развалом Вооруженных Сил в стране и разрешением призывать в армию ранее судимых лиц.

Очевидно, что эти причины сыграли важную роль в масштабах распространения "дедовщины" в целом. Однако в реальности данные отношения представляют собой более широко распространенный в истории феномен. В дореволюционной России подобные явления существовали во многих военных и гражданских учебных заведениях (так называемые "цук", "подтяжка"). В частности, они описаны А.И. Куприным в "Юнкерах". Данный пример далеко не единственный. В специальной, но особенно в художественной литературе содержится множество ярких иллюстраций грубого, унизительного отношения старшекурсников к младшим ученикам в средних и высших учебных заведениях (как гражданских, так и военных) не только России, но и других стран. В. Овчинников, например, в книге "Сакура и дуб" описал подобные нравы, распространенные в современных английских публичных школах-интернатах.

Элементы неуставных отношений имеются не только в российских (советских) Вооруженных Силах, но и во всех других армиях современных государств.

В основе этого явления находится комплекс различных факторов: обладание старшими информацией о законах и традициях функционирования данной группы, их лучшая корпоративная организованность, сплоченность, связи с вышестоящими органами управления, нередко физическая сила.

Даже там, где никакой жесткой иерархии не имеется, в неявно выраженной форме определенное представление старших о своем привилегированном положении присутствует. В студенческой среде это, например, может выражаться в том, что студенты старших курсов пытаются переложить на младшекурсников порученные им администрацией разовые поручения и т. д.

Аналогичные элементы дискриминации присутствуют не только среди тинэйджеров, но и в коллективах взрослых. Помимо разницы в заработной плате (отражающей разницу в квалификации) на последних нередко возлагают дополнительные неоплачиваемые поручения, в советское время их часто привлекали к общественной работе (профсоюз, комсомол, избирательные комиссии, прочие общественные организации, спортивные соревнования, демонстрации, колхозы и т. д.), как правило, именно им поручают дежурство по праздникам, дают отпуск в зимние месяцы, отправляют в магазин за продуктами и спиртными напитками во время празднования различных событий. Со временем отношение к молодому специалисту меняется. Немаловажную роль на изменение статуса оказывает изменение его семейного положения, появление в семье детей. При повышении квалификации, служебного положения меняется и его неофициальный статус. Отныне не он, а более молодые должны выполнять различные непрестижные обязанности и поручения.

Другое дело, насколько в жесткой форме в обществе проявляются данные отношения. Очевидно, что в университете в силу более высокого уровня культуры и социальности учащихся они будут более мягкими, чем в школе. В отношениях между студентами, проживающими в общежитии, по всей видимости, они будут более жесткими, чем между студентами, живущими дома. Особенно существенны отличия между однополыми и биполыми группами. Однополые мужские замкнутые коллективы отличаются наиболее жесткой иерархической структурой.

По всей видимости, это связано с двумя главными причинами. Во-первых, с биологически несколько большей предрасположенностью мужчин к агрессивности, а во-вторых, с социальной ролью мужчин – необходимостью выступать в качестве основного "добытчика" и, следовательно, демонстрировать большую агрессивность (Бэрон, Ричардсон 1998). Именно поэтому столь жестоко ведут себя особи мужского пола (вне зависимости от их возраста) в замкнутых однополых коллективах, будь то военное училище, армейское подразделение или исправительно-трудовое учреждение. Если же в этих коллективах существует периодическая ротация за счет исключения одних и приема других, новых членов, появляются условия для складывания возрастных рангов. Иерархия принимает здесь форму возрастных статусных групп со всеми сопутствующими уродливыми атрибутами подобных типов социальной организации.

Еще один интересный аспект, который необходимо затронуть в данном разделе, – это жестокость, которой сопровождаются многие ритуалы посвящения. Существует мнение, что в первобытных обществах в условиях отсутствия репрессивного контроля пытка и боль являются одним из средств сохранения внутренней стабильности. Метки на теле испытуемого (шрамы, тотемические знаки, татуировки) символизируют память о коллективном законе разделения группы на статусы, структурируют единство внутри рангов, уже прошедших различные обряды инициации (Диас 1998). Подобный вывод справедлив и в отношении тех или иных современных общественных групп. Существование в них различных обрядов посвящения является средством сохранения неформального контроля со стороны лиц и/или подгрупп с более высоким общественным статусом.

В современной науке принято различать неравенство, иерархию и стратификацию. В научном смысле неравенство – это такие условия, при которых разные группы или индивиды имеют неодинаковый доступ к власти, богатству, престижу, образованию и т. д. Неравенство бывает вертикальным и горизонтальным. Вертикальное неравенство отражает положение человека по отношению к другим людям внутри одной иерархической лестницы (король и подданный, папа и католики, генерал и солдат). Горизонтальное неравенство показывает различия между людьми примерно одного статуса, но входящего в разные иерархии (например, разница в заработной плате между американским и российским профессором или отличия в уровне жизни между жителями столицы и провинциального города).

Понятие "иерархия" (от греч. hieros – священный и arche – власть) в социальных науках используется для характеристики пирамидальной социальной организации от высших уровней к низшим. Однако с появлением кибернетики данное понятие стало применяться во всех науках для описания упорядоченного взаимодействия между различными элементами и уровнями системных объектов.

Социальная стратификация (от лат. stratum – слой) – это иерархическая система неравенства, разделение совокупности людей на страты (классы, ранги и проч.). Основанием стратификации является неравномерное распределение прав и привилегий, власти, престижа и влияния, обязанностей, собственности.

Социологи выделяют экономическую (по степени богатства), политическую (по концентрации власти) и профессиональную (внутри профессий) стратификацию. В архаических и традиционных обществах основанием для стратификации являлись также родство (вождь и его родственники по боковой линии; аристократы крови и простолюдины и т. д.) и этническая принадлежность (эллины и варвары; завоеватели и завоеванные). В некоторых современных обществах (например, в странах Балтии) этническая стратификация сохраняется[13].

Особенно много сделал для изучения социальной стратификации П.А. Сорокин (1889-1968). В ряде его работ, особенно в книге "Социальная мобильность" (1927), подробно рассматриваются основные компоненты теории стратификации (Сорокин 1990: 295-424).

Экономическая стратификация рассматривается им через призму концентрации богатства. Сорокин отвергает гипотезу К. Маркса, впоследствии опровергнутую историей, согласно которой с развитием капитализма процесс пролетаризации и пауперизации должен был нарастать. Он также возражает против точки зрения В. Парето, который полагал, что распределение доходов и профиль экономической стратификации представляют постоянную величину, которая поддается математическому исчислению. Наконец, Сорокин выступает против того, чтобы рассматривать постепенное увеличение среднего уровня благосостояния в современной Западной Европе и Америке как прогрессивную тенденцию. Он приходит к выводу, что благосостояние и доходы могут сильно варьировать в различных исторических типах обществ и, скорее всего, профиль экономической стратификации подвержен периодическим циклическим колебаниям, обусловленным воздействием разнообразных факторов.

Политическая стратификация также подвержена определенной динамике. Ее развитию способствует увеличение размеров и разнородности общества. Однако политическая стратификация не поддается однолинейному истолкованию как постепенный переход к политическому равенству и исчезновению общественных рангов. Нельзя не согласиться с выводами Сорокина, что процессы политической демократизации могут чередоваться с установлением тоталитарных режимов (фашизм в Италии и Германии, хунта в Чили) и/или созданием антидемократических организаций (ку-клукс-клан в США), монархии могут сменяться республиками, и наоборот (античные Греция и Рим, Франция в ХVIII-XIX вв., Испания конца XX в.). Доступ к механизмам власти с течением времени не становится более простым (самые мобильные общества – Западная Римская империя и США, где около 50% правителей – выходцы из низов). Политическая элита никуда не исчезает, она лишь меняет обличие. На смену наследственным элитам "крови" традиционного общества приходит элита "денег" и затем элита "знаний". Профиль политической стратификации также колеблется, но в более широких пределах, чем профиль экономической стратификации. Эти колебания опосредованы борьбой, которая ведется между элитой и силами выравнивания, стремящимися сделать пирамиду стратификации более плоской.