Политическая антропология - Николай Крадин

Данный пример показывает, как можно поддерживать иерархию без использования специализированного аппарата принуждения. Оказывается, достаточно только дать возможность низкоранговым особям проявить свою подавленную волю. В человеческом обществе это также один из излюбленных способов расправы. Существует масса его вариаций: проработка на партсобрании, показательный процесс, публичная казнь. Когда люди находятся в постоянном состоянии подавления агрессивности, они всегда готовы выплеснуть свои эмоции наружу. Стоит их собрать вместе, и добропорядочные граждане в состоянии стресса легко превращаются в толпу. Толпа же бездушна, она готова забить камнями, разорвать на куски даже святого. Иудеи предпочли разбойника Варавву Иисусу Христу. Афиняне приговорили на смерть самого порядочного из граждан своего города – философа Сократа.

Было бы несправедливым изображать сообщества обезьян только как "природный авторитаризм". Высшим животным присущи разнообразные формы кооперации, взаимопомощи и альтруистического поведения (забота о детенышах, самопожертвование во имя сообщества, распределение пищи), которые играют важную роль в эволюции каждого из видов. В среде тех же приматов существует значительное разнообразие форм социальной организации: от эгалитарных групп, переходящих в "цепочки" доминантных отношений (A?B, В?С, C?A), и далее вплоть до жестких иерархических структур во главе с самцами-доминантами (Панов 1983; Бутовская, Файнберг 1903; Бутовская 1994; Резникова 1997).

К сожалению, жестко стратифицированные структуры, основанные на голом, неприкрытом насилии, могут возникать и в человеческом обществе. Примером этого являются различные однополые (преимущественно мужские) организации – от армии и мафии до подростково-молодежных группировок и тюремных камер.

В системе исправительно-трудовых учреждений в СССР существовала жесткая иерархия. Все заключенные были разбиты на три ранга (масти): воры, мужики и чушки. Воры – это опытные преступники, умеющие постоять за себя и отбывающие, как правило, не первый срок. Их не более 10-15%. Они носят черную форму, не работают и заправляют всеми делами в лагере. Фактически это неофициальная лагерная администрация. Помимо этого воры являются блюстителями "воровского закона". Каста воров разбивается на несколько "субрангов": главвор (авторитет, раньше – пахан), угловые, бригадиры, бойцы, шестерки и проч.

Самая многочисленная в лагере группа – мужики. Как правило, это люди, попавшие сюда за бытовые или мелкие экономические преступления, хулиганство, по неосторожности. В мужики попадают те, кто при поступлении в место отбытия наказания преодолел жестокий обряд инициации (прописка). Мужикам положена синяя роба. Они выполняют основную работу в лагере и на производстве.

Количество чушков примерно сопоставимо с числом воров. Они донашивают обноски, имеют грязный, неопрятный вид (отсюда их название). В эту группу попадают люди со слабой волей (малодушные, чересчур интеллигентные), больные, ряд категорий за совершение сексуальных преступлений, а также лица, нарушившие воровскую мораль. Это наиболее угнетаемая группа, фактически рабы. Они подвергаются систематическим унижениям, их отправляют на самые грязные работы, часть чушков, являясь пассивными гомосексуалистами, обслуживает воров.

В данной системе существует неписаный свод правил. Согласно им воры не должны сотрудничать с органами власти (ментами), давать показания, доносить и работать. Воры не должны воровать у других воров и обязаны отдавать карточные долги. Они имеют право отнимать у мужиков передачи и пищу, однако нельзя отбирать у последних пайку хлеба. Это положняк. Нарушение данного правила является беспределом. Для поддержания жесткой иерархии существует система специальных наказаний, имеющих свое жаргонное название: опустить почки, заглушить (топтать), опустить (перевести в разряд чушков, предварительно совершив реальное или символическое изнасилование), замочить (убить) и т. д. Чтобы постоянно держать мужиков и чушков в страхе, воры периодически проводят замес – ночные избиения (Самойлов 1989; 1990; Кучинский 1997 и др.).

Имеются определенные аналогии данной структуры с архаическим обществом. Периодические избиения в лагере удивительно напоминают криптии – карательные походы спартанцев против илотов. Запреты на общение с представителями низшей страты у уголовников (им даже запрещено сидеть за общим столом во время приема пищи, а посуда специально пробита, чтобы не перепутать) подобны многочисленным табу на взаимоотношения между высшими и низшими кастами в архаических и традиционных культурах. Процедура опускания вора у уголовников (для этого нужно было совершить реальное или ритуальное изнасилование) сопоставима с церемонией смещения вождя в архаических обществах. У тех народов, у которых вождь считался священным и изолировался от подданных, его достаточно было, например, посадить три раза на землю (аканы), после чего, оскверненный, он считался неспособным выполнять свои священные функции. Для уголовного мира характерны и другие черты, схожие с архаическим обществом: татуировка (наколка), обозначающая ранг заключенного, внешние знаки отличия (одежда), обряды инициации, побратимство (кентовка), любовь к украшениям, убогость блатного жаргона, вера в суеверия, амулеты и проч. (Самойлов 1990).

Впрочем, подобные аналогии нельзя рассматривать ни как доказательство тождественности варварских институтов первобытности и диких норм современного преступного мира, ни как свидетельство регенерации архаических синдромов поведения в кризисных условиях культуры. Человек первобытности не был более некультурным или более жестоким, чем люди современной эпохи. Он не умел пользоваться Интернетом и телефоном, но прекрасно разбирался в повадках животных и был отменным следопытом. Именно в эпоху первобытности господствовало уравнительное перераспределение продуктов и подавлялись тенденции к индивидуальному накоплению, вследствие чего возникла так называемая престижная экономика (подробнее см. в след, главе). Жестокость по отношению к членам своей группы была в архаических обществах скорее исключением, чем правилом. Индивиды с повышенной агрессивностью нередко подвергались наказаниям или изгонялись.

По всей видимости, не существует единообразия и в отношении жесткости норм в уголовной среде. Даже в советских лагерях Сталинской эпохи, судя по ярким свидетельствам очевидцев, прошедших все "круги тоталитарного ада" (А.И. Солженицын, В. Шаламов и др.), и немногочисленным описаниям исследователей-этнографов (Кабо 1990), существовали разные условия жизни, в том числе и относительно терпимые.

Рассматривая сходство первобытных и некоторых современных ритуалов, скорее следует вести речь о неких универсальных архетипах человеческого поведения. Другое дело, как и в результате чего в ряде неформальных групп и субкультур определенные стереотипы поведения, жестокость и неприкрытое насилие становятся нормой жизни. Связано ли это с определенными архетипами человеческого подсознания, является ли подобное поведение следствием психических отклонений – все это вопросы, на которые ученым еще предстоит ответить.

Может ли общество существовать без иерархии и неравенства? В марксистской теории делались попытки обосновать, что неравенство и стратификация существовали не всегда, например, в первобытном обществе их не было. Так ли это на самом деле? Выше было показано, что неравенство и доминирование присутствуют в сообществах животных. Даже в самых простейших человеческих обществах, несмотря на видимость равенства, присутствовало половозрастное доминирование. Наиболее удачливые охотники, искусные умельцы, лица, обладавшие редкими способностями (шаманы, знахари) и т. д., также занимали более высокое положение, чем остальные. Между различными общинами всегда имелось неравенство в доступе к полезным ресурсам (нефрит, обсидиан, соль, глина), и те, на чьей территории были расположены эти ресурсы, извлекали из своего положения определенные выгоды.

Все это свидетельствует о том, что неравенство, пусть даже в самой примитивной форме, существовало всегда. Многие выдающиеся мыслители скептически рассматривали возможность создания общества без иерархии и стратификации. Они полагали, что стремление уравнять всех во всем является предпосылкой исчезновения всякой индивидуальности. Рассматривая эту проблему, Питирим Сорокин подобрал множество примеров из истории, когда люди пытались создать общество равных. Но все они заканчивались неудачно. Христианство начиналось с эгалитарных общин, но возвело могущественную пирамиду с папой, кардиналами и инквизицией. Святой Франциск создал институт монашества с этой же целью, но уже через семь лет от былого равенства не осталось и следа (Сорокин 1992). Масштабный коммунистический "эксперимент" XX столетия только подтвердил эту закономерность на большом фактическом материале. На всем пространстве "мировой системы социализма" от СССР до Кубы и Кореи четко вырисовывается общая тенденция, закон мировой истории – первоначальный эгалитаризм революционеров быстро сменяется установлением жесткой иерархии, классовых перегородок, стремлением элиты к роскоши, тотальным надзором над гражданами, массовым террором. Всякий раз благородные намерения социальных инженеров оборачиваются дорогой в ад. Важно подчеркнуть, что светлое будущее оказывалось преисподней и для тех, кто начинал его в очередной раз создавать. Революции, как правило, пожирали своих творцов – если наивные реформаторы не успевали выбросить из головы мечты о социальной справедливости, волна рвущихся к власти карьеристов сметала их на своем пути.