Привет с того света - Валерий Суси

За ужином Ирод никак не мог расслабиться и продолжал оценивать шансы противников. "Если мои информаторы из Рима точны в своих донесениях, то у Октавиана не наберется и половины того, что я увидел сегодня. Казалось, весь Восток собрался здесь, под знамена Клеопатры. Приметил он и лагерь римских легионеров, последовавших за Марком Антонием. Их было не менее тридцати тысяч. Море уменьшилось в размерах от скопления кораблей. Громадная страшная сила! Но насколько послушна эта сила? Насколько управляема она? Не напоминает ли она огромный парус в руках неопытных мореплавателей, не способных усмирить его?" Цепкая память Ирода останавливалась на мелочах и деталях. Многоликое и разноязыкое войско приветствовало царицу нестройным громоподобным ревом. Какой-то воин, обросший, похожий на дикого зверя, попытался вскочить на колесницу Клеопатры, но был тут же сбит охраной. Ирод успел заметить, как короткое копье вогнало дикаря в горячий песок. Что может противопоставить стихии Октавиан? Боевой опыт, железную дисциплину и выучку римских солдат. Он вспомнил суровое лицо Агриппы, его уверенность в исходе боевых действий, его последние самоуверенные слова, двусмысленные слова, сказанные на прощание:" Любовь Марка и Клеопатры будет короткой, как спартанский меч! Скоро им предстоит отправиться в свое последнее путешествие, а вместе с ними всем тем, кто явно или скрытно, противодействует Риму!"

Он взглянул на Клеопатру. Прямая спина, гордая голова, чарующие, как египетское небо, синие глаза, в которых, как-будто, проплывали прозрачные облака. "Неужели она всерьез рассчитывает победить Рим?"- подумал он.

С момента приезда Ирод готовил себя к откровенному разговору с Клеопатрой, но она не спешила и развлекала гостя танцами и пением рабов, выступлениями факиров и заклинателей змей. Она занимала его легким разговором, словно, вовсе не существовало Рима, словно, очертания войны были еще не видны, словно, не раскинулись многотысячные костры вдоль побережья моря.

Только в последний вечер, накануне отъезда, они остались вдвоем.

- Никогда еще мне не приходилось собирать такую армию, какую ты увидел, теперь, собственными глазами. Ни у кого нет такой армии! Даже, у Рима! сказала она.

- Да, царица, это так! Готов поклясться, что со времен Александра Великого не существовало такой армии! Возглавляемое таким талантливым полководцем, каким является Марк Антоний, эта армия становится непобедимой! Скоро весь мир будет у Ваших ног! А ты - Великая Клеопатра станешь единственной повелительницей всего пространства, вплоть до киммерийских пределов!

Клеопатра улыбнулась. Но прозрачное облачко в ее глазах, еле заметно, потемнело.

- Могу ли я принимать твои слова, как выражение поддержки и готовность на деле доказать это?

- Конечно, царица! Но я слишком слабый союзник для того, чтобы мог принести ощутимую пользу. Какая выгода урагану, вырывающему с корнем деревья от дуновения ветерка, не способного поколебать рыбачью лодку?

- Дорогой друг, слава о твоих умельцах, превращающих сырую шкуру овец в тонкую и мягкую кожу; слава о твоих портных и сапожниках, о мастерах корабельщиках простирается далеко за пределы Иудеи. Корабли, которые спускают на воду в Дамаске, тут же берут курс в твои бухты. И не золото, ни драгоценности не в состоянии изменить их курс. Даже, мой мудрый друг, учитель моих детей, Николай из Дамаска, сын несговорчивого корабела, не может повлиять на отца! Говорят, что на него никто не может повлиять. Кроме одного человека... Царя Иудеи!

- Мне приходилось слышать об этом ученом человеке, повергающих в изумление своими познаниями стариков. И я, с удовольствием, познакомился бы с ним. Отчего я не вижу его?

- Он болен. Уже три недели не встает со своего ложа. Но не нужно беспокоиться! Возле него находятся лучшие лекари, и скоро он встанет!

- Да, корабли из Дамаска идут в мои бухты, которыми, однако, распоряжается Рим, а не я.

- Рим далеко, а твои мастера разбросаны по неприметным селениям. Кто обратит внимание на портного, занятого своим обычным трудом?

- Ты, права, царица! Никто!

- В ближайшее время необходимо изготовить 2 тысячи пар обуви, пошить сто двадцать тысяч туник, шестьдесят тысяч зимних плащей. Готов ли ты, мой друг, внести свою лепту в общее дело против, ненавистного нам обоим, Рима?

- Царица! Пусть тебя это не беспокоит! Заказ будет выполнен со всей тщательностью!

- Хорошо! - удовлетворенно отреагировала Клеопатра, - А что касается кораблей, надо еще подумать. Рим - далеко! - опять повторила она.

Ирод не выполнил тогда ни одного обещания и этим спас свою жизнь. Когда по всей империи свирепствовали проскрипции и головы сыпались с плеч, как перезрелые яблоки, и стало неуютно восседать на иудейском троне, и бессоница стала единственной собеседницей, он, неожиданно, получил из Рима добрый знак. Прислал его сам Агриппа Марк Випсаний.

"Много было таких, кто жаждал твоей крови и бросал обвинения против тебя с тем азартом, с каким бросают игральные кости. А тебе известна страсть императора к этой игре!

Клянусь Юпитером, ты был на волоске от гибели! С большим трудом мне удалось уговорить императора отказаться от скорой расправы.

Я не забыл нашей дружбы, которая продолжалась все то время, пока я исполнял обязанности наместника Рима в Дамаске и услуг, оказанных мне, твоим протеже.

Слава богам! Октавиан прислушивается к моему мнению больше, чем к клекоту, окружающих его в изобилии, грифов. Мне удалось убедить его поверить в твою верность и твою способность удерживать спокойствие в Иудее, а также, держать в узде строптивых самарийцев и беспокойных галилейцев, склонных к бунту и измене.

Октавиан уступил, но потребовал вызвать тебя в Рим, дабы сам мог оценить правоту моего заступничества.

Но, дорогой друг, я не советую тебе спешить с выполнением этого приказа, даже, несмотря на опасность вызвать новый гнев Октавиана. Тебе надо придумать достойный повод и оттянуть приезд в Рим. Надеюсь, что с этим ты легко справишься...

Пусть остудится море недавно пролитой крови, а на могилах успеют вырасти новые цветы.

Я, со своей стороны, обещаю предпринять все меры к тому, чтоб благожелательное отношение к тебе императора не претерпело изменений".

Ирод перечитал письмо пять раз кряду и, только после этого, перевел дух. Так, измученный жаждой, вливает в себя пять стаканов воды один за одним, пока, не почувствует облегчения. "Услуг, оказанных мне, твоим протеже". Ирод возблагодарил Бога и быстро прочел молитву! Он хорошо знал происхождение этих "услуг", так как, все они были придуманы здесь, в Иерусалиме, в его собственной голове. Агриппа принимал подношения в Дамаске, но, часто, ценность их, незримо указывала на того, от кого они исходили. "В Рим, теперь, нельзя! Он прав! А, все-таки, Рим гораздо ближе, чем это, казалось, покойной Клеопатре!" Он приблизился к узкому окну. Стояла ночь. Звезды искрились, как те тысячи костров в лагере Клеопатры! От них остался один пепел...

- Нужен заговор! - произнес он вслух, - Нужен заговор против Рима! А я, Иудейский царь, верный друг императора, раскрою его и потоплю в крови. Вот, тогда, можно безбоязненно отправляться к Октавиану!

Как, почти, всякий умный человек, Ирод был циником. Напрасно его враги сочиняли небылицы о звериных инстинктах, о чрезмерном нездоровом возбуждении при виде крови и, чуть ли, не приписывая ему, склонности к вампиризму.

Совершающееся на глазах убийство, он воспринимал точно, так же, как любой простой смертный: содрогаясь от ужаса и испытывая восторг одновременно! Но ужас - более сильное человеческое свойство, и потому, может показаться, что оно одно и овладевает человеком в страшное мгновенье. Восторг - это швы на ткани, из которой пошит ужас. Восторг оттого, что чья-то, а не моя голова, слетает в эту секунду...

Ирод отдавал жестокие приказы, после которых тысячи несчастных подвергались изощренным пыткам. Их вешали, рубили, распинали на кресте. Но все это происходило за пределами дворца. Власть должна наводить на людей трепет! Или они, люди, сами расправятся с властью!

Во имя этого, Ирод не щадил никого и, даже, поощрял слухи о своей кровожадности.

Теперь, когда речь шла о собственной судьбе, в его голове вызревал зловещий план, должный поразить своей чудовищностью высокомерных римлян, презирающих смерть.

Спустя полгода Агриппа прислал второе письмо, в котором заверял иудейского царя в полном восстановлении доверия со стороны Октавиана и сообщал о снятии требования о немедленном прибытии в Рим. Кроме того, в письме говорилось, что император очень доволен новым посланником Ирода Николаем. "Этот вертлявый человек, с подвижным, как у обезьяны, лицом, а потому постоянно меняющем выражение, сумел в несколько месяцев настолько расположить к себе Октавиана, что тот, потеряв его из виду на короткое время, тут же начинает озираться, проявляет нетерпение и посылает разыскивать его. Даже, блистательный Гораций и изящный Меценат отошли в тень, не умея восполнить отсутствие невзрачного иудея и, кажется, начинают ревновать".